Мы немного помолчали. Потом Гарри вдруг спросил:

– Знаете, Маркус, я очень рад, что вы какое-то время у меня поживете. Но зачем вы приехали в Аврору?

– Надеялся найти вдохновение, – ответил я; мне казалось, что это очевидно.

– Думаете, у меня где-то хранится волшебная шкатулка?

– Думал, что сумею наконец начать писать. Что смена обстановки пойдет мне на пользу.

– Но вы никогда по-настоящему не писали в Авроре… Почему не вернуться туда, где вы написали “Г как Гольдштейн”?

– К родителям? Я пробовал, это невозможно. Мать меня достала.

– По-моему, Маркус, вы приехали в надежде, что вам в клюв упадет что-нибудь готовенькое. В сущности, вы повели себя как чайка. А вам надо быть перелетной птицей!

– То есть?

– Перелетные птицы – это птицы, которые повинуются инстинкту. Они не ждут пассивно, а действуют на опережение.

– Простите, Гарри, но я не уверен, что понимаю вас.

– Найдите собственный мир, Маркус! Найдите себе место, ваше место, где писать. У родителей его быть уже не может, вы большой мальчик. У меня – тоже, вы теперь самостоятельный писатель. Вы больше не юный Маркус, вы Гольдман, вас признали как автора. Примите свой успех, примите себя самого, если хотите выбраться из кризиса чистого листа.

Несколько дней спустя после этого разговора Гарри положил мне на стол подарочный пакетик.

– Что это? – спросил я.

– Откройте. На парковке у супермаркета было несколько передвижных прилавков. Мне попалось это, и я подумал о вас. Для дней сомнений.

В пакете лежала статуэтка чайки.

– В каждом из нас живет чайка, искушение легкостью и бездельем. Запомните на всю жизнь: с ней надо бороться. Большинство людей – существа стадные, но вы другой. Потому что вы писатель. А писатели – люди особенные. Никогда об этом не забывайте.

Система видеонаблюдения в гостинице была старенькая, но камера за стойкой ресепшена позволила мне почти точно определить, кто принес мне пакет: это был Гарри Квеберт.

Маунт-Плезант, штат Нью-Гэмпшир

10 июля 2010 года

Я тут же позвонил Гэхаловуду и сообщил ему новость.

– Гарри Квеберт? – отозвался он. – Этого не может быть!

Меня удивила столь категоричная реакция:

– Почему не может?

– Я был уверен, что он покончил с собой, – ответил он, помолчав.

– Покончил с собой? Да ни за что на свете! Плохо вы его знаете.

– Видимо, так. Вы уверены, что это он?

Я взглянул на скриншот, который распечатал мне консьерж. Качество картинки было скверное, к тому же на визитере была бейсболка, но его лицо я бы узнал среди тысячи.

– Уверен. Он заходил около 16.30, в самый разгар автограф-сессии. Это не может быть случайностью.

– В самом деле. Если он знал, что вы в Маунт-Плезанте, значит, знал, когда вы будете в книжном. Что в пакете, который он вам оставил?

– Статуэтка чайки.

– Опять эти дурацкие чайки? Что это? Какой-то ваш с ним шифр?

– Гарри говорил, чтобы я не вел себя как чайка. Он шлет мне сигнал, это ясно. Что-то вроде предостережения…

– Предостережение насчет чего?

Я заколебался. Я не говорил Гэхаловуду, что с недавних пор сотрудничаю с университетом Берроуза, и не имел ни малейшего желания затрагивать эту тему сейчас.

– Не могу сказать, сержант, – в конце концов ответил я. – Вы не могли бы что-нибудь о нем разузнать?

– Вы же меня в прошлом году просили, писатель, и прекрасно знаете результат: в списках не значится. Я не нашел ни адреса, ни кредитки, ни телефона. Его нет ни в одном списке пассажиров ни одного аэропорта страны. Просто привидение.

Привидение. Оно самое. Мы помолчали. Гэхаловуд, чувствуя мое замешательство, добавил:

– В понедельник буду в управлении, проверю еще раз. Может, с тех пор появилось что-то новое.

– Спасибо, сержант.

– Лучше скажите, писатель, до чего вы докопались за двое суток в Маунт-Плезанте.

– Расспросил заправщика, Льюиса Джейкоба: похоже, что-то случилось в Салеме, на родине Аляски. Что именно, не знаю.

– Уже зацепка. В Салем так или иначе надо будет съездить, расспросить родителей Аляски. Еще что-то?

– Встретил Лорен Донован, сестру Эрика Донована. Она теперь коп в Маунт-Плезанте.

– Она служит в полиции? В свое время изучала биологию.

– Приговор брату перевернул всю ее жизнь. Она основала ассоциацию, которая требует пересмотра дела. Вроде довольно активную. Больше особо ничего не знаю, она дичится.

– Вы обязательно должны ее разговорить, наверняка она собирала факты, нам это может быть полезно.

– И как я это сделаю, не раскрыв всю игру?

– Навешайте ей лапшу на уши, как всегда.

– Лапшу на уши, как всегда? – возмутился я. – Я не пустобрех, сержант.

– Вы писатель, это почти одно и то же. Просто скажите, что вы покопались в интернете насчет ее брата, наткнулись на ассоциацию, вас это интересует и вы хотите помочь.

“Я покопался в интернете насчет твоего брата”. Спустя два часа после разговора с Гэхаловудом мы встретились с Лорен: договорились пообедать в “Сизон”. Не успев сесть за столик на террасе, я взял быка за рога. Лорен озадаченно уставилась на меня поверх меню, которое как раз изучала:

– Что ты сделал?

– Не подумай дурного, но ты вчера сказала, что стала копом из-за брата, и мне было любопытно. Я наткнулся на сайт ассоциации, которую ты основала. Глубоко я не лазил, твоя фотография лежит на главной странице.

Сперва она насупилась:

– Не надо тебе было это делать…

– Прости… Я без всякой задней мысли. Просто тобой интересовался.

Она пожала плечами:

– В общем-то, никакой тайны тут нет. К тому же здесь и так все в курсе. Брата посадили за соучастие в убийстве двадцатидвухлетней девушки. Это было в 1999 году. С тех пор он в тюрьме. Я убеждена, что он невиновен. Эрик мухи не обидит. Все, кто его знает, уверены, что это судебная ошибка.

– Тогда почему его арестовали?

– Аляска, жертва, встречалась с близким приятелем брата, его звали Уолтер Кэрри. Этот Уолтер признался в убийстве и его заодно впутал. После чего отобрал револьвер у полицейского и покончил с собой. Брата немедленно задержали. Ему очень не повезло. Среди прочих якобы бесспорных улик полиция нашла на месте преступления испачканный кровью жертвы пуловер, который он одолжил Уолтеру.

– Но если твой брат невиновен, почему он признал вину?

– Откуда ты знаешь? На сайте про это нет ни слова. – Лорен испытующе посмотрела на меня.

– В интернете прочел, – соврал я так самоуверенно, что ее сомнения тут же рассеялись.

– Он был вынужден, – ответила Лорен. – Прости, что я так резко, тяжело об этом говорить.

Я чуть не прокололся – так и знал, что в конце концов сяду в лужу. Ситуация была невыносимая.

– Тогда давай не будем об этом.

– Нет, все в порядке. На самом деле мне легче, когда я про это говорю.

И я невольно снова нажал на нее:

– Почему ты сказала, что твой брат был вынужден признать вину?

Конкорд, штат Нью-Гэмпшир

Январь 2002 года

Мрачные стены мужской тюрьмы штата Нью-Гэмпшир омывал ледяной дождь. Вечер был безотрадный. Как будто все угасло навсегда.

В холодной, промозглой комнате для свиданий Лорен присутствовала при напряженном разговоре брата Эрика с адвокатом, Патрисией Уайдсмит, специалистом по уголовному праву, молодой, но решительной. Ей было всего лет тридцать, но Лорен чувствовала, что та будет биться за Эрика до конца. Это была женщина с убеждениями, к тому же гонорар брала чисто символический, понимая, что семья Донованов отнюдь не купается в золоте.

До суда над Эриком оставалось двое суток, и адвокат была явно встревожена. До сих пор она поддерживала решение Эрика заявить о своей непричастности к убийству Аляски Сандерс, но теперь, похоже, изменила свое мнение. На кону стояло многое: если Эрик будет отстаивать свою невиновность, ему грозит процесс с неизвестным исходом, который может завершиться смертным приговором. Зато если он признает вину, то, по договоренности с прокуратурой, этого процесса избежит.