– Что им нужно? – мрачно спросил Сварог. – Из-за чего заваруха?

Герцог повернулся к Интагару. Тот одернул кафтан, прокашлялся:

– Ваше величество, в результате таких вот пертурбаций агентурная сеть неминуемо несет урон, все приходит в хаос, трудно наладить бесперебойное поступление донесений… Но ситуация в общих чертах прояснена. Началось в Мадераде, вот здесь. По своему характеру события, в общем, повторяют большинство из прежних мужицких бунтов. Стали распространяться слухи, что вы, государь, подписали недавно указ о том, что невозбранно переселиться в Три Королевства может отныне любой желающий того землепашец, независимо от того, кто он – крестьянин короны, крестьянин сеньора или фригольдер. Как водится, очень быстро слухи эти стали не просто передавать из деревни в деревню, а еще и расцвечивать во всю силушку своей фантазии. Болтали, что согласно этому мифическому указу в Трех Королевствах отныне не будет ни коронных крестьян, ни дворянских, что все там станут фригольдерами. Болтали, что всякой семье вы велели выдавать на дорогу по двадцать золотых, а на месте наделять огромными угодьями, скотом и прочими благами. В конце концов крикуны стали уверять, что король намерен вообще упразднить дворянство… Вряд ли есть необходимость пересказывать все бредни, которым толпы с удовольствием внимали. Главное, вожаки заверяли, что помянутые дворяне, а также, как водится, «дурные советчики» коварно спрятали королевский указ, и есть надежные свидетели, которые его сами видели, доподлинно описывают печати, цвет чернил…

Сначала толпа нагрянула в ближайший город и стала требовать от бургомистра предъявить им злодейски утаенный указ. Бургомистр, естественно, стал их разубеждать. Его убили, перевернули вверх дном все в ратуше, и не найдя пресловутого указа, стали в поисках громить прочие присутственные места, дома дворян, вообще зажиточных обывателей… Очень быстро добрались до винных погребов, после чего в городе началось неописуемое. По докладам летчиков, он выгорел полностью. Толпа двинулась дальше. Как это частенько случается, появились вожаки, и кое-кто из них определенно был на военной службе – некоторый порядок все же наведен. Ну, а дальше… Дальше все разворачивалось по привычной колее. Громят дворянские поместья, городки и те села, что не успели к ним присоединиться… Повсюду пожары, разрушения, хаос. Мало кто уже помнит, что поначалу целью было найти «королевский указ». Раскрутилось на полную. Одни собираются устроить вольную крестьянскую державу, другие норовят нагрести побольше золотишка и смыться потом, третьи просто настроены погулять сколько удастся, а потом уходить в Каталаун, благо не особенно далеко, – Интагар грустно покривил губы. – Ничего нового или оригинального. Классический мужицкий бунт, подобно десяткам других в прошлом…

– Иностранные агенты? – спросил Сварог грубо.

– Пока что не выявлено ни иностранных агентов, ни иностранного золота. Случалось, конечно, что подобные заварушки инспирировали иностранные державы, но в данном случае мы, ручаться можно, имеем дело с классической мужицкой замятней, бессмысленной и беспощадной. – Он коротко, зло выдохнул. – Позавчера они перехватили на дороге королевского секретаря Бартама с семейством, ехавшего согласно вашему указу сменить губернатора Партука на его посту. Вот донесение, один из кучеров был нашим человеком и остался жив…

Сварог прекрасно помнил Бартама – забавно шепелявившего толстяка, по отзывам надежных людей толкового администратора. Он бегло просмотрел бумагу – как погиб Бартам, как погибла его жена, как насиловали толпой двух дочек-подростков, пока не умерли, как топили в речке сына… Поднял голову и спросил, не узнавая своего голоса:

– Войска?

Брейсингем выдвинулся из-за его левого плеча со своим циркулем.

– Шестнадцатый пехотный легион, единственная регулярная часть в тех местах, разбит и отступил, часть личного состава перешла к мятежникам. Вот здесь, здесь и здесь мы в самом скором времени можем сосредоточить до восьми полков, в том числе два гвардейских. Обычно гвардейцы отправляются на усмирение крайне неохотно, считая это ниже своего достоинства, и на сей раз, как это ни кощунственно звучит, нам повезло – в Редиаре мужики захватили врасплох и вырезали алу Зеленых Драгун, так что гвардейцы готовы мстить… Из Алегани на речных пароходах перебрасываются с полдюжины ракетных батарей – как показывает опыт, мужичье панически боится ракетного обстрела и моментально расстраивает ряды… Срочно стягивают из шести прилегающих провинций отряды Вольных Топоров – на этих вполне можно полагаться, у них с мужичьем свои счеты еще со времен Вурдалачьей ночи… Ваше величество, действовать нужно немедленно и с подобающей беспощадностью, пока эта зараза не расползлась. Если не остановить их здесь и здесь, если не разбить наголову основные силы – они могут выйти к Ильвиру и Шалху. В Ильвире – крупнейшие к полудню от Каталаунского хребта судоверфи, Шалх – это одна из крупнейших на континенте ярмарок. Амбары, пристани, гигантские запасы разнообразнейших товаров. Трудно будет даже приблизительно оценить ущерб, если… Молниеносные действия и беспощадная жестокость, ваше величество! Иначе мы рискуем потерять слишком много…

Интагар поклонился:

– Ваше величество, разрешите представить вам генерала Бужота. Старый служака, что важно сейчас, имеет некоторый опыт в усмирениях городской мастеровщины и бунтующего мужичья… Горячо вас заверяю, что лучшего человека не найти!

– Подойдите, – мрачно сказал Сварог.

Генерал чуть ли не парадным шагом приблизился к столу, вытянулся, сжимая левой рукой эфес меча. У него было неприятное длинное лицо с маленькими глазками мелкого сутяги и бледный жесткий рот. Сварог подумал, что для старого служаки у генерала что-то маловато наград на груди: всего-то один орден, «Алое пламя», и пять медалей – два «Серебряных топора», три «Стрелы». Именно этот орден и именно эти медали чаще всего давались не за успехи в сражениях, а за выслугу лет, в торжественные дни, к праздникам, когда, в точности, как в покинутом Советском Союзе, награждают длиннейшими списками кого попало, всех, кто сумел подсуетиться.

К тому же, судя по золотому шитью, генерал был не гвардейский, а из «безымянных полков». Насквозь неприятный тип, классическая тыловая крыса – но именно этот, по роже видно, будет выслуживаться, из кожи вон выпрыгивая…

Он же там все кровью зальет, как-то отстраненно подумал Сварог, полыхать все будет от горизонта до горизонта, и поля покроются неубранными трупами, а палачи заморятся от ударной работы. Вот именно. Этот растопчет мятеж, не ведая ни колебаний, ни жалости. Этот самый…

Сварог задумчиво спросил, глядя куда-то в пространство:

– Интересно, а можно им что-то объяснить? Хотя бы попытаться? Что нет никакого указа…

Герцог Брейсингем твердо сказал:

– Ваше величество, весь прошлый опыт убеждает: если даже вы самолично перед ними появитесь и попытаетесь что-то втолковать, они и вас объявят фальшивым королем, подосланным дворянами и «дурными советчиками». И, пожалуй, растерзают в клочки еще до того, как вы дойдете в ваших убеждениях до середины…

Интагар добавил:

– Большинству из них уже неинтересно, как там обстояло с тем пресловутым указом, и был ли он вообще. Мятеж – явление столь же бессмысленное, как лесной пожар…

Сварог подпер ладонями лоб, уставясь в стол. Об этом никто не мог знать, но в его душе наличествовало мучительное раздвоение. Как человек, воспитанный советской школой, пионерией, комсомолом, замполитами и лекторами, он с детства привык относиться к крестьянским восстаниям как к чему-то святому, достойному исключительно трепетного уважения. Восставшие крестьяне, где бы ни происходило дело, всегда были прогрессивными героями, борцами с отжившими и реакционными. Соответственно, те, кто их восстания подавлял, даже полководец Суворов, считались обреченными историей тиранами.

Он уже принял решения, но невероятно трудно было переломить что-то в себе, вырвать безвозвратно кусок собственной жизни, школьного детства, прошлые жизненные ценности, преподанные временем, страной, учителями и пионервожатыми…