Генерал прошёл внутрь здания, рассеянно кивая в ответ на приветствия матросов, охраняющих Адмиралтейство, его неизменная свита неслышными тенями последовала за ним.

Центральный исполнительный комитет военного флота заседал здесь, в Адмиралтействе, и, к удивлению Корнилова, в едином порыве встал, чтобы поприветствовать диктатора, когда тот вошёл в огромный кабинет, в котором его ждали флотские депутаты. Многие из которых ещё недавно присутствовали на Государственном совещании в Москве и освистывали его с левой стороны зала. И генерал Корнилов быстро понял, почему его поприветствовали именно так. Его просто боялись.

— Прошу садиться, — произнёс Верховный, проходя к своему месту во главе стола.

Депутаты Центрофлота, моряки самых различных чинов, послушно расселись по своим местам за длинным столом. Корнилов предупредил заранее, что будет присутствовать на очередном заседании,видимо, напугав комитетских до дрожи.

Повисла тишина, разгоняемая лишь неловким покашливанием и скрипом стульев, на которых нервно ёрзали комитетские.

— Как говорил государь Александр Александрович, у России всего два союзника — армия и флот, — решил начать генерал.

Комитетские внимательно слушали, ожидая продолжения.

— Вот только по последним действиям флота складывается впечатление, что он полностью перешёл на сторону Германии, — добавил Корнилов, и зал взорвался возмущёнными криками.

Депутаты, от простых матросов до высших офицеров, кричали, словно на базаре, всеми силами пытаясь убедить Верховного в своей лояльности. Такое обвинение, по сути, прямо указывающее, что все моряки изменили Родине, было оскорбительным и по смыслу, и по форме, и сдержать своего недовольства они не могли.

— Прошу тишины, — произнёс генерал, поднимая руку.

Это не помогло. Моряки продолжали кричать и спорить, дошло до взаимных обвинений, черноморцы обвиняли балтийцев, балтийцы обвиняли черноморцев, представители Сибирской и Каспийской флотилий обвиняли всех остальных. Раздор и взаимное недоверие не давали им сплотиться против общего противника — Верховного Главнокомандующего, и он как раз собирался этим воспользоваться. Разделяй. Властвуй.

— Корнет, — тихо попросил Верховный у Хана, стоявшего за его спиной.

Тот, недолго думая, вытащил револьвер и выстрелил в потолок. Все замолчали в одно мгновение, в ушах звенело у каждого. Выстрел в закрытом помещении прозвучал оглушительно громко.

— Я сказал, я прошу тишины, — произнёс Корнилов. — Слушайте меня внимательно, господа моряки.

Один из балтийцев вскочил со своего места.

— Товарищи! Это произвол! Это немыслимо! — задыхаясь от возмущения, прокричал он.

— Выведите его, — приказал генерал.

Два дюжих туркмена синхронно шагнули к нему, чтобы взять под руки, и весь состав исполнительного комитета заворожённо следил за их действиями. Как кролики, загипнотизированные большой голодной змеёй. Один только балтиец продолжал кричать.

— Это недемократично! Это противозаконно! Вы не посмеете! Диктатор! Трус! — брызгал слюной матрос, пока его не вывели из кабинета.

И что-то подсказывало остальным морякам, что больше они своего товарища никогда не увидят. Кажется, теперь они были выслушать любое заявление генерала, даже если бы он объявил о том, что необходимо полностью распустить флот, затопить корабли и атаковать Кайзерлихмарине врукопашную. Исполнять бы не стали, но выслушали бы со всем вниманием.

— Значит так. Скажу прямо. Изначально я хотел распустить все комитеты, но теперь понимаю, что это не выход, — произнёс Верховный. — Комитеты на флоте останутся. Но никакой политики на флоте быть не должно, это во-первых, а во-вторых, вмешиваться в распоряжения командования, даже в хозяйственно-бытовых вопросах, им будет запрещено.

Флотские молча внимали, даже и не пытаясь возражать, но по лицам было заметно, что каждый из них недоволен. Генерал Корнилов отнимал у них власть и все рычаги давления, так долго и тщательно выстраиваемые комитетами ещё с дореволюционных времён. Но все понимали, что с ними всё равно придётся считаться, других моряков у новоиспечённой республики не было.

Это не пехота, где можно было вручить вчерашнему деревенскому болвану винтовку и бросить в бой. Это флот, где каждого матроса нужно было долго и тщательно обучать.

— Единоначалие должно снова стать основой дисциплины. Балтийский флот переходит под командование адмирала Колчака, как только он вернётся из своей поездки. До того момента командовать продолжит контр-адмирал Развозов. Черноморским флотом продолжит командовать контр-адмирал Немитц, — тоном, не терпящим возражений, произнёс Верховный.

Корнилову хотелось сказать несколько слов про то, что Балтийское побережье фактически оголено, что флот неспособен выполнять задачи по защите страны, и что необходимо усилить группировку в Рижском заливе, но, глядя на лица комитетских, решил, что его речь тут же станет известна немецкой разведке, и поэтому он ограничился лишь парой общих фраз.

С флотом вообще предстояло много тяжёлой и последовательной работы, мятежный анархистский Кронштадт по-прежнему отказывался подчиняться новому правительству. Более-менее соглашались на сотрудничество Черноморский флот и Сибирская флотилия. Основная проблема находилась на Балтике, ближе всех остальных к Германии, её шпионам и агитаторам.

— Вопросы? — хмуро произнёс генерал после своей короткой речи.

Будь здесь побольше представителей Центробалта, матрос Дыбенко с матросом Железняковым, увешанные пулемётными лентами, вопросы наверняка бы прозвучали, и достаточно каверзные. Но меньшевики и эсеры решили не искушать судьбу лишний раз.

— Вопросов нет, — буркнул один из депутатов.

— Вот и славно, — улыбнулся Верховный.

Проблему флота это не решит, и что с кронштадцами, что с Центробалтом сам собой напрашивался силовой вариант, вот только к нему новое правительство пока не было готово. Только если после того, как угроза германского десанта перестанет маячить на горизонте. Но в том, что силовой вариант решения проблемы неизбежен, были уверены и моряки, и правительство. Вопрос стоял только в том, когда это произойдёт. Будет крейсер «Аврора» стрелять по Зимнему, или броненосец «Слава» будет стрелять по Кронштадту.

Корнилов стоял в кабинете и смотрел на огромную карту империи, висящую на стене и утыканную флажками. Генерал-квартирмейстер Романовский лично подготовил её для Верховного Главнокомандующего. Работа была проведена грандиозная, по каждому уезду каждой губернии составили доклады, кому подчиняется руководство этих территорий. Правительству, самопровозглашённым местным Советам, никому или каким-то третьим силам.

Фронт и прифронтовые территории выделялись отдельно, оккупированные противником города — тоже.

— Любопытно, любопытно, — пробормотал Корнилов.

Теперь, когда внутриполитическую ситуацию можно было увидеть вот так наглядно, становилось ясно, что положение генерала остаётся достаточно шатким. Новая власть крепко держалась только в столице и прифронтовых регионах, остальные губернии подчинялись генералу лишь формально.

С этим тоже нужно было что-то делать.

— Отличная работа, Иван Павлович, — сказал генерал. — Благодарю вас.

Романовский молча кивнул, тоже разглядывая карту. Он слыл не самым приятным в общении человеком, и даже в частной беседе с Верховным не мог обуздать свой характер.

Диктатор покосился на него, но ничего не сказал, продолжив рассматривать карту. Сибирь, занимающая большую часть карты, никаких проблем не испытывала, после того, как казаки Семёнова восстановили законную власть в Иркутске, ни у кого из сибиряков не возникало желания бунтовать.

В Поволжье, если не считать мусульманскую Казань, тоже всё выглядело более-менее нормально.

Больше всего красных флажков насчитывалось в Черноземье, и генерал осознал, что оно может в любой момент полыхнуть крестьянским восстанием, особенно, если продолжать в том же духе. Тамбовское восстание может вдруг случиться и в этой реальности.