— Луша, Лушенька! — зашептала она. — Бабка-то твоя, от которой ты сюда убежала, неужто и правда меж мирами ходить может? А научиться этому как?

— Никак, — сквозь сон отозвалась Лукерья. — В крови это у нас, от матери к дочери идет. Но пройти и так можно.

— Научи! — попросила Васена.

— Да там просто все, — пробормотала ведьма. — Глоток живой воды.

И уснула так крепко, что даже Аленкин петух разбудить бы не смог.

Поутру, когда рассеянная после бессонной ночи Васена медленно заплетала косы, Лукерья протянула ей крохотную склянку.

— На вот, вода живая, — пояснила она. — Давеча Ярослава поделилась, они с Лешачихой на прошлом уроке за ней ходили. Да бери, там еще есть.

— Спасибо, Лушенька! — воскликнула обрадованная Василиса. — Теперь Ратислав точно с собой возьмет! Мы и источник отыщем, и заклятий защитных поставим, я тут вычитала…

Она собиралась еще что-то сказать, но ее прервал настойчивый стук в окно. Васена распахнула ставенки и охнула от удивления: в их комнату влетела Жар-птица. Прежде царственная и степенная, теперь она скорее напоминала испуганную курицу. В ее когтистых лапах были заповедные груши, которые она выронила на постель Василисе. А потом заговорила, да не певуче, а сердито:

— Обманул! Всех обманул! Ну наследничек Кощеев, догнала бы его, отхлестала горящими крыльями, да он вроде за правое дело. Но разве ж можно так⁈ Ему когда сказали, через два рассвета! А он⁈

— А он? — эхом отозвалась Василиса.

— Коня седлает за воротами, думал, не хватится никто. Ох, бедовый, даже за грушами не зашел! Беги скорее, не управиться ему одному. Нестор зря ничего не говорит, да только Ратислав гордый, в силе своей уверенный, никогда никого не слушает. Недаром его прадед наказал.

Василиса подхватила дорожную сумку, зачем-то лежащую на дне шкафа, наскоро бросила в нее склянку живой воды, заповедные груши и, подумав немного, туда же положила книгу с летописями. Она рассудила просто: библиотека тайная, никто не хватится, а им в пути нужнее. Вот отыщут источник, обратно воротятся — она и книгу на место положит.

Жар-птица все это время летала по комнате, роняя огненные искры. Луша поначалу тушила, а потом рукой махнула. Все равно они гасли, пока падали, так и чего силы тратить. Куда больше она за Васену волновалась. Она-то, Лукерья, к дальним дорогам да лесам привычная. А Василиса прежде с маменькой и папенькой жила, забот не ведала, кроме женихов нежеланных. Сможет ли Ратислав ее сберечь? В том, что Васена до конца биться за силу источника будет, ведьма не сомневалась. но одно дело, когда ты одна, а совсем другое — коли рядом крепкое богатырское плечо.

А Василиса собираться тем временем закончила. Последними в сумку полетели оставшиеся с вечера зачарованные пироги да бурдюк с водой. Жар-птица, прекратившая метаться, выхватила клювом огненное перо их хвоста и Васене протянула.

— Любую непроглядную тьму осветит, — пояснила она.

Василиса поблагодарила птицу, выпустила ее в окно. А потом повернулась к Лукерье.

— Не знаю, свидимся ли снова, — начала Васена, — да только знай, что ближе тебя у меня подруги не было.

— Себя береги, — прошептала Луша. — Свидимся, как же иначе! Еще на свадебке вашей с Ратиславом погуляем.

— Ну, шутница! — грустно улыбнулась Василиса. — Чего думать о том, чему сбыться не суждено? Давай лучше о силе мечтать, что источник дарует. Вдруг тогда я взаправду колдовать смогу, как Василиса Премудрая? Славно было бы!

— Славно, — кивнула Лукерья.

Девицы крепко обнялись на прощанье, дружно поплакали над тяжкой долей, а потом Василиса подхватила сумку и тихонько, стараясь не разбудить пока еще спящих учеников Академии, побежала за ворота, где собирался в дальний путь Ратислав. Изо всех сил она старалась о том, что давеча приключилось, не думать. Убеждала себя в том, что ей лишь спасти Академию надобно, а то, что в попутчики правнук Кощея достался, так что ж теперь, с наказом Нестора спорить? Суждено, сталбыть, так. С этими мыслями Василиса открыла тяжелые ворота, вздохнула с облегчением, увидав, что богатырь как раз подвязывает к седлу коня бурдюк.

— Ратислав! — позвала она. — Ты, никак, сбежать надумал?

— От тебя разве сбежишь, — отозвался богатырь. — Ох, Василисушка, я ведь сберечь тебя хотел.

— Не кликай беду, — отмахнулась Васена, хотя и было ей страсть как боязно.

— Не стану, — улыбнулся Ратислав. Он коротко свистнул, и откуда-то тотчас прискакала молодая белоснежная кобыла с умными глазами. Богатырь наскоро навесил на нее свое седло, подхватил легкую, как пушинка, девицу и осторожно усадил на кобылу. — Звездочкой ее кличут.

— А ты как же?

— А мне и без седла неплохо, — отмахнулся он, лихо запрыгивая на черного, как сама ночь, коня.

А пока Василиса и Ратислав в путь-дорогу собирались, Лукерья задумчиво крутила в руках алую ленту, подаренную Васеной. Надо бы и ей поспешить. Зелья да отвары собрать, пирогов в дорогу. И за живой водой к Ярославе забежать. Она-то сразу догадалась, кто должен ко второму источнику идти. Кому, как не правнучке самой Яги, навье пламя приручать? Благо, Василиса не поняла. Подругу волновать Луша не желала, хватит с нее и Ратислава. Она верила в то, что справится. Вот только воду у Ярославы лучше все-таки попросить…

Едва ранний рассветный луч пощекотал румяную Лушину щеку, девица тотчас открыла глаза и подскочила на постели, коря себя за слишком долгий сон. Васена-то глаз не сомкнула, спасать Академию унеслась, а она, Луша, чем хуже? Разлеглась, пуще царевны на простынях белых, да сопела до самого утра! Ох и стыдно.

Пока с трудом заплетала в косы рыжие волосы, привычные к свободе, умывалась нарочно ледяной водицей, чтоб взбодриться, себя уговаривала:

— Коли собираться куда, так не наскоком, зелья да отвары подготовить надо, платок теплый да бурдюк воды. И отдохнуть перед тяжкой дорогой — не грех, усталый путник — легкая добыча. А кто его разберет, что там по пути повстречается.

И все равно Лукерье было совестно. Перед утренней трапезой она успела забежать за живой водицей к Ярославе. Та поохала, конечно, но вторую склянку все же дала. А потом ведьмы вместе отправились в трапезную, где, к их удивлению, царственно восседала Милана в окружении чаровниц. Девицы слушали, вытаращив глаза и открыв рты, одна лишь Аленка задумчиво головой качала. Когда ведьмы подошли к столу, услышали обрывок последней фразы:

— … зачаровала она Ратислава, точно вам говорю! Иначе разве променял бы он меня на эту мышь бледную?

— Да тебя даже на гадюку променять — и то больше пользы будет, — не удержалась Луша. — Ты, давай-ка, не бреши, на подругу мою напраслину не возводи. Коли надумала себе чего, так это твоя беда, а не ее. А то, что Ратислав сам подле нее вился, все чаровницы видели, верно ведь?

— Видели, — ответила за всех Аленка. — Говорили мы тебе, Милашка, не по тому ты богатырю вздыхаешь. Этому не царевна в палатах, а хозяйка в доме нужна. Да такая, чтоб и коня на скаку остановила, и пирогами накормила. Не горелыми да пересолеными, как твои. Права Лукерья, женихов здесь Василиса не искала. Коли вышло так — судьба, не иначе.

— Тьфу на вас! — рассердилась Милана, выбегая прочь из трапезной.

Чаровницы тотчас принялись про нее сплетничать, а Аленка поглядела вокруг, и тихонько спросила:

— Где Васенка-то? Завсегда же вместе ходили.

Так же тихо, шепотом в подставленное девичье ушко, рассказала Луша Аленке про то, как явилась к ним сама Жар-птица, а ей отказать никто не осмелился бы. Вот и бросилась Василиса Академию спасать. Аленка вздыхала, охала и испуганно прижимала ладони к румяным щекам.

— Что теперь будет-то, — наконец, проговорила она. — Неужто и впрямь так худо? Если Ратислав в путь отправился. Ой!

— Что? — испугалась Луша.

— Силы-то его Кощей забрал, чтоб черное колдовство не творил… Наказан же…

— Беда, — протянула Лукерья. — А у Василисы из колдовских умений одна книга с летописями, да ум недюжинный.