— Мне бы тоже не хотелось, — вымученно улыбнулся я, пытаясь избавиться от мрачного настроения. — Вы в лучшую сторону отличаетесь от предыдущей секретарши. Очень вредная была мадам…

— … Это моя матушка, — мгновенно нахмурилась красотка, пронзив меня недружелюбным взглядом.

— Очень вредная была мадам… так о ней говорили многие, но мне она нравилась. А отличаетесь вы от неё тем, что всё-таки она уже в возрасте, а вы юны, свежи и ослепительно красивы.

— Благодарю, — суховато сказала немного оттаявшая девица.

— А о вторжении Воронова вы действительно не беспокойтесь. Все знают, что у него в роду были люди с психическими отклонениями, — тихонько закончил я, подался к навострившей ушки красотке и страшным шёпотом выдал: — Его отец, не поверите, был… вегетарианцем.

Девушка округлила глазки, а затем мелодично захихикала, прикрывая ладошкой ротик. А я уставился на её подрагивающие полушария, выглядывающие из декольте. К сожалению, этим шикарным видом мне помешал насладиться скрип двери.

На пороге показался Воронов, одаривший меня злорадной, многообещающей улыбкой. Дескать, ректор настроен на нужный лад, пакуй чемоданы.

— Проходи, Волков, — сладко пропел препод и широко открыл дверь. — Граф с нетерпением тебя ждёт.

— Спасибо, сударь, вы так добры, — иронично сказал я, проскользнул мимо него и услышал за спиной хлопок закрывшейся двери.

— Михаил Волков? — недовольно выдохнул лысый старик с крупными чертами лица, большими руками и строгими, сверлящими глазами, глубоко запавшими в череп, покрытый жёлтыми пигментными пятнами.

Ректор восседал на кресле с высокой спинкой, а перед ним обосновался массивный рабочий стол, заваленный бумагами, среди коих поблёскивали аж два телефонных аппарата. Раньше мне тут бывать не приходилось.

— Именно так, господин ректор, — кивнул я, скользнув изучающим взором по лежащему на полу роскошному ковру, шкафам с книгами и бархатным портьерам, лениво трепещущим из-за лёгкого ветерка, проникающего в кабинет через приоткрытую форточку.

— И что мне с тобой прикажешь делать, Волков? Сударь Воронов уже успел мне о тебе рассказать. И услышанное мне шибко не понравилось, — властным голосом проговорил граф, исподлобья глядя на меня странного медового цвета глазами. Говорят, что подобная радужка бывает лишь у тех, кто достиг высокого уровня в магии огня.

— А что делать, ваше сиятельство? Отправьте меня на лекцию. Какие ко мне претензии? Я ничего не нарушал. И никто не выдвигал обвинений в мой адрес.

— И ты не избивал двух однокурсников? Не было никакой драки перед воротами доверенного мне самим императором учебного заведения? Да черт с ней с дракой! Ты издевался над этими юнцами, держал их в луже, а это уже переходит все границы! — заявил ректор, откинулся на спинку кресла и поправил галстук, лежащей поверх красной жилетки.

— Мне кажется, что сударь Воронов весьма вольно интерпретировал увиденное. Да ещё многое додумал… — обтекаемо назвал я препода лжецом и покосился на человеческий череп, желтеющий на полке одного из шкафов.

— А как ты объяснишь сбитые костяшки, Волков? Лучше говори мне правду. Иногда правда — это лучшая политика. Никакого урона твоей чести не будет. Ни одно твоё слово не выйдет из этого кабинета, если, конечно, Матвей не научится говорить, что вряд ли, — с усмешкой закончил граф и тоже глянул на череп. — И мне, ежели честно, любопытно услышать, как столь хрупкий юноша сумел одолеть двух весьма упитанных ребят. Мне доводилось их видеть. Кормят их хорошо.

— Да, порой правда действительно бывает лучшей политикой. Жаль только очень иногда, — философски проговорил я, использовав когда-то услышанные от деда слова.

— Всё верно. Присаживайся, — кивнул ректор и указал рукой на стул, а затем поднял телефонную трубку и проговорил: — Екатерина, будьте добры, принесите две чашечки чая. Да, одну, как я люблю. А другую с бергамотом и шафраном.

— Ого! — искренне удивился я, усевшись на не очень-то удобный стул, намекающий на то, что на нём не стоит засиживаться. — А откуда вы, ваше сиятельство, знаете какой чай я люблю?

— Узнаешь. Но сперва твой рассказ.

Спустя четверть часа в принесённой мне фарфоровой чашечке практически иссяк чай, а с моих губ сорвалось окончание рассказа:

— Вот, собственно, поэтому я и был в своём праве, когда разделался с Артёмом и Виктором. Ярость и вера в себя позволили мне победить их. И еще, господин ректор, рано или поздно мне предстоит столкнуться с Мироновым. У него, как вы уже знаете, на меня есть зуб, хотя он сам во всём виноват. При этом, прошу заметить, я до вчерашнего дня вообще старался избегать всех конфликтов, но давеча решил, что подобный путь ни к чему не приведёт.

— Занятный рассказ, — проговорил граф, сделал маленький глоток и блаженно сощурил глаза. — К сожалению или к счастью, подобные стычки довольно распространены среди молодёжи. Кровь бурлит, гормоны из ушей хлещут. Всем хочется доказать, что они чего-то стоят. Многие молодые люди жаждут обратить на себя внимание девушек из благородных семей. Я всё это понимаю, поэтому не вмешиваюсь. И в твои проблемы я влезать не стану.

— А я и не прошу, ваше сиятельство. Дайте мне всего лишь время, чтобы доказать свою состоятельность. Не слушайте тех, кто хочет моего отчисления. Вы ещё будете гордиться таким студентом.

— Михаил, — впервые назвал меня по имени ректор. — Правила есть правила. Если преподавателям не удастся пробудить твой источник, то ты должен будешь покинуть университет. Каждый год какая-то часть юных аристократов отсеивается из-за этого.

— Источник пробудится. Не сомневайтесь. Но вряд ли этот факт остудит желающих изгнать меня из университета. Тот же сударь Воронов спит и видит, как я покидаю это учебное заведение.

— Воронова можно понять. Скажу тебе по секрету, его детей и жену растерзал человек, в чьё тело вселился бес, вызванный оккультистом-неудачником. Благо, особый отдел за последние годы сильно уменьшил число тех, кто желает приобщиться к запретным знаниям. Но, к несчастью, среди них был и твой дед Яков. Упёртый он был, как баран, но человек хороший, хоть и скрытный. А уж какой храбрости и любознательности… Однажды он спас меня от лютой смерти. И гад такой отказался от любой платы. Мол, не стоит благодарностей. А ведь он знал, что я буду гореть как в огне, пока сполна не отплачу ему. И это самая жестокая штука, когда ты сам себе назначаешь размер долга. Сколько ни делай человеку добра, а всё кажется мало. Он же спас тебя! Много как я ему помог. Тайно, конечно. И даже после смерти Якова взял в университет всех его внуков, хотя многие члены преподавательского совета были против. У меня вон даже досье на каждого из вас есть. Но теперь, Михаил, баста. Я уже стар. Мне скоро на покой, поэтому пора и честь знать. Совесть моя успокоилась. Я сполна отдал свой долг.

— А я и не знал, что вы были знакомы с моим дедушкой.

— Да, был знаком, но приятельских отношений меж нами не было. Приветствовали только друг друга при случае — и всё. Однако я втайне наше знакомство не держал, даже когда его расстреляли. Но тебе лучше лишний раз язык не распускать. Ты парень сообразительный, поэтому сам понимаешь, что да как. Держи всё при себе. Даже двоюродным брату с сестрой не говори, а то они тут же все растреплют. Будут козырять моим именем. А ты не такой. На деда похож: и видом, и характером. Такой же скрытный и рассудительный. Потому-то я тебе всё и поведал. Душу, так сказать, облегчил, раз случай подвернулся.

— Благодарю за доверие, ваше сиятельство, — искренне сказал я, допив чай.

— Ну всё, ступай. Лекция уже вот-вот начнётся. И помни, если источник не пробудится — я без сожаления подпишу приказ о твоём отчислении.

— Всего доброго, господин граф, — проговорил я и вышел из кабинета. А уже в приёмной улыбнулся Екатерине, ответившей мне заинтересованным взглядом. Наверное, я первый на её памяти первокурсник, который пил чай с самим ректором.