И поэтому террористу удалось подобраться к генеральскому автомобилю без особого труда.

— Смерть узурпатору! — заорал террорист, бледный некрасивый юноша, выскакивая на дорогу перед автомобилем.

Гранату он бросил неумело, но с такого расстояния промахнуться было почти невозможно, и тяжёлый металлический корпус на деревянной ручке ударил прямо в лобовое стекло, раскрашивая его паутиной трещин.

Шофёр вильнул рулём, ударил по тормозам, Шах Кулы, сидевший рядом с генералом, грубо схватил Верховного за плечи и с силой наклонил под сиденье, заслоняя Уллы-бояра собственным телом.

Граната взорвалась с оглушительным грохотом. Осколки разлетелись в разные стороны, рассекая воздух, разбивая окна и витрины. «Фиат» полностью остановился, бездыханное тело шофёра упало грудью на рулевое колесо, его сосед-туркмен, исполосованный осколками, откинулся назад на сиденье, будто бы просто устал, на ярком малиновом халате ран почти не было видно.

Старуха-лоточница, торговавшая на тротуаре семечками, лежала в луже собственной крови, прохожий в солдатской шинели без погон тихо стонал, держась за грудь и опираясь на каменную ограду канала. Террорист по-прежнему стоял перед автомобилем, застыв, как соляной столп. На нём по какой-то нелепой случайности не было ни царапины, хотя он находился почти у самого эпицентра взрыва.

«Фиат» заглох, из-под капота вилась тонкая струйка дыма, что-то лилось на землю из перебитых шлангов. У места происшествия начала собираться толпа, испуганно глядя на пострадавший автомобиль.

— Держи его! — крикнул кто-то.

— Стой, собака! — присоединился другой.

— Пораненых вытаскивайте, пока не загорелося!

— Доктора сюда зовите, скорей!

Террорист будто бы вышел из оцепенения, быстро оглянулся по сторонам и припустил бежать, что есть мочи. За ним бросились сразу несколько горожан, другие принялись вытаскивать из салона «Фиата» пострадавших.

Вскоре начали прибывать и официальные службы. Полиция, КГБ, медики. Толпу начали оттеснять в сторону, тут же начали опрашивать первых свидетелей.

Генерал Корнилов пришёл в себя от того, что его начали выволакивать из салона автомобиля, и попытался сперва отмахнуться от неприятеля вслепую, а затем потянул из кобуры браунинг, не до конца понимая, что происходит. В ушах звенело, голова кружилась, будто бы он ударился обо что-то твёрдое. Всё тело болело, снаружи и внутри.

— Живой, слава Богу! — воскликнул кто-то в толпе.

— Господь уберёг! — запричитала какая-то баба.

Верховный обвёл место происшествия мутным неясным взглядом, с сожалением заметил тела шофёра и Ханджара, вытащенные на тротуар. Шах Кулы скалил зубы, сидя на поребрике и терпеливо ожидая конца первой помощи, какая-то сестра милосердия быстро перевязывала его раны чистыми бинтами. Генерал убрал браунинг в кобуру.

— Гхх… Г-где… — просипел он пересохшим от стресса горлом. — Этот…

— Ловят ужо, господин генерал! — выпалил один из работяг, со странной смесью удивления и восторга глядя на контуженного диктатора.

Генерал кивнул. Вокруг туда-сюда сновали люди, занятые делом, мелькали погоны, мундиры, знакомые и незнакомые лица. В ушах продолжало звенеть, и шум толпы напоминал Корнилову волнующееся море.

К нему подбежал кто-то из кгбшников, что-то спросил, спешно отвёл от пострадавшего автомобиля, который в любую минуту мог вспыхнуть пламенем.

— Поймали террориста, Ваше Высокопревосходительство! — громким радостным голосом возвестил один из безопасников.

Юношу догнали, судя по его внешнему виду, хорошенько отпинали ногами, и теперь вели к месту преступления, придерживая под локотки. Террорист хромал с потерянным видом, понуро глядя на то, что натворил. Изувеченные тела обычных прохожих, попавших под осколки, служили молчаливым напоминанием.

Корнилов глотнул коньяка из чьей-то любезно предоставленной фляжки и снова взялся за браунинг, подходя к террористу.

— Имя, фамилия, род занятий, партийная принадлежность, — хрипло потребовал генерал, холодно глядя в испуганные глаза юноши.

Террорист промолчал, оглядывая толпу в поисках хотя бы одного сочувственного взгляда, хотя бы одного сигнала о том, что его поддерживает народ, как ему говорили товарищи. Тщетно. И товарищей, которые клятвенно обещали незаметно следить и, в случае неудачи, доделать за ним работу, тоже видно не было.

— Молчишь, собака, — прошипел генерал. — Ничего, запоёшь соловьём скоро.

Он понемногу приходил в себя, и вместе с ясностью мысли приходила лютая злоба, не только на этого дурака-исполнителя, виновного в убийстве как минимум четырёх человек, но и на его кураторов. Генерал знал, что покушения будут, но не ожидал, что первое из них произойдёт настолько скоро.

— Капитан, — обратился он к старшему из кгбшников. — Этого кадра в Кресты, в одиночку, никаких посещений, никаких допросов, я приеду лично. Изолировать вообще от всех.

— Есть, Ваше Высокопревосходительство! — откликнулся капитан.

— Улики собрать, свидетелей допросить, — продолжил Корнилов. — И пришлите мне другой автомобиль. Или хотя бы извозчика.

— Есть! — снова выпалил капитан и тут же переадресовал приказы в нужном направлении. — А машину возьмите нашу.

Безопасник указал на чёрный блестящий «Руссо-Балт», явно конфискованный у кого-то из местных олигархов.

— Благодарю за службу, — произнёс генерал.

Террорист даже не сопротивлялся, когда его заталкивали в другую машину. Он видел, какими глазами на него смотрит народ и понимал, что совершил ошибку. Нет, что его обманули. Считать генерала Корнилова тираном он не перестал, душителем свободы тоже, но простой народ думал иначе, обычные горожане так не считали, и это стало для юноши неприятным и неожиданным открытием.

Его товарищи говорили совсем другое, что народ будет ликовать, когда узнает о смерти диктатора. Что люди запуганы и власть тирана держится исключительно на силе оружия. Однако то, что за ним погнались простые мужики, недвусмысленно говорило об обратном. И слова, которые приговаривали они, когда пинали его по рёбрам тяжёлыми рабочими ботинками, тоже ясно показывали, что народ вовсе не запуган, а даже наоборот, вполне открыто поддерживает диктатора.

И от этого юноше было больнее всего. Даже не от того, что разбитая губа кровоточила, а побитые рёбра ныли, а от того, что людям свобода не нужна. Простой народ наелся этой свободы досыта.

Генерал же, пересев в кгбшный «Руссо-Балт», продолжил путь по тому же маршруту, что и планировался изначально. И Шах Кулы, легко раненый осколками, тоже рвалсяпоехать вместе с Уллы-бояром, и отправить его в больницу удалось только прямым приказом. Это несколько льстило. И ещё это давало Верховному надежду, что верные люди, готовые исполнять свой долг, всё ещё остались вокруг него.

Жёны и подруги арестованных целыми днями простаивали у входа в тюрьму и под её окнами, пытаясь хоть как-то узнать о судьбе своих близких. Тюрьма, как и при проклятом царизме, снова была полна народу, и даже в одиночные камеры приходилось селить по несколько человек, но для высокопоставленного гостя, покушавшегося на жизнь Верховного, нашлись отдельные апартаменты.

Генералу Корнилову пришлось отменить одну из назначенных встреч и поехать сюда. Пообщаться с террористом лично всё-таки интереснее, чем выслушивать очередной скучный доклад о количестве произведённых и поставленных в войска портянок и тому подобное.

Впечатление тюрьма производила самое мрачное. Не хватало только надписи на воротах «Оставь надежду всяк сюда входящий», но в остальном Кресты точно пугали всякого, кто въезжал сюда под конвоем. И внешний облик из красного кирпича, и внутренние коридоры.

Прежних заключённых, бывших царских министров, жандармских генералов и полицейских чиновников по большей части тихонько выпустили, если за ними не имелось каких-то действительно громких дел. И теперь камеры снова заполнялись уголовниками и террористами.