И тут же вновь стало светло, как и полагается при ясном солнце на безоблачном небосклоне. Однако изменения оказались поразительными и неприятными…
Сварог не увидел более сухого корявого дерева — исчезло, словно растаяло. Точно так же улетучились и валявшиеся прежде по берегу топляки, и лодка, и все остальное, и даже его собственная одежда, так что он стоял у кромки воды совершенно голым. Лес над головой все так же жизнерадостно зеленел — но в нем появились бреши, наверняка на том месте, где стояли столь же сухие, отжившие свое деревья.
Выходит, из всех, кто в разное время рассказывал ему о Белой Волне, прав оказался тот пузатенький шкипер из равенского кабака, встреченный Сварогом в те времена, когда он с друзьями искал загадочно исчезнувшую из дворца принцессу Делию. Именно он, а все другие — беззастенчивые брехуны…
Все обернулось согласно рассказу шкипера: Белая Волна оставляла в полной неприкосновенности живое, не причиняя ему ни малейшего вреда. Неважно, был это цветущий куст или корабельная крыса, муха или человек. Исчезали только мертвые вещи. Как с корабликом шкипера на полдень от Дике однажды и произошло — после того, как промчалась Белая Волна, все члены экипажа, совершенно голые, оказались в воде, а вокруг барахтались крысы, жалобно орал, утопая, корабельный кот и, вовсе уж в насмешку, плавали и вокруг целехонькие кустики герани, которые держал в каюте капитан, а вот глиняные горшки, понятно, пропали напрочь. Шкиперу тогда несказанно повезло, как и его спутникам — неподалеку проходило другое судно, не задетое Белой Волной, там увидели в подзорную трубу, что стряслось, и немедля пошли на помощь, спасли всех до одного, даже корабельного кота успел сграбастать за шкирку голый боцман. Вот только крыс, как легко догадаться, никто не стал спасать — парочка особо жизнелюбивых, правда, уцепилась за волосы шкипера, вместе с ним оказалась на палубе корабля-спасителя и моментально юркнула куда-то с глаз долой…
Сварог стоял, растерянно уронив руки. Все произошло так внезапно, Белая Волна ограбила столь качественно, что в первые минуты не было злости — одна растерянность. Только что он был великолепно экипирован, всерьез рассчитывал на скорое спасение — и вдруг оказался лишенным абсолютно всего, перед лицом сплошной неизвестности. Следовало признать, что в свое время он показал изрядное легкомыслие — запасся создающими еду, питье и табачок заклинаниями, но пренебрег теми, что касались одежды. Подсознательно решил, что никогда не окажется на Таларе голым, босым и безоружным. Голодным и мучимым жаждой — вполне возможно. А вот голым, босым и безоружным… Вот до чего доводит человека излишняя самонадеянность…
Он обнаружил вдруг, что держит в руках зажженную сигарету — чисто машинально создал ее и прикурил. Ну, что же делать — затянулся глубоко, выпустил дым, все еще не злой, а растерянный, ошеломленный столь молниеносными жизненными переменами.
И заметил краем глаза некое движение в море. Развернулся в ту сторону, всмотрелся. В голове стоял полный сумбур, он не знал, радоваться ему или, пока не поздно, припустить в заросли, где его при удаче могут и не отыскать, разве что на ощупь, нюхом…
Давешний трехмачтовый корабль на всех парусах шел к берегу. И за кормой у него развевался хорошо видимый отсюда горротский штандарт — белое полотнище с черным солнцем, пресловутая «клякса».
Глава четвертая
О пользе добрых дел
Кабелотах в трех от линии прибоя корабль повернулся бушпритом так, что протянувшаяся оттуда воображаемая линия почти касалась Сварога. Прекрасно видно было, как на мачтах снуют матросы. Убирали все паруса, с левого борта на воду опустили шлюпку, и она тут же направилась к берегу, опять-таки правя на то место, где стоял Сварог. Все это могло свидетельствовать об одном — его заметили и твердо решили принять на борт. То ли неизвестные ценители морей настолько гуманны, что без доброго дела и дня прожить не могут, то ли у них имеются другие побуждения — в любом случае, намерения у них твердые.
Но что же делать? Спрятаться в чащобу? А вдруг их доброта — или иные мотивы — настолько уж тверды, что они не успокоятся, пока не обшарят остров? Их на таком корабле — изрядное количество, как ни отводи глаза, а риск быть в конце концов обнаруженным остается.
Похоже, от судьбы не уйдешь. Нужно дожидаться спасителей, положившись на прежнее везение. При всем своем невежестве в той или иной морской специфике Сварог кое в чем все же разбирался — и по долгу короля, и по опыту совершившего несколько плаваний путешественника. Он не представлял, какой именно перед ним корабль — бригантина, шхуна или фрегат, — но, пока судно поворачивало, успел рассмотреть, что у него две пушечных палубы, а это уже серьезно. Или военные, или рыцари удачи — флаг той или иной державы на солидно вооруженном корабле еще не означает автоматически, что оный украшает собою реестры военно-морского флота.
Собственно, отчего его так пугает «клякса»? В том, что корабль принадлежит Горроту, есть не только минусы, но и плюсы. Где-где, а уж в Горроте по причине враждебных с ним отношений немногие знают Сварога в лицо. Уж там-то нет ни одного его портрета, бюста или иного изображения, тех горротцев, что видели его достаточно долгое время на достаточно близком расстоянии, можно, пожалуй, пересчитать по пальцам. Так что рано паниковать и предаваться унынию, смотришь, и обойдется…
Названия корабля он еще не успел рассмотреть, но это уже были несущественные детали… Глядя, как приближается шестивесельная шлюпка, Сварог постарался придать себе самый независимый и равнодушный вид, на какой только способен абсолютно голый человек, стоящий на морском берегу. Разве что крестик… Белая Волна его не тронула, а теперь снимать уже поздно, ну да никто тут не поймет, что это означает…
Шлюпка заскрипела носом по мокрому песку. Гребцы бросили весла, и на землю спрыгнул здоровенный субъект в высоких сапогах, черных штанах и синем распахнутом камзоле, напяленном прямо на голое тело, на могучей груди у него красовалась роскошная и искусная татуировка: два осьминога, зеленый и красный, азартно резались в кости, а в сторонке — синяя русалка со столь жеманно-блудливым видом, что сразу становилось ясно, какие тут ставки на кону. За поясом у верзилы торчала абордажная сабля и целый набор пистолетов.
Сварог моментально отметил, что гребцы одеты примерно так же — как кому в голову взбрело, ничего похожего на форму, у некоторых серьги в ушах, у одного на шее массивное золотое ожерелье, явно женское, а браслеты другого, ручаться можно, сделаны из варварски разломанного дворянского золотого пояса, да вдобавок на голове у одного вместо шляпы — берет Сословия Совы с упомянутой серебряной птицей, символом ученой мудрости (хотя при взгляде на рожу обладателя берета возникали серьезные сомнения, умеет ли он вообще читать хотя бы по-печатному).
Сварог моментально приободрился. Дело оборачивалось не самой скверной стороной, Это не военный корабль, голову можно прозакладывать. Ни один капитан военно-морского флота, о какой бы державе ни шла речь, не потерпит на борту скопище таких разбойников, одетых и вооруженных вопреки веем строгим регламентам. Точно, пираты на горротской службе… или попросту пираты, вывесившие флаг, на который не имеют никакого права. Широко распространенная привычка, как с ней ни борются законные обладатели того или иного штандарта. Правда, Сварог еще не слышал, чтобы какой-нибудь нахал осмелился самочинно вывесить за кормой хелльстадский флаг, но и это, надо полагать, не за горами…
Вразвалочку подойдя к нему и остановившись в двух шагах, верзила по имени Бунак жизнерадостно расхохотался:
— Здорово вас, дяденька, ободрала беляночка… Видок такой, что хоть в «скамейку» играй… — и прищурился испытующе.
Это было пока что не прямое оскорбление — просто-напросто незатейливая проверка на предмет того, знаком ли неизвестный с нравами и жаргоном «теневой стороны» жизни.
