— Вот видите. К тому же нам известно из совершенно достоверного источника, что на просьбы прислать дополнительно людей командование фронтом ответило отказом. Могу вам доверительно сообщить, что вот сюда, — врангелевский посланец обвел местность между Николаевом и Херсоном, — через Днепр доставляется оружие.

— Точно! — снова подтвердил Николя.

— Дальше. Вот этот участок, — посланец Врангеля провел карандашом по побережью Черного моря от Очакова до Днестровского лимана, — обороняют 121-я бригада 41-й дивизии и отдельный батальон пограничной охраны. Обе части неполного состава, в батальоне примерно половина штатного количества красноармейцев, а в бригаде и того меньше. Так что они тоже не представляют серьезной военной силы. Их превосходительство генерал Слащев предложил план, с которым выразил полное согласие верховный главнокомандующий Петр Николаевич Врангель. Здесь, — сделал карандашом кружок между Николаевом и Херсоном, — и здесь, — обвел Ландау и прилегающие к нему колонии, — поднять восстание. Из-за Днепра, — прочертил стрелку, — и с моря, — прочертил другую, — вам будут подброшены подкрепление и оружие, вплоть до артиллерии. Фронт окажется рассеченным на отдельные участки. Херсон, Николаев, Очаков и Одесса окажутся изолированными и скоро падут, повстанцы вместе с регулярными частями займут Вознесенск, Помощную, а оттуда — прямой путь, — и большая стрелка потянулась на север, — туда, где за пределами карты находилась Москва.

— Отдельных господ офицеров я уже знакомил с этим планом, правда, в общих чертах, — сказал князь Горицкий. — Детализация только подчеркивает, что план вполне реален.

— Несомненно, несомненно… Меня несколько смущает, что людей у вас, — посланец взглянул на листок с записанными на нем цифрами, — маловато…

— Мы учитывали только наиболее активных, преданных людей, — успокоил его князь Горицкий. — Когда восстание начнется, к нему присоединятся все жители, восстание станет массовым. Кроме того, начало мы думаем приурочить ко дню, когда будет объявлена мобилизация и в волостях соберется много призывников. К сожалению, мы пока еще не знаем время призыва. Но уверяю вас, это нам будет известно своевременно.

— Что ж, это очень хорошо. Под видом родственников и сопровождающих вы можете подтянуть в волостные пункты большое количество людей, на подводах тайно доставить оружие…

— Оружия у нас маловато, особенно пулеметов.

— Важен первый успех, потом оружие вы получите.

— У нас нашелся отличный специалист по пулеметам, сейчас он приводит их в порядок, — заговорил Булдыга-Борщевский. — И у меня есть предложение создать из имеющихся пулеметов подвижной ударный отряд, как в армии Махно…

— Я думаю, вы рассмотрите это предложение, — взглянул на князя Горицкого эмиссар Врангеля.

Тот согласно наклонил голову.

— А сейчас, господа, по местам. Просьба здесь не задерживаться, чтобы не вызвать подозрений. Желаю успеха вам, господа.

Люди стали расходиться. Последними покинули комнату Горицкий с представителем врангелевской армии.

Утром все пошло обычным порядком, как будто ночью и не было никакого совещания. Тишина повисла над селом, тихо было и во дворе Гильфера.

За завтраком Тимофей встретился с Настей.

— Ну что? — спросил шепотом.

— Ничего не удалось узнать. Хозяин все время сторожил во дворе, а потом разъехались.

«Подготовка идет полным ходом, — подумал Недоля. — Умеют, сволочи, тайну хранить…»

Что оставалось делать? Пошел к пулемету, разобрал его еще раз, начал протирать детали.

Часов в десять появился Булдыга-Борщевский. Такой же, как и всегда, — прямой, подтянутый. Только набрякшие веки да мутные глаза свидетельствовали — с перепоя.

— Ну как? — кивнул на пулемет.

— Порядок. Только и этот проверить надо.

— Это можно. Перед вечером попробуем. Ну а других ты можешь обучить вот так же стрелять?

— А чего ж? Если будут стараться — пожалуйста.

— Значит, с завтрашнего дня станешь наставлять своего дружка, как его? Жора…

— Георгий Утробин. Мичиганом мы его в училище прозвали… Но тогда нужно двух, первый и второй номера.

— Будет и другой. Но тебе тоже второй номер требуется?

— Вообще-то не помешает. А то я и один управлюсь…

А на следующий день прибыл Жора Мичиган с упитанным толстогубым парнем, который все время что-то жевал.

— Сказали, что ты пулеметчиками нас хочешь сделать.

— Да? А мне сказали, что вы хотите ими стать.

Жора вздохнул.

«И зачем мне этот пулемет нужен! — подумал он с горечью. — Ну куда-то съездить, кого-то привезти, а быть пулеметчиком…» И мелькнули перед его внутренним взором мельница, омут, Лушка; придется им сказать: «Прощай надолго, если не навсегда».

Спросил негромко:

— А это опасно?

— Что?

— Ну, пулеметчиком-то?

Уж чем-чем, а особой храбростью Жора никогда не отличался — это Недоля знал хорошо. И не в его интересах было преуменьшать опасность.

— Конечно! Противник при наступлении первым делом старается подавить огневые и особенно пулеметные точки, сосредоточивает на них весь огонь… Так что пулеметчика могут и оглоушить.

— Какое — оглоушить? Шарахнут — костей не соберешь! — И кровь отлила от лица Жоры; надо же так, три года идет война, и все три года он счастливо избегал мобилизации как белых, так и красных. То прятался, то мать давала ему какое-то варево из трав, отчего у него поднималась температура, как у тифозного. Но чаще всего выручала отцова мельница. Когда деньги печатали кому не лень и счет их велся на миллионы, мука по своей ценности соперничала с золотом. Если нужно было откупиться — откупался мукой. А теперь, можно сказать, свои прибрали к рукам, да еще ставят на самое опасное место.

— А где… Ну, не так опасно?

— Да как тебе сказать? Везде опасность есть: и стрелком, и конником… Разве только кашеваром или писарем поспокойнее, но тоже всякое случается.

— Да… — И Жора снова вздохнул, а толстогубый парень все время стоял рядом, молчал, глаза его ничего не выражали, только челюсти беспрерывно работали.

— Ну как, начнем?

— Начнем… — согласился Жора похоронным голосом.

— Да сними ты свою дурацкую бороду. Не идет она тебе.

— Теперь-то она уже ни к чему, сбрею…

Губастый парень был из немцев-колонистов, звали его Иоганном, а для краткости Еганом. Все, что говорил Тимофей, он запоминал, но как-то механически. Вставлять ленту в приемник он научился сразу, подавал ее правильно, но малейшая неисправность, перекос, и этот увалень не знал, что делать. А Жора ничего не мог запомнить. Все наставления Тимофея он сразу же забывал начисто.

— И зачем это нужно? — сокрушался Мичиган. — Ведь как хорошо раньше жили! Мы с тобой уже закончили бы учебу…

Тимофей промолчал; возможно, Жора и закончил бы, но ему-то пришлось уйти на завод.

— Или же… — начал было Жора, но Недоля перебил его, в спор вступать он не мог, а соглашаться и поддакивать не было никакого желания.

— Давайте постреляем…

— Давай… — чуть слышно согласился Жора.

Тимофей невольно улыбнулся.

— Ты чего? — хмуро спросил Мичиган.

— Да так… Вспомнил, как меня учили…

…Пулеметчиком Тимофей стал под Новороссийском, когда Днепровский полк охранял там берег. Учителем его был водолаз из Морпартии, созданной для подъема погибшего за год до революции дредноута «Императрица Мария». Водолаз был невысок ростом, плечист, носил чуб чуть ли не до глаз, а в ухе — диковинную серьгу с какими-то непонятными письменами. В особые подробности при объяснении матрос не вдавался, но любой пулемет мог разобрать и собрать с завязанными глазами и огонь вел в точку: брил, а не стрелял.

— Начинай! — оторвался Тимофей от воспоминаний. Еган вставил ленту, Жора прилег у пулемета.

— Прицельную рамку подними.

Послушался Жора, поднял, нажал на гашетки, прозвучала дробь очереди. О господи, только две пули выбили светлые пятна в самом верху обрыва, а остальные пошли «за молоком».