— Дядя Патек! — вдруг вскрикнула Маритана с таким отчаянием и страхом, что Сварог вскочил.

И тут же полетел в задок фургона — Патек рывком натянул поводья так, что лошадь, похоже, аж на дыбы встала.

— Ты что, дуреха? Ничего такого вокруг…

— Да я не про вокруг… — убитым голосом произнесла Маритана. — Дядюшка Патек, ожерелье потерялось…

— Тьфу ты, я неизвестно что подумал… Погоди, его ж, и точно, у тебя на шее нет… Как же ты так, с шеи? Может, за вырез упало, ты пошарь…

— Да не с шеи… Там застежка сломалась, погнулась так, что кожу царапало. Ну, я и сняла — еще когда с Тракта съезжали, чтобы путь срезать. Положила рядом на облучок, вроде лежало надежно… Потом, видимо, упало, я с тобой заболталась, не заметила, как свалилось…

Патек засвистел в два пальца — видимо, останавливая идущий впереди фургон.

— Ну что ж ты так… — протянул он укоризненно. — Сама знаешь, вещь памятная… Ну да, когда свернули с Тракта, первая лига была — сплошные ухабы, трясло вовсю… Там оно, видимо, и…

— Что там у вас? — послышался голос Ортага.

Маритана принялась всхлипывать. Сварог слышал, как она повторила все отцу. Наружу он и носа не казал — чисто семейные дела, к чему тут лишние свидетели.

— Где у тебя мозги были… — с непритворной злостью сказал Ортаг. — В фургон нужно было, в мешочек…

— Мамина память, — послышался грустный голос Кайи. — Единственное, что оставалось…

— Ну, Тана…

— Пап, я ж не нарочно…

— Еще б ты нарочно… Нет, хоть и выросла, а ремня все равно получишь на совесть. Иди-ка сюда…

— Погоди, Ортаг, — сказал Патек рассудительно. — Ремнем, конечно, недолго, а делать-то что?

— Назад погоню! — рявкнул Ортаг. — Пешедралом! Пусть идет по обочине и смотрит в оба!

— Остынь. Проехали мы лиг десять, а то и побольше. Часа два ей туда идти одной, столько же обратно… Это ведь явно где-то возле самого Тракта, на тех клятых ухабах…

— Ладно, ладно… Сейчас выпрягу Жука и сам поеду.

— Много ты с седла рассмотришь, ты ж малость подслеповатый.

— А что прикажешь делать? Кайя, молчишь? Молчишь… А сама чуть не плачешь… — Ортаг выругался, затейливо и с чувством. — Ну да, матушкина память, единственная… Что ж тут поделать, разворачиваем фургоны, едем все назад. Не оставлять же на дороге… Эх, судьбинушка… Туда десять, обратно десять… Лошади приморились. До деревни уже сегодня не доберемся, придется тут, в глуши, ночевать… Срезал дорогу, называется… Ладно, — решительно сказал он. — Поворачиваем.

И тут Сварогу пришла в голову великолепная идея. В конце концов, он сейчас был именно что собакой…

Не теряя времени, он высунулся за занавеску, протиснулся меж Патеком и плачущей Маританой, спрыгнул с облучка и запрыгал вокруг Ортага, гавкая, отбегая назад, возвращаясь.

— Без вас тут тошно, сударь обращенный… — проворчал Ортаг.

— Погоди-погоди… — протянул Патек в некоем озарении. — Лопни мои глаза! Никак вы хотите сбегать? (Сварог закивал). А что? Очень даже неплохо придумано. Собака, даже трусцой, гораздо быстрее обернется, чем мы с фургонами. Сударь наш, простите за прямоту, ехал в фургоне, не устал ничуточки, сытый…

— И правда… — с надеждой в голосе сказала Кайя. — Так будет быстрее, коли уж вы, сударь, готовы помочь…

— И потом, у собаки чутье имеется, — сказал Патек. — Тана, слезь с облучка, подставь шею, пусть сударь как следует принюхается: вдруг в высокой траве, мало ли что… Живо!

Все еще всхлипывая, Маритана покорно спрыгнула с облучка, присела на корточки, подставила шею. Сварог старательно принюхался и как-то так не удержался, легонько лизнул в шею.

Маритана отстранилась, попыталась улыбнуться сквозь слезы:

— Вы уж, господин граф, язык не распускайте, хоть вы сейчас и собака…

— Да тебя б зубами цапнуть… — фыркнул Ортаг. Добавил деловито. — Ладно. Раз такое дело, останавливаемся на привал. Вон полянка подходящая. Будем ждать.

— Вы уж найдите, пожалуйста… — с тоской сказала Кайя.

Сварог кивнул, повернулся и затрусил по обочине, склонив голову к земле.

…Большой Тракт уже виднелся впереди, не далее чем в полулиге, когда в неизменный за все время фон — земля, трава, хвоя, временами конский навоз — ворвалась новая нотка: знакомый запах молодой свежей кожи. Резко остановившись, Сварог принялся раздвигать мордой высокую траву. И вскоре обнаружил ожерелье, потеря лежала себе преспокойно, сбившись в комочек. Осторожно забравши его в пасть вместе с оборванными травинками, радостный Сварог пустился в обратный путь.

Очень быстро сообразил, где он сможет пойти напрямик, чтобы срезать дорогу на парочку лиг. Он хорошо помнил, как они ехали и где, да вдобавок смотрел карту вместе с Ортагом: фургонам пришлось далеко обогнуть гряду невысоких лесистых холмов, потому что именно так изгибалась почти заброшенная проселочная дорога — да и не одолели бы кони эти склоны. Зато Сварог без труда мог двинуть напрямик — туда в гору, зато обратно под гору, точно, на пару лиг короче будет…

К холмам он и свернул. Заблудиться не боялся: не такие уж вокруг и лабиринты, а ориентироваться на местности он прекрасно научился еще в прошлой жизни. По-настоящему опасных зверей вроде каталаунских тигров или горных медведей в округе, говорили, не водится, вот лигах в тридцати к полуночи — да, появляются…

Он и не заблудился. Примерно там, где и рассчитывал, вновь вышел на полузаброшенную дорогу, где в траве четко виднелись свежие колеи от колес фургонов. Неспешной трусцой пустился в обратный путь — он не то чтобы вымотался, но немного приустал. Десять лиг туда, обратно на пару меньше, зато пришлось в гору взбираться…

Еще издали ему в нос ударил тяжелый запах крови — и он, не рассуждая, понесся бегом. Поляна, фургоны…

Из пасти у него невольно вырвался горестный вой.

Кровью пахло вовсе уж тяжело, удушливо. Еще издали он увидел, что обе лошади лежат в оглоблях неподвижно, словно мертвые… да они и есть мертвые. Ортаг застыл навзничь, остановившимся взглядом наблюдая небо — лицо совершенно спокойное, видимо, все произошло неожиданно и моментально — ну да, напротив сердца торчит железное оперение короткого арбалетного болта… совсем рядом ничком лежит Патек, с таким же болтом в левой лопатке…

Сварог разжал пасть, и никому уже не нужное ожерелье упало в траву…

Совсем скверно на душе стало, когда он чуть подальше, уже в чащобе, обнаружил Кайю и Маритану. Вот их убили не сразу, далеко не сразу. Сварог, если прикинуть, отсутствовал часа два с половиной, а за это время…

Их, безусловно, расспрашивали, и сразу видно, как — люди, не знавшие жалости и не стеснявшиеся в средствах. Потом изнасиловали, обеих…

Он ничего не мог с собой поделать — стоял, расставив передние ноги, подняв голову к небу и выл. Бессильная ненависть захлестывала так, что в глазах темнело. Если только ему удастся вернуться в человеческий облик, все тайные полиции королевства, сколько их ни есть, будут, оставив прежние дела, ловить Одо и Сувайна, а потом Баглю позаботится, чтобы они подыхали очень медленно и очень невесело… Да, так и будет, но кого ты этим вернешь? Кого вообще вернула с того света самая изощренная месть, хотелось бы знать?

«Бог ты мой, и ведь это не в первый раз», — в тоскливом, горестном смятении подумал он. Случалось уже, что хорошие люди гибли, если подумать беспристрастно, исключительно из-за того, что он незваным и непрошеным вторгся в их жизнь… ну, правда, без злого умысла и не забавы ради — на пути к очередному, изволите ли знать, героическому свершению. И ведь сейчас даже этим не оправдаешься, он просто-напросто бежал, скрывался.

Усилием воли он заставил себя успокоиться, рассуждать холодно и трезво. И принялся бегать вокруг удушливо пахнущей кровью поляны.

Довольно быстро по следам и запахам удалось многое восстановить: несколько всадников подъехали чащобой довольно близко, оставили коней на одного из своих, подкрались к полянке, где никто такого визита не ждал — и началось… Это не простые разбойники, конечно — в фургонах никто даже и не пытался рыться, у мужчин не вывернуты карманы, не срезаны кошельки… Да и с какой стати обычным разбойникам убивать лошадей — они сами по себе неплохая добыча, коневодства в этих местах нет, лошадей завозят издалека, и они в цене… Погоня его все-таки достала — ну, предположим, не его самого…