Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

— Должна, — кивнула Луша. В первый раз ей было боязно, хоть и видела она, как справно у бабки выходит.

А богатырь неожиданно взял ее руки в свои, прижал к груди, согревая, и Лукерья почувствовала, как наполняет ее чистая древняя сила.

— Что это? — охнула она, не решаясь отнять руки.

Богумил лишь подмигнул, отпуская, и скрылся за дверью. Луше показалось, что на прощанье он ободряюще шепнул:

— Я рядом.

Тянуть дальше было некуда. Вот и в комнате никого, и кукла готова, и слова заветные на языке крутятся, на волю просятся. Сталбыть, пора. Ведьма закрыла глаза. В одной руке она держала тонкую иглу с белой нитью, другой касалась куклы. И зазвучали древние слова, завертелось все вокруг пламенным вихрем. А хрупкая рыжая ведьма стояла, будто и не замечала ничего, лишь говорила, не прерываясь, чтоб колдовство не нарушить.

— … да будет так, как я повелела, — наконец, сказала она.

Уколола палец иглой, охнула от боли и принялась шить, покуда белая нить не закончилась. Стоило ей убрать иголку, куколка вздохнула и моргнула синими глазами. Значит, все Лукерья сделала правильно. Это ведьма поняла уже лежа на полу, закрывая глаза от усталости.

Очнулась она от того, что кто-то влажной тряпочкой коснулся ее лба. Голова ведьмы покоилась на коленях Богумила, богатырь глядел на нее встревоженно, а стоило ей открыть глаза — с облегчением вздохнул. Луша улыбнулась пересохшими губами.

— Получилось?

— Получилось, — дернул плечом богатырь. — В сенях рыдают. Все трое.

Он помог ведьме подняться, подал воды, а потом неодобрительно покачал головой:

— Как же ты так, неосторожно?

— Я первый раз, — обезоруживающе улыбнулась Луша. — Главное ведь, что получилось.

— Угу, — буркнул Богумил. Сердитая морщинка меж его бровей разгладилась, но улыбаться в ответ он не спешил. А потом и вовсе признался. — Я испугался за тебя.

— Прости, — смутилась Лукерья. — Я должна была… Мы ведь к источнику идем, а я тут…

— Да я не о том, — отмахнулся богатырь. — Про источник я даже не подумал. Я просто…

И они оба замолчали, не решаясь сказать то, что было на сердце. Неловкую тишину разорвал голос Марфы, враз помолодевшей и посвежевшей. Она заглянула в комнату, увидала ожившую Лушу и позвала остальных. Когда старик и вновь обретенная дочь вошли, ведьма не могла отвести взгляда от Снегурочки. Ладной, прекрасной, живой. Да и выглядела она не как сшитая из лоскутков, а как самая настоящая девица — румяная и хорошенькая. Кровь ведьмина способна была сотворить настоящее чудо.

— Спасибо, — нежным голосом молвила Снегурочка. — Я и мечтать не могла о таком спасении! Вовек благодарна тебе буду, сестрица. Коли могу чем помочь — только позови, мигом явлюсь.

Луша улыбнулась. Сестрица. Верно девица сказала, есть в ней теперь капля Лушиной крови. И от понимания того, что где-то в этом мире будет жить еще один близкий ей человек, на сердце ведьмы потеплело.

В путь-дорогу собирались суматошно и шумно. Марфа все пыталась уговорить Богумила прихватить кадушку квашеной капусты, тот со смехом отказывался, представляя, как они будут ловить ее на спине Горыныча. Прознав о трехглавом змие, что дремал все это время за пригорком, старушка поначалу перепугалась, а после собрала ему корзину пирогов. Чем отблагодарить Лукерью, она не знала, оттого ей было неловко. И пусть сама ведьма от всяческой благодарности отказывалась, говорила, что лучшей для нее наградой стало счастливое лицо Марфы и радостная улыбка Петра.

Обнялись со Снегурочкой, попрощались со стариками, разбудили Горыныча. Луша взволнованно рассказала змию о воскрешенной Снегурочке, а Горыныч спросил:

— А этот-то все это время чего делал?

— Курей гонял, — фыркнул Богумил.

Лукерья удивленно посмотрела на богатыря, отчего-то стесняющегося своей помощи, но тот лишь подмигнул. Ну и пусть, не хочет — не надо, она, Луша, настаивать не будет. Снова пришлось сыну Ивана-царевича лезть на спину Горыныча самому, а ведьма царевной зашла по крылу. И даже не спорила, когда Богумил прижал ее к себе, позволяя не царапать пальцы о колючую змееву чешую.

— Куды теперь? — поинтересовался Горыныч.

— Куда лента скажет, — отозвалась Луша, выпуская подарок Василисы. Алая змейка скользнула ввысь, а за ней тотчас взлетел огромный трехглавый ящер, уносящий на своей спине богатыря, хранящего секреты, и рыжеволосую ведьму, отчаянно пытающуюся их разгадать.

Глава 27. Катится колобок, катится…

Румяный Колобок, чуть присыпанный мукой, споро катился по лесу, подпрыгивая на кочках. И ни единой на нем соринки не было, ни крошечки не отломилось. Иначе, чем чудесами, объяснить это Васена не могла. По ее мнению любая булочка после такого долгого и трудного пути должна была раскрошиться, испачкаться и покрыться следами раздавленных ягод лесной земляники. Ан нет, ни единого пятнышка на Колобке. Будто только что из печи.

Отдохнувшая и впечатленная собственной смелостью, девица пробиралась по лесу, не обращая внимания на то и дело хлещущие по лицу древесные плети, жмурясь, когда пробивалось сквозь плотные кроны яркое летнее солнце. Суровый Ратислав, придерживая нетерпеливого коня, брел за ней, по мере сил отводя от Васены еловые лапы, чтоб не поцарапали нежные румяные щеки.

Правнук Кощея думал. О девицах, что встречались ему прежде. Словно хитрые лисы ластились они к Ратиславу, предлагая даром то, что он предпочел бы завоевать. Они были хороши. Хлопали пышными ресницами, чарующе улыбались алыми, будто спелые ягоды, губами. Ходили все, как одна, покачивая крепкими бедрами, прижимались к нему пышной грудью. Но ни перед одной из них он не испытывал и сотой доли того трепета, какой охватывал его при одной лишь мысли о Василисе. О девице, которой, казалось, вовсе не важно было, чей он правнук и насколько силен. О той, что не желала ни бус, ни пряников, а чтобы заслужить ее улыбку пришлось договориться с самой Жар-птицей. Поцелуй вышел и того дороже, стоил Ратиславу меча-кладенца, но он не жалел.

Стала ли Василиса к нему мягче? Может, лишь на крохотный шаг ближе. О том, что было в библиотеке, не вспомнила ни разу, следовала за ним, будто не девица, а равный в бою богатырь: не жаловалась, не просила, Ратислав был уверен, что даже со спины бы прикрыла, коли понадобилось. Благо, не пришлось. А ему безумно хотелось прижать к себе непокорную Васену, зацеловать до румянца. И не отпускать, никогда больше не отпускать. Ту единственную девицу, во всеуслышанье заявившую, что сбежала от назойливых женихов, оттого что замуж не хочет.

Васена тоже думала. О том, отчего не пачкается Колобок, далеко ли до края леса, что ждет их впереди. Думала о том, как там Луша, осталась ли в Академии, а может, отправили ее наставники искать второй источник. А если да — то кто ее спутник, хватит ли ему сил защитить наследницу Яги. А потом снова о себе. Василиса жалела, что не удосужилась достать из сумки припасенную книгу, сама себя корила, что лучше б вместо последнего пирога пару строк прочитала об источнике. Теперь же они скакали за Колобком, уводившим их куда-то прочь от выбранного пути, и что делать дальше, Василиса не ведала. Поцелуям в ее мыслях места не нашлось.

Когда девица уже притомилась подпрыгивать вслед за Искоркой через извилистые, будто зеленые змеи, древесные корни, впереди забрезжил свет. А уже через пару мгновений путники выбрались в поле, полное подсолнухов. Ярко-желтое, сочное. А над полем — ясное, без единого облачка небо. Солнце разгулялось так, что Василиса прикрыла глаза ладонью, а Ратислав поморщился. Колобок же радостно подставлял румяные бока под лучи, нежась и стряхивая муку.

— Ну вот, вывел я вас, куда мог, — сказал он. — Дальше-то мне никак нельзя, там за полем деревушка, сунусь туда — точно кто-нибудь на зуб попробует.

— Как же ты в лесу, один-одинешенек? — забеспокоилась Василиса. — И тут ведь опасностей полно, вот лиса тебя чуть не съела.

— Тю, так то лиса! — засмеялся Колобок. — От зайца-то я ушел, и от волка ушел, и от медведя… А лиса… Понял я, глуховата малость, неча ей песни распевать, коли голоса моего славного оценить не в силах. Пусть где-нибудь подальше зубами своими клацает, а я тут погуляю, да назад, к бабке с дедом. На оконце заберусь, отдохну.

24
{"b":"879213","o":1}