Страх следует за этим звуком, и я прикрываю рот рукой, но он слишком сосредоточен на собственном удовольствии, чтобы заметить или услышать. Я зависаю там, желая увидеть финал, что происходит, когда мужчина кончает. Но как раз в тот момент, когда я уверена, что это произойдет, когда его челюсть сжимается, а бедра быстро дергаются, дыхание становится частым и резким, когда он трахает свою руку с первобытной самозабвенностью, он внезапно отпускает ее, застонав, как от боли.

Он ахает, наклоняется вперед, роняя фотографию, и сжимает одеяло на кровати обеими руками, комкая его. Его спина выгибается дугой, голова запрокидывается назад, когда он издает низкий стонущий вопль, и я с ужасом и восхищением наблюдаю, как его член дергается, вздрагивая в воздухе, словно ища его прикосновения. Все его тело содрогается, и он опускается на колени, зарываясь лицом в кровать, пока его тело дергается, его член все еще дергается, но больше ничего не происходит. Я смотрю, как его плечи трясутся, как будто он рыдает, и я не понимаю… Даже я знаю, что так не должно быть. Он выглядит несчастным, и у меня возникает внезапное непреодолимое желание зайти в комнату, дотянуться до него и утешить. Даже, чтобы помочь ему каким-то другим способом.

Какого хрена, Ноэль?

Я отскакиваю от двери, в ужасе от того, в каком направлении развиваются мои мысли. Прежде чем он успевает поймать меня, я спешу к лестнице, спускаясь по ней как можно тише. Я немного боюсь, что услышу его шаги позади себя, но я вхожу в свою комнату, закрываю за собой дверь и пытаюсь отдышаться.

Что, черт возьми, это было?

Я чувствую себя сбитой с толку, выбитой из колеи, и что-то еще, что-то, в чем я не хочу признаваться. Я пытаюсь выкинуть это из головы, игнорировать, готовясь ко сну, но это не проходит.

Александр странный, и он пугает меня, но в то же время и интригует. Он вызывает у меня что-то вроде сочувствия к нему, которое кажется незнакомым и неправильным, как будто я хочу утешить его, помочь ему, но в то же время я знаю, что он нехороший человек. Хороший человек отправил бы меня домой, как только я проснулась. Хороший человек вообще не знал бы такого человека, как Кайто Накамура.

Я лежу в темноте, уставившись в потолок, чувствуя, как мое сердце бешено колотится в груди. Ощущение, что пульсация распространяется наружу, по моим венам, моя кожа напряжена и горяча, вся кровь и сердцебиение оседают у меня между бедер. Мой клитор кажется опухшим и ноющим, и когда я сдвигаюсь, сжимая бедра вместе, я чувствую, что я влажная.

Не делай этого, Ноэль. Это плохо. Это неправильно…

Но я не могу уснуть. Я чувствую, что не могу отдышаться, не могу избавиться от пульсирующей боли. Это только усиливается, пока все мое тело не становится возбужденным, на грани, и моя рука скользит вниз по плоскому животу, пальцы проскальзывают за край трусиков. Не то, чтобы я думала, что трогать себя по своей сути неправильно. Я делала это раньше, хотя никогда не кончала. Я подошла к самому краю того, что казалось кульминацией, дрожа и напрягаясь, небольшие всплески удовольствия отдавались эхом по моей коже, но я никогда не позволяла этому закончиться. Это всегда казалось слишком неконтролируемым, слишком пугающим… но сейчас я хочу. Я думаю об Александре наверху, дрожащем и подергивающемся от своего отрицаемого оргазма, и я прикусываю губу.

Я не должна трогать себя, думая о нем. Но что, если это из мести, говорю я себе. Я не доставлю себе удовольствие мыслью о нем, я сделаю это с мыслью о том, чтобы дать себе то, чего он, очевидно, не может получить. Я заперта здесь, в его доме, но я получу удовольствие, а он нет. Это оправдание. В глубине души я знаю, что это так. Но мои пальцы уже скользят по моему гладкому клитору, влажное возбуждение наполняет мою киску, и я зажимаю другой рукой рот, заглушая свои стоны, когда начинаю тереть себя.

Это так чертовски приятно. Лучше, чем когда-либо прежде. Мои бедра приподнимаются в моей руке, желая большего, и я сильно прикусываю губу, когда удовольствие разливается по мне, мой клитор пульсирует под моими пальцами. Я растираю и кружу, чувствуя, как нарастает удовольствие, задыхаясь от каждого прикосновения. Мое дыхание становится тяжелым и учащенным, совсем как у него, и я не могу не представлять его: это тело, которое кажется высеченным из камня, его широкую грудь, поросшую мягкими темными волосами, его напряженную челюсть, выражение сильного удовольствия на его лице. И… о боже… его член, такой длинный, твердый и толстый, тот член, который, я знаю, наверное, был бы таким приятным, заполняя меня до тех пор, пока ничто другое не смогло бы удовлетворить меня.

Я стону в свою ладонь, зная, к чему это приведет, но не в силах остановиться. Фантазия окутывает меня, мысль о том, как мои пальцы скользят по его груди, когда он входит в меня. Я переворачиваюсь на живот, зарываясь лицом в подушку, а другой рукой протягиваю руку между бедер и засовываю два пальца в свою влажную киску.

Я мгновенно сжимаюсь вокруг них, горячая, влажная и такая тугая, что я не уверена, что такой член, как у Александра, вообще мог бы поместиться. Я стону в подушку, представляя это. Представляя, как он стонет, толкаясь внутрь, говоря мне, какая я тугая и как хорошо ощущается моя киска. На его лице только удовольствие, а не боль, эти руки с длинными пальцами сжимают мои бедра, его темные волосы падают мне на лицо, вся эта мучительная вина смывается, когда он берет меня, медленно и уверенно, наполняя меня…

— Черт… — Я чувствую, как мое тело напрягается на грани. На мгновение я боюсь переступить грань, узнать, что будет дальше, но, как и в случае с фантазией, я чувствую, что не в силах это остановить. В моем воображении Александр сейчас жестко трахает меня, двигая бедрами с той же нетерпеливой, страстной яростью, с какой он трогал себя ранее, но на этот раз он не останавливается. На этот раз он прижимает меня к себе, вонзаясь глубоко, его зубы впиваются в мою шею, а губы посасывают мое горло, пока я провожу когтями по его спине и жестко кончаю… — О боже! О боже, о боже, фууух… — Я кусаю подушку, пух заглушает мои стоны, трется и взбрыкивает на моих руках, когда мой первый оргазм прокатывается по мне, как приливная волна. Я извиваюсь, испытывая самое непостижимое удовольствие, которое когда-либо испытывала, и в моей фантазии Александр тоже кончает. Его стоны, это не что иное, как удовольствие, его тепло наполняет меня, когда его член входит в меня, наши кульминации сливаются воедино.

Я лежу, постанывая от толчков, мои руки сжаты между бедер, и удовольствие медленно угасает. Вместе с ними исчезает и фантазия, исчезая как пепел, и за ней немедленно следует густая, горячая волна стыда.

Боже мой. Я впервые кончила, думая об Александре, который трахает меня, о человеке, держащем меня в плену, который утверждает, что владеет мной, что я его питомец. Человек, который явно нездоров, у которого проблемы, выходящие за рамки всего, что я могу себе представить.

И я фантазировала о нем.

— Что со мной не так? — Стону я, поворачиваясь на бок и крепко зажмуривая глаза. Мне хочется плакать, но даже это кажется слишком потаканием своим желаниям после того, что я только что сделала.

У меня нет времени долго думать об этом. Мой организм измотан днем и релизом, и даже когда я борюсь с тем, чтобы не заснуть, это все равно приходит ко мне быстро. Это бессвязно и прерывисто, сквозь это просачиваются странные сны вины, и в какой-то момент я уверена, что открываю глаза и вижу высокую, худощавую фигуру Александра, стоящего в темноте, закутанного в бордовый халат, и смотрящего на меня сверху вниз затравленным взглядом.

Это всего лишь сон, говорю я себе.

А потом я снова засыпаю.

АЛЕКСАНДР

С тех пор, как я вернулся в Париж, я выходил из квартиры только за продуктами. С тех пор, как приехала Ноэль, мне приходилось пополнять запасы чаще, чем раньше. Все, что я приношу домой, она поглощает, и я нахожу это странно приятным, она была ужасно худой, когда ее оставили здесь, и она ест так, как будто никогда раньше не ела настоящей еды. Мне кажется, что я забочусь о ней, об этом питомце, которого Кайто решил мне доверить, но другие мои чувства слишком часто вытесняют это чувство удовлетворения, оставляя у меня ощущение, что я для нее не что иное, как опасность.