– Событие, которое я имею в виду, случилось еще до смерти Аляски. В октябре девяносто восьмого года. Уолтер приходил к вам после какой-нибудь аварии? После того, как что-то или кого-то сбил?

– Да-да… Вот вы сказали, и я вспомнил… Не помню уже, когда это было, но он сбил на дороге оленя.

– Оленя?!

– По крайней мере, мне он так сказал. Тут ремонт был посложнее, чем обычно. Я думал отказаться, но Уолтер очень просил. Не хотел везти машину в мастерскую, потому что о любом происшествии с дикими животными вы должны обязательно сообщить полиции, а он этого не сделал. Он был виноват и не хотел влететь на штраф в двести долларов. Ну, я и занялся. Несколько вечеров подряд работал в гараже его родителей.

– А вы не помните точную дату, когда делали этот ремонт? – спросил я. – Для нас это очень важно…

Дэйв Берк на минуту закрыл глаза, словно пытался заново пережить этот момент. Я попытался ему помочь:

– Вы говорите, что были в гараже у родителей Уолтера. Может, вспомните какую-нибудь деталь? Какую-нибудь смешную историю, мелочь, которая бы нам позволила установить точное время?

После долгого размышления Дэйв Берк сказал:

– Газеты… я застелил пол газетами. И помню, поначалу больше читал, чем чинил эту долбаную тачку. Это, кстати, очень нервировало Уолтера.

– Что такого страшно интересного было в газетах?

– Импичмент президента Клинтона! – вдруг воскликнул Дэйв Берк. – Вот, теперь вспомнил, это было в самый разгар дела Левински, и как раз в гараже Кэрри я следил за всей этой историей. Меня это тогда потрясло: президента чуть не свергли из-за отсоса!

– Когда началась процедура импичмента Клинтона? – спросила Лорен.

Я справился в интернете с мобильного телефона:

– Это началось 8 октября 1998 года.

– Бинго! – воскликнул Гэхаловуд. – То есть как раз в день ограбления. Значит, с Аляской был именно Уолтер Кэрри.

В тот вечер к Лорен, несмотря на поздний час, приехала Патрисия Уайдсмит; ей хотелось быть в курсе последних находок расследования. Наш рассказ ошеломил ее:

– Значит, если я правильно понимаю, отец Аляски обчищает ее счет, а она вместе с Уолтером из мести умыкает у него часы.

– Именно так, – ответил я. – И мысль о карательной экспедиции вполне отвечает характеру Уолтера: он, с одной стороны, не терпит несправедливости, а с другой – заводится с пол-оборота. Видимо, Аляска рассказала ему про часы, и он предложил ей их забрать.

– То есть они забирают часы, а потом что? – спросила Патрисия. – Как они оказались на руке у Эрика?

– Надо завтра прямо с утра поехать к нему и спросить, – предложила Лорен.

– Брат тебе никогда не рассказывал, откуда у него часы? – удивилась Патрисия.

– Никогда.

– Ты мне говорила, – сказал я, – что Эрик, попав в тюрьму, просил тебя продать эти часы. Вправду ли для того, чтобы помочь родителям оплатить расходы на адвоката – или он хотел от них избавиться, потому что часы связывали его с Аляской, а значит, с убийством?

– К чему ты клонишь? – спросила она.

– Возможно, Эрик был в курсе того, что случилось в Салеме, – объяснил я, – и потребовал часы в обмен на молчание…

– Мне удивительны эти необоснованные обвинения, Маркус, – взвилась Патрисия.

– Необоснованные? Мы знаем, что в прошлом Эрик шантажировал Салли Кэрри, – возразил я. – Значит, ему не впервой. Я не ставлю под сомнение невиновность Эрика: он мог шантажировать Аляску, но не убивать ее.

– Но разве не доказано, что Аляска нуждалась в деньгах? – напомнила Патрисия. – Она могла продать Эрику часы без всякого злого умысла, разве нет? Что думаете, сержант?

– Думаю, что сомневаюсь, так ли уж связаны угрозы, которые получала Аляска, с этим ограблением…

– А с чем еще они могли быть связаны? – спросила Патрисия Уайдсмит.

– С исчезновением Элинор Лоуэлл.

– Кого? – заинтересовалась Патрисия.

– Элинор Лоуэлл, молодой манекенщицы, которая была хорошо знакома с Аляской и которая исчезла в августе девяносто восьмого года при непроясненных обстоятельствах.

– А какая связь между этими двумя делами? – спросила Патрисия.

– Не знаю, – признался Гэхаловуд. – Может, и никакой. Но, честно говоря, невольно связываю два этих дела, инстинкт копа. Две девушки из одного города умерли с интервалом в семь месяцев, обе при загадочных обстоятельствах…

– Да ладно, сержант, не стоит слишком разбрасываться! – рассердилась Патрисия. – Иначе мы вообще никогда не закончим. Можно еще разобраться с убийством президента Кеннеди, если хотите, но боюсь, это мало что нам даст. – Она встала и собрала вещи. – Мы теряемся в догадках. Посмотрим, что скажет Эрик. Нам всем не помешает немножко отдохнуть. Мне еще в Бостон ехать. Встречаемся завтра утром в тюрьме.

– Вас не затруднит подбросить меня до гостиницы? – попросил Гэхаловуд. – Знаю я Маркуса, он еще долго возиться будет, а я спать хочу.

Я улыбнулся: непонятно было, то ли Гэхаловуд хотел оставить нас с Лорен вдвоем, то ли он поджидал, когда сам сможет остаться наедине с Патрисией. Они уехали, и я остался один в гостиной Лорен – не зная, мешаю я ей или нет.

Она на секунду скрылась на кухне и вернулась с бутылкой вина, двумя бокалами и штопором. Откупорила каберне, налила мне и сказала:

– Расскажи мне о себе, Маркус.

– Что ты хочешь знать?

– Когда мы с тобой ужинали в “Луини” вечером, после твоей автограф-сессии, ты меня спросил, почему я стала копом, и я ответила: “Из-за брата”. Потом я тебя спросила, почему ты стал писателем, и ты ответил: “Из-за кузенов”. О моем брате мы много говорили. Расскажи мне про своих кузенов.

В ту ночь я рассказал ей про Гиллеля и Вуди, моих кузенов из Балтимора, героев моего детства. У меня в сумке была фотография, сделанная в Балтиморе в 1995 году. И та, которую нашел дядя Сол. На ней стоял я, с кузенами и молодой девушкой, нашей ровесницей.

– Кто это? – спросила Лорен.

– Александра, бывшая подруга, – ответил я.

– Подруга или подружка? – поддела меня Лорен.

– Бывшая подружка. Она очень много для меня значила.

– Что случилось?

– Драма. Не хочется об этом говорить.

Я положил фотографию на комод. К слову, там я ее и забуду. Лорен погладила меня по щеке:

– Жизнь – сплошная череда драм. Не надо в них тонуть.

Мы поцеловались долгим поцелуем. Но я решил не оставаться у нее на ночь. Не хотел торопить события.

В гостиницу я вернулся поздно ночью, слегка оглушенный дневными открытиями. Меня перехватил ночной портье: для меня оставили конверт. Я вскрыл его и обнаружил внутри билет на концерт местного оркестра и захудалого любительского хора, они исполняли основные арии из “Мадам Баттерфляй”. Билет мне мог послать только один человек – Гарри Квеберт.

Когда Эрика Донована привели в зал для посетителей, он был явно удивлен, что мы опять приехали. В отличие от вчерашнего дня, за стол сели Гэхаловуд и Лорен, а мы с Патрисией отошли в уголок. Эрик сразу понял, что если адвокат держится в стороне, ничего хорошего это ему не сулит.

Конкорд, штат Нью-Гэмпшир

Суббота, 17 июля 2010 года

Гэхаловуд не стал ходить вокруг да около:

– Эрик, помните наш вчерашний разговор? Я сказал, что если вы еще раз мне солжете, я брошу ваше дело…

На лице Эрика отразился ужас:

– Я вам не лгал, сержант. Вы о чем?

Лорен помахала у него перед носом пластиковым пакетом, где лежали его часы, вернее, часы Робби Сандерса, и сухо спросила:

– Узнаешь эту вещь?

– Да, это мои часы, – растерянно ответил Эрик.

– Нет, это не твои часы. Это краденые часы. Знаешь, почему они в пластиковом мешке? Потому что они связаны с покушением на полицейского в Салеме.

– Что? Погодите… я уже вообще ничего не понимаю!

– 8 октября 1998 года Аляска с Уолтером проникли к родителям Аляски, – сказала Лорен, – украли эти часы, а удирая, сбили полицейского, который хотел их задержать. И ты думаешь, я поверю, что ты ничего не знал?