Впрочем, вели они себя пока что спокойно: угрожающих выпадов не делали, молчали, стояли, подталкивая друг друга локтями и, таращась на чужаков со страхом. Оборванцев нет, но сразу видно, что благополучием тут и не пахнет: сплошь домотканина с веревочками вместо пуговиц, грубые разбитые башмаки, народец подтощалый, щуплый…

В толпе, примерно посередине, началось какое-то движение. Ага! Крестьяне расступались перед субъектом, выглядевшим не в пример более довольным жизнью: физиономия от жира не лоснится, но упитаннее очень многих, одежда из сукна, пусть и не первосортного, даже похуже, чем у Томира, с роговыми пуговицами, на шее — тонкая серебряная цепочка с какой-то небольшой бляхой. Ну, если это не староста, то они — ансамбль песни и пляски…

— Староста? — спросил Сварог вежливо.

Его, а следом и остальных, ощупали подозрительным взглядом цепкие глазки. Староста сделал несколько шагов — хотя, видно было, ему страшновато, — и оказался уардах в трех от Сварога. Несомненно, особое впечатление на него производил Акбар — староста старательно делал вид, что не видит никакого пса размером с лошадь, но то и дело косился в его сторону.

— Вы здесь будете староста? — так же вежливо спросил Сварог.

— Оно, конечно…

— Мы люди мирные, — сказал Сварог. — Собачку редкостную вот ведем продавать господину графу… Нам бы лошадей купить, староста, по одной на человека.

— Нету у нас верховых и не бывало… — сказал староста осторожно. Толпа безмолвствовала.

— А нам верховых и не нужно, — сказал Сварог. — Любые сойдут. Лишь бы не клячи. Чем уплатить, найдется…

Он вынул из кармана горсть золотых и неторопливо принялся их пересыпать с ладони на ладонь. Судя по глазам старосты, он прекрасно соображал, что видит не свинец…

— Называйте цену, староста, — сказал Сварог. — Торговаться не станем, нужда у нас в лошадях. Господин граф ждет…

У старосты был вид человека, который на что-то решился. Тихо, с причудливой смесью робости и решительности, он сказал:

— Шли бы вы отсюда, чужаки, со своим золотом. Вот вам мое первое и последнее слово и другого не будет…

Обернувшись к толпе, он, несомненно, подал какой-то знак — толпа загомонила, заорала, потрясая своим импровизированным оружием, даже придвинулась на шажок, не более. Но ясно было: по новому знаку могут и броситься. Мечи и кинжалы им, конечно знакомы, но автоматы и пулемет Бони они вряд ли воспринимают как оружие, что должно придавать им смелости. Рожа у старосты непреклонная, диспуты устраивать не намерен…

Сварог какое-то время прикидывал варианты. Можно, конечно, разогнать их автоматными очередями над головами и под ноги — вот тут уж точно разбегутся. А что потом? Ходить по деревне, самим разыскивая лошадей? Могут прилететь и вилы в спину, и топор из-за угла. Даже для Сварога это опасно, что говорить об остальных? В конце концов, нет у них крайней потребности в крестьянских сивках-бурках, пешком выйдет на несколько часов дольше, только и всего. Все равно придется устраиваться на ночлег поблизости от Откоса, или, как он тут именуется, Низины… Словом, не особенно-то и хотелось. Была бы честь предложена, а от убытка Бог избавил…

— Ну ладно, что поделать, — примирительно сказал Сварог, поднимая ладонь. — Уходим, староста, уходим…

Они отходили бочком-бочком, зорко следя за землеробами, держа пальцы на спусковых крючках. Толпа безмолвствовала, как народ в известной трагедии, разве что двое-трое — видимо, самые отчаянные — грозно помахали вилами-топорами. Сварог ухмыльнулся, покрутил головой: были у него стойкие подозрения, что этот случай войдет в деревенский фольклор изрядно приукрашенным, с массой живописных деталей: бравые землепашцы отважно изгнали попытавшихся было сунуться в деревню чужаков самого жуткого облика, да вдобавок пришедшее с ними омерзительное чудище… Бывает такое с деревенским фольклором.

Деревня осталась далеко позади. Бони выругался простыми крестьянскими словечками, пожал могучими плечами:

— Ну, уроды корявые… Золота они не берут… Сразу ведь определил, что это золото…

— Кто их знает… — сказал Сварог. — Глухомань-то особенная — последняя деревня перед Откосом… Пугливые они тут, я так думаю… — Он посмотрел на часы, сверился с картой, с компасом, показал направление: — Вон туда. Обычным шагом — нам все равно на ночь привал делать. Попадутся деревья — не забывайте затесы делать и кустарник рубите…

На ночлег остановились практически там, где Сварог и рассчитывал, сверившись с картой и шагомером: лигах в пяти от края Откоса, на опушке довольно густой рощицы (их несколько было поблизости разбросано). Ни один хищник так и не попался. Томир сказал, что здесь, на полудне, их и не бывает меж Чащобой и этими землями — густонаселенные места, пашни, конезаводы, деревни и пастбища, где любого случайного хищника постараются ухайдакать очень быстро. А вот вторым зайцем разжились, опять-таки трудами Акбара. Жирные были зайцы, упитанные, видимо, здесь сейчас стояло соответствовавшее осени время (Томир не знал никаких таких «смен времен года», попросту не понимал, о чем его спрашивают. Твердил: так, как сейчас, — круглый год).

Зайцы тут же пошли в дело. Пока еще не окончательно стемнело, Шедарис собрал в рощице сухих веток, нарубил с поваленного дерева столь же сухой коры и проворно развел бездымный костер, предварительно с большой сноровкой вырыв для него топором яму, чтобы со стороны не видно было пламени. Бони по дороге надрал и распихал по карманам несколько пучков зелени, уверенно объяснив, что это дикий чеснок, дикий укроп, а две остальные травки на Таларе прекрасно известны и тоже годятся как приправы.

Таган, котел, миски и ложки обеспечил Сварог. Как и хлеб. Заячий супчик получился на славу. Хлебали его спокойно, не прислушиваясь к ночной тишине и уж тем более не озираясь, — все равно темень стояла непроглядная, хоть глаза к ней чуточку и попривыкли. Один Сварог с его «ночным зрением» видел, как днем. Он не опасался визита непрошеных гостей, тех самых, которые хуже татарина, — за два дня наблюдений Шмели ни разу не засекли патрулировавшие бы ночью летучие корабли. Вряд ли был смысл отправлять их в ночные дозоры: Низина, шириной лиг в пять, где разгуливало множество хищников, служила надежной преградой для местных смельчаков (а такие, хотя и страшно редко, находились, сказал Томир). Да и Странной Компании, двинься она через Низину пешком, пришлось бы расстрелять боезапас: даже учитывая, что Сварог мог делать патроны, как гайки на конвейере, если бы сбежалось все зверье, драка предстояла бы долгая и нешуточная… Неизвестно, какие здесь порядочки заведены: то ли звери, увидев первых скошенных пулями сородичей, разбегутся, то ли наоборот, хлынут, как лемминги.

Ходившие кругами высоко в ночном небе Золотые Шмели пока что не обнаружили ни в воздухе, ни на земле никакой угрозы. И Сварог в который раз подумал, вычерпывая остатки похлебки: чем же здешнее зверье питается, если, кроме него, никаких других животных, годившихся бы в пищу, нет? Никакой «пищевой цепочки» — а сородичей ни один хищник в пищу не употребляет, что на Земле, что здесь. Были кое-какие версии, но их пока что не проверить…

Они лежали возле мерцавших еще в яме углей, чуть разомлевшие от горячей сытной еды — но оружие держали под рукой.

— Как же мы все-таки полетим, командир? — спросил Бони. — Много чего за тобой знаю, но вот летать не доводилось… Или ты хитрый самолет сделаешь?

— Да нет, — сказал Сварог. — Не стоит привлекать лишнее внимание. Есть другой способ, за него лишний раз надо бабку Паколета поблагодарить… В общем, сами увидите. Черт, я так до сих пор и не могу определить, наблюдают за нами или нет…

Мара сказала:

— Не знаю, что ты там измыслил, но, по моему скромному разумению, летящие люди привлекут не меньше внимания, чем «хитрый» самолет…

— Резонно, — ответил Сварог. — Ну, что поделать. Кто его знает, на что он еще способен. Может, он и невидимых умеет видеть, что людей, что виману. Я о другом думаю… Если он тут полный хозяин и давно наблюдает за нами, как я могу наблюдать за Хелльстадом, почему никто до сих пор не пробовал нас остановить, как-то воспрепятствовать?