– Я бы все равно под суд пошел! Меня бы обвинили, что я не остановил Вэнса, не вмешался, не вызвал сразу подмогу, чтобы прекратить его безумства.

– И ты предпочел соврать, – бросил Гэхаловуд.

– Ну да, я всего лишь трус, Перри. Не всем же быть как ты. В этом говенном мире каждый выживает как может.

Повисло долгое молчание. Потом Казински прошептал:

– Оставьте меня одного, пожалуйста. Уходите, пока жена не пришла, не хочу, чтобы она тебя здесь видела, Перри.

Гэхаловуд, не говоря ни слова, встал. Я тоже. Когда мы выходили из дома номер 10 по Норрис-стрит, я спросил:

– Вы в порядке, сержант?

– Не знаю.

На следующий день после визита к Казински мы прямо с утра отправились к шефу Лэнсдейну. Гэхаловуд предпочел не уточнять причину столь срочной встречи – ради эффекта неожиданности. К несчастью, сюрприз поджидал не Лэнсдейна, а нас.

Конкорд, штат Нью-Гэмпшир

Пятница, 2 июля 2010 года

– И вы здесь? – удивился Лэнсдейн, увидев, что следом за Гэхаловудом вхожу я.

– Не изображайте оскорбленную невинность, – ответил я. – Это вы подсадили меня на это расследование.

– Расследование? Вы о чем? Я думал, Перри пришел проситься обратно на службу.

– Именно так, – подтвердил Гэхаловуд. – И я хочу, чтобы мне поручили дело Аляски Сандерс.

– Аляски Сандерс? Об официальном пересмотре дела не может быть и речи. Я уже объяснял Маркусу.

– Только ситуация с тех пор изменилась, – сообщил я. – В нашем распоряжении есть новый важный факт: признание Уолтера – фальшивка! Вчера Казински рассказал, что Мэтт Вэнс угрожал Уолтеру Кэрри во время допроса и убил его. Сразу после этого Вэнс застрелился.

– Совершенно необходимо открыть дело заново, шеф, – не отступал Гэхаловуд. – А еще нам надо получить от прокуратуры ордер на прослушку Казински. Официальные показания он давать не захочет, но ничто не мешает нам съездить к нему еще раз и записать признания без его ведома. Действовать надо быстро. Вчера он был разговорчив, но, боюсь, такой настрой долго не продержится.

Лэнсдейн уставился на нас:

– Значит, вы не в курсе?

– Не в курсе чего? – спросил я.

– Казински умер. Вчера вечером дома покончил с собой, пустил себе пулю в лоб. Подозреваю, вскоре после того, как облегчил совесть.

Гэхаловуд в ярости стукнул кулаком по столу:

– Как жил, так и умер! Как трус.

– Умер он или нет, мы с сержантом можем засвидетельствовать под присягой все, что от него услышали.

– У меня есть кое-что получше. – И Гэхаловуд достал из кармана телефон.

Он записал разговор на встроенный диктофон. Включил запись: звук был приглушенный, но голоса прекрасно различимы.

сержант гэхаловуд: Николас, что произошло 6 апреля 1999 года?

николас казински: Я официальных показаний давать не буду. Никакой записи, ничего такого.

сержант гэхаловуд: По рукам. А теперь говори. Я знаю, что Уолтер Кэрри не мог пустить себе пулю в лоб. Так что же тогда случилось, черт подери?

Лэнсдейн выслушал исповедь Казински в полном смятении.

– Я знал, что Вэнс был сумасброд, – признался он. – До Нью-Гэмпшира он служил в полиции Бангора, штат Мэн, и его там серьезно занесло. Но он был хороший коп, а имея в напарниках Перри, вынужден был себя контролировать. Именно поэтому я выделил под это расследование Казински. Надбавка была только предлогом – я знал, что Хелен вот-вот родит, и не хотел, чтобы буяну Вэнсу пришлось вести допрос в одиночку. Слюнтяй вроде Казински должен был его уравновесить.

– Что будем делать с записью? – спросил Гэхаловуд.

– Ничего, – ответил Лэнсдейн.

– Ничего? – поперхнулся я.

– Вы оба прекрасно знаете, что это недопустимое свидетельство. Оно записано незаконно.

– Я к нему приходил не в рамках полицейских полномочий, а как частное лицо, – уточнил Гэхаловуд.

– Казински в любом случае опознал вас как копа, хотели вы того или нет.

– Скажем, что запись вел писатель, – предложил Гэхаловуд.

– Хоть писатель, хоть не писатель, но вы-то полицейский, Перри! Вы не можете вести запись без предварительного согласия или без судебного ордера.

– Как легко размахивать флагом процедуры, когда вас это устраивает, – разозлился я.

– Настаивать бессмысленно, Маркус, прокуратура швырнет вам вашу запись в физиономию! И потом, тот факт, что признания Уолтера Кэрри сделаны при мутных обстоятельствах, еще не доказывает, что он невиновен.

– При мутных обстоятельствах? Вы шутите, шеф Лэнсдейн? Вэнс ему револьвер в рот засунул. Это явное принуждение к признанию.

– Но ему и без признаний была прямая дорога на электрический стул! Вы же знаете это дело: все улики ведут к нему. Его тачка! Его ДНК! У него есть мотив и нет алиби! То же самое с Эриком Донованом, который к тому же признал вину! Что вам еще надо?

– В их виновности есть разумное сомнение, шеф, – настаивал Гэхаловуд.

Но Лэнсдейн был непреклонен:

– Нельзя заново открыть расследование, не разглашая того, что Вэнс и Казински проделали с этим парнем. Вы представляете, какая буря негодования поднимется? То-то газетчикам раздолье!

– Наоборот, если полиция исправит трагическую ошибку, это только сделает ей честь.

Я прекрасно видел, что Лэнсдейна удерживает что-то другое. И наконец он это признал:

– Послушайте, господа, не скрою, что на сегодняшний день у меня непростые отношения с губернатором…

– Какое отношение это имеет к нашему делу?

– По слухам, губернатор хочет убрать шефа полиции штата. Но он не может меня уволить без веской причины, потому что среди полицейских я популярен. Чтобы избавиться от меня, он пустит в ход все средства. А этот скандал затрагивает меня лично – ведь я, как вы помните, возглавлял тогда уголовный отдел – и даст ему желанный шанс меня подсидеть.

– Значит, вот в чем дело? – с досадой сказал я. – Все эти отговорки – чтобы спасти вашу карьеру?

– Такова политическая реальность, Маркус. И потом, Уолтер Кэрри умер.

– Но Эрик Донован одиннадцать лет гниет в тюрьме штата! – возразил я. – Речь о том, чтобы освободить невинного и смыть пятно с них обоих!

– А если они в самом деле виновны? – заметил Лэнсдейн.

– Вряд ли вы это выясните, играя в гольф с губернатором, чтобы не потерять его благорасположения!

– Вы что думаете, меня это не волнует? – защищался Лэнсдейн. – Зачем, по-вашему, я вас просил заняться этой историей с анонимкой?

– Затем, что самому вам не хватает храбрости. Вам надо было разузнать побольше, но только не официальным путем, чтобы не наделать шума. Вы мною манипулировали, вот и все. Говорили о Перри и Хелен, но преследовали только собственные интересы. Вы симпатичный человек, шеф Лэнсдейн, но не отважный.

– А вы, Маркус, симпатичный, но отъявленный зануда. Кстати, я вам, кажется, это уже говорил. Вот что я предлагаю: найдите мне неопровержимое – слышите, неопровержимое! – доказательство невиновности Уолтера Кэрри и Эрика Донована, тогда я официально отправлю дело на пересмотр. И буду бороться с потопом, который из этого воспоследует.

– Если вы откроете расследование заново, то поручите его мне и писателю, – потребовал Гэхаловуд.

– Я не могу разрешить гражданскому лицу вести расследование…

– Вам это не мешало использовать меня, чтобы докопаться до анонимки! – оскорбился я.

– Тогда доведите работу до конца, Маркус. Докажите, что заслужили право вести расследование. Докажите, что я не сяду в лужу, когда профсоюзы будут меня пытать, как это я допустил молодую литературную звезду до уголовного расследования. Добудьте мне доказательство, Маркус. Я не хочу, чтобы это были вы, Перри, – не хочу, чтобы вы совали свой бейдж под нос всему Маунт-Плезант, задавали вопросы и чтобы все об этом судачили. Люди не дураки. Если до меня дойдет хоть малейший слух на этот счет, если из полиции Маунт-Плезант мне будут звонить и жаловаться, что кто-то из моих людей что-то ищет, я закрою это дело навсегда!