Я не хотела, чтобы эта игра заканчивалась.

Когда Ной повернул направо на Олд-Уиндмилл, гравитация этого поворота заставила эти пальцы глубже впиться в мое бедро. В этот момент, после молчания, которое тянулось как тайна, мне пришлось проглотить вздох-стон-писк, который его прикосновение вырвало из меня. Таков был негласные уговор — мы молчали. Не могли рисковать нарушить этот момент грубой реальностью слов или тяжелого дыхания.

Ной проехал мимо «Двух Тюльпанов», даже не притормозив, чтобы спросить, уверена ли я, что хочу поехать с ним домой. Он поехал вверх по холму, мимо указателей на ферму «Маленькие Звезды», мимо рядов яблонь. Когда мы подъехали к подъездной дорожке, ведущей к его дому, Ной бросил быстрый взгляд в мою сторону. Это был единственный признак — кроме его руки — того, что он знал о моем присутствии рядом с ним. Я бы все отдала, чтобы узнать, о чем он думает.

Мы остановились, свет фонарей на крыльце ярко освещал кабину и подчеркивал его прикосновение. Мы вместе смотрели на его руку, прижатую к темной джинсовой ткани, почти не решаясь прекратить игру движением или словом.

И он сделал это. Ной закончил игру, когда поймал мой подбородок другой рукой, наклонился и прильнул своими губами к моим. Он поцеловал меня так, будто делал это годами, всегда. Как будто он знал рельеф моего тела и знал все мои прихоти, потому что скользнул языком мне в рот, когда я этого захотела, прикусил мою нижнюю губу, когда мне нужно было что-то острое, провел большим пальцем по моей щеке, прежде чем я успела вылететь в окно и улететь в ночное небо. Он грубо сжал мое бедро, так, что, казалось, собрал весь жар и желание внутри меня и привязал их к этому месту, которое оказалось на расстоянии пульсирующей волны от моего клитора.

Он мог опрокинуть меня и покончить с этим.

Ной еще раз поцеловал меня в губы и встретился со мной взглядом.

— Я попытаюсь уложить Джен в постель, не разбудив. Возьми мои ключи. Открой дверь.

— Хорошо, — сказала я, хотя это не было похоже на мой голос. Это было похоже на мыльную пену, уплывающую из кухонной раковины, пустую и переливающуюся, прежде чем пузыри лопнут.

Ной перебирал связку ключей, пока не нашел нужный. Он протянул его мне, выгнув бровь дугой, как будто знал все о кипении в моем чайнике, который только и ждет, чтобы засвистеть. Как будто ожидал, что я раздвину ноги, возьму его за запястье и покажу, где он мне нужен больше всего.

Нет, этого не может быть.

Ной был милым и вежливым. Он бы никогда… нет. Не стал бы.

С другой стороны, та ночь в кладовке не была хрестоматийным определением вежливости.

— Иди, — сказал он, дернув подбородком в сторону дома.

Я взяла ключи и потянулась к дверной ручке. Он не отпустил мое бедро. Прошло несколько секунд, прежде чем я посмотрела вниз на его руку, а затем вверх, в его глаза.

— Тебе придется отпустить меня.

Он сглотнул.

— Я бы предпочел этого не делать.

Я бросила взгляд через плечо на спящую Дженни.

— Но немного уединения было бы неплохо, нет?

Помедлив, он кивнул.

— Это было бы очень хорошо.

Мужчина провел ладонью по моей ноге, затем скользнул ею вниз к колену и сжал ее в кулак на центральной консоли. Я не пошевелилась. Прожив казалось целую жизнь за те минуты, которые потребовались нам, чтобы добраться сюда, мне нужно было отдышаться, прежде чем положиться на то, что эти ноги перенесут меня через подъездную дорожку и поднимут на несколько ступенек.

Как только была готова, я сделала все возможное, чтобы вылезти из грузовика и не упасть на задницу. Это было достаточно просто, но с учетом таких факторов, как неровный гравий и звездная темнота, а также болезненное сжатие внутренних мышц, я держалась за ручку двери, пока не обрела равновесие.

Поднявшись по ступенькам, я отперла дверь, пока Ной поднимал Дженни, ее голова лежала на его плечах, а руки свободно обвились вокруг его шеи. Он внес ее в дом, подложив одну руку ей под попу, а другой прижимая ее тело к груди, и меня поразило, что Ной научился заботиться об этой девочке за последний год. Если бы я не знала правду, то решила бы, что он ее отец и обожает ее с того момента, как девочка появилась на свет.

Он взглянул на меня, направляясь к лестнице.

— Стой здесь, — прошептал он.

Я смотрела на его задницу, пока он поднимался по ступенькам, и все еще чувствовала его руку на своей ноге. По памяти я могла измерить расстояние между кончиком его мизинца и вершиной моих бедер. На секунду я позволила себе окунуться под поверхность этого тепла и позволить ему впитаться в мою кожу.

Впервые за слишком долгое время я почувствовала себя полностью живой. Я не была высохшей оболочкой. Не была шелухой. Я не мучилась из-за всего, что потеряла. Мне не хотелось кричать от ярости, когда шар опустится в полночь в новогоднюю ночь, вместо того чтобы поцеловать кого-то.

Мне было хорошо, я чувствовала себя настоящей и возбужденной, и не могла вспомнить, когда в последний раз такое было рядом с другим человеком. Мне не хотелось копать слишком глубоко в том, когда я в последний раз была с бывшим женихом. Это было похоронено в прошлом, и я хотела сохранить его там, хотя без особых раздумий понимала, что с ним я так не реагировала. Я не была уверена, что вообще когда-либо реагировала подобным образом.

Вместо того чтобы потратить хоть одну минуту на размышления об этом, я поставила перед собой задачу навести порядок на кухне Ноя. Сложить несколько полотенец, вымыть пару чашек в раковине, вытереть пятно с дверцы холодильника. Я открыла холодильник — а вдруг там есть пятна на краю дверцы? — и разложила все, что нашла внутри. Не сказала бы, что там был беспорядок, хотя я перевернула все банки с джемом так, чтобы их этикетки были обращены вперед, и выстроила коробки с соком в два ровных ряда.

— Проголодалась?

Я подскочила при звуке голоса Ноя, низкого и грубого настолько, что он прошелся по моему позвоночнику и вызвал трепет за пупком.

— Я упорядочиваю, — сказала я.

— Что ты делаешь?

— Упорядочиваю, — повторила я. Я жестом указала на открытые дверцы холодильника. — Твои коробки с соком лежали в хаотичном порядке, а этикетки на банках джемов были повернуты в двадцати разных направлениях.

Он заглянул в холодильник.

— У меня там не может быть больше пятнадцати банок джемов.

— Как я и сказала.

Кивнув, он закрыл дверцу и двинулся ко мне. Инстинктивно я сделала шаг назад, затем еще один, пока не уперлась в столешницу. Мужчина последовал за мной, его глаза были темнее, чем я когда-либо видела. Он опустил руки на мою талию и крепко сжал.

— Могу я прикоснуться к тебе?

Из меня вырвался смешок.

— Ты прикасался ко мне всю ночь.

Ной прижался своим лбом к моему и просунул руку между моих ног. Он быстро и крепко сжал меня там, толкая вверх. Я вскрикнула и вцепилась в его плечи, когда мужчина сжал и погладил меня по джинсам. То, как он схватил меня там, было невежливо. Настолько далеко от вежливости, что это граничило с унижением, как будто он чувствовал себя вправе осмотреть меня, прежде чем отнести в постель.

И… мне это понравилось?

То есть, да. Мне понравилось. И я была уверена, что он знал об этом, потому что чувствовала, как пульс бьется в самом моем центре. Я пульсировала и была ужасно мокрой после поездки сюда, и это был лишь вопрос времени, пока мое возбуждение пропитает мои джинсы. Если уже не пропитало.

О боже. Он это тоже заметит.

Это была еще одна вещь, которая мне понравилась?

Никто никогда не обращался со мной таким образом. Было ощущение, что я хожу на цыпочках по краю бритвы между тем видом секса, который я знала и понимала, и чем-то совсем другим. Таким, который начинался со сладких поцелуев на колесе обозрения и переходил в оргазм посреди кухни, прежде чем кто-либо успевал раздеться.

Для меня это было бы впервые.

— Я хочу прикасаться к тебе вот так, — сказал он, его слова были едва слышны, как рычание. Он провел ногтем по шву моих джинсов, и, клянусь, этот звук отозвался в моих костях. — Я хочу… черт, Шей, я не могу сказать тебе и половины того, чего хочу от тебя.