- …но я иду на это ради светлой цели. Клянусь, что мое Орудие никогда не будет служить злу!

- Очень конкррретно, - мурлыкнула Тревога.

Барон Айсвинд переглянулся с другими офицерами. Чуть заметными кивками они дали ему право говорить за всех.

- Милорд, мы просим вас уточнить клятву. Что вы понимаете под светлой целью и что – под злом?

- Это очевидно всякому благородному человеку. Удивляюсь, барон, что у вас возникли сомнения.

Айсвинд склонил голову:

- Милорд, я – ваш верный вассал. Я забочусь о том, чтобы все мы остались чисты перед богами и людьми, и на Звезде вошли в чертоги Светлой Агаты. Голос сердца слишком тих и часто неслышен в пылу битвы. Пускай разум, а не сердце, поставит пределы, за которые мы не выйдем никогда.

- Справедливо, - согласился герцог. – Я клянусь применять Орудие только во славу Севера и против его врагов.

Барон кашлянул:

- Боюсь, этого недостаточно, милорд. У Севера много врагов.

- Против тех вражеских подразделений, которые имеют в своем составе Персты Вильгельма.

Лицо Айсвинда не стало мягче:

- Милорд, было бы правильно оговорить, как вы поступите с Орудием по завершению войны.

Эрвин посмотрел на существо, собранное из дерева и плоти. Ощутил затылком горячее дыхание альтессы. Почувствовал ее пальцы, скользящие вдоль спины.

- Тьма сожри, я хочу греха и позора не больше, чем вы! Вот только Орудие – наш единственный шанс на победу. Если видите иные, укажите их.

- Когда победа будет достигнута, вы уничтожите Орудие?

Альтесса пощекотала Эрвина:

- Не хочется-то, ай как не хочется.

- Уйди во тьму... Да, барон, я отпущу шавана в Орду Странников, а с Перстом поступлю так, как решит святая Церковь. Даю слово Ориджина.

Айсвинд выдохнул:

- Простите, милорд.

- Барон, вы полностью правы. Благодарю. А теперь, все же, посоветуйте стрелка.

На сей раз каждый ротный командир предложил одного из своих подчиненных. Но все как один отметили: нельзя приказать кайру стрелять Перстом; нужно просить добровольного согласия. И вдруг, неожиданно для всех, заговорил Лиллидей:

- Милорд, позвольте мне принять Орудие.

- Хорошая идея, - шепнула альтесса без издевки.

Эрвин оценил. Действительно, Джемис ходит неприкаянный. Не командует ни одним подразделением; плох и как советчик, поскольку молчит, и как телохранитель, ведь Эрвин сторонится его.

- Господа, вы не возражаете? – спросил у офицеров.

Они ответили поспешным: «Никак нет, милорд». Были только рады взвалить сомнительный долг на нелюбимого ими кайра.

- Джемис, вы должны принести клятву, подобную моей.

Кайр сделал это. Затем попросил в помощь двух человек для обслуживания Орудия. Хайдер Лид выделил тех бойцов, что уже работали с пленником. Затем Лиллидей принялся за дело.

Разведчики ганты Ондея продолжали рыскать вокруг стана иксов. Видели, как волки заняли деревню и начали пировать, слышали северные песни и хохот. Это входило в планы Эрвина: пускай донесут Ондею, что волки обнаглели; пускай ганта ринется в бой, кипя от ярости. Но про Орудие никто не должен знать. Потому Джемис упражнялся скрытно, прячась за избами и телегами. Использовал невидимые плети или разжигал костры возле мишеней, чтобы маскировать вспышки. Занимал конюшню, выгнав прочь лошадей, располагал Орудие у ближней стены, а перед дальнею расставлял поленья – и сжигал их одно за другим. Стрелять Перстом оказалось удивительно легко. В малых пределах Орудие могло корректировать выстрел, не шевеля рукою. Потому от Джемиса не требовалось точного прицела. Он направлял Перст рычагом примерно в сторону мишени и говорил:

- Третье слева полено. Бей.

Орудие наносило удар. Оно не медлило, не спорило и редко промахивалось. Если Орудие мазало несколько раз подряд, Джемис затягивал винты. Если поражало восемь целей без промаха – давал слабину. Страх перед болью заставлял Орудие бить очень метко. Оно не имело никаких иных мыслей, кроме желания попасть.

Но Эрвин отлично понимал: Орудие – вовсе не залог победы. У врага будут три перстоносца против одного у северян. Все трое – умелые наездники на резвых конях, а у северян – прикованный к стулу калека. Наконец, ганта Ондей приведет вдвое больше воинов, чем есть у герцога. Говоря по чести, битва будет почти безнадежной. Единственное, что дало Орудие, - вставку «почти».

Двое суток Эрвин София Джессика употребил на планирование боя. Осмотрел укрепленный лагерь на дальнем берегу Ройданы, нашел стройку слишком медленной, потребовал ускорить дело. Приказал прорыть склон и устроить удобный съезд из лагеря к реке. Засек время, нужное отряду, чтобы спуститься и пересечь Ройдану. Навестил и скрытую ложбинку, где давеча прятались шаванские дети. Она также вела из лагеря к реке, но, в отличие от нового спуска, была почти незаметна.

Проехал вверх и вниз по берегам Ройданы. На юге – как раз там, откуда приближался ганта Ондей – река изгибалась коленом. Ниже колена имелось место, удобное для переправы: русло было очень мелким, а дальний берег - пологим. Эрвин дважды съездил туда. Сначала вернулся прямиком в деревню, затем – переехал на дальний берег и проскакал вокруг изгиба реки к укрепленному лагерю на круче. Оказалось, что путь до деревни занимает только четверть часа, а до лагеря – пятьдесят шесть минут.

Затем он поднялся на дозорные башни при въезде в деревню, оценил вид сверху на дальний берег и укрепления. Спросил совета у офицеров, по их рекомендации провел учебные стрельбы с валов. Иксы разбились на пары: один стрелял, лежа на насыпи и стараясь не попасть под вражеский огонь; другой прятался за валом и перезаряжал арбалеты. Также отработали быстрый выезд из лагеря и переход через реку.

Затем герцог навестил раненых. Многие из них пошли на поправку – по крайней мере, могли сами добраться до укрепленного лагеря. Тех, кто не мог ходить, следовало забрать на носилках. Для этой цели выделили отряд бойцов, отработали переход с носилками через Ройдану. Когда начнется вражеская атака, каждый северянин должен знать свою роль.

С тяжелым сердцем Эрвин присел возле Гордона Сью. Тот сгорал от лихорадки и проваливался в забытье. Герцог дождался минуты, когда капитан вынырнул из беспамятства, пожал его руку и сказал:

- Завтра будет сражение. За вас-то я не волнуюсь: змей-трава даже мертвого поднимет. А вот меня могут убить в бою, потому хочу сказать заранее. Вы – славный воин, Гордон. Для меня честь служить с вами.

Капитан набрал сил на легкую улыбку и поправил:

- Гордон Сью.

- Почему это так важно для вас?

- Расскажу после победы. Никак не раньше.

Приступ горячки погасил его сознание.

Поздним вечером, когда все приготовления были завершены, Эрвин обратился с молитвою к Светлой Агате:

- Святая Праматерь, ты кое-чего не учла, когда решила наказать меня. Возможно, я мерзавец или глупец, но за мною идут триста достойнейших воинов – таких, как Гордон Сью. Ни один из них даже мыслью не провинился перед тобой. Когда я дал им Перст Вильгельма, они подумали сперва о чести, а уж потом – о победе. Не хочешь меня видеть – дело твое. Но будь добра, сделай так, чтобы иксы пережили завтрашний день!

Ганта Ондей не допускал и мысли, что волки могут иметь Перст Вильгельма. Персты говорят только с любимцами Гной-ганты – сынами Степи. Когда Ондей узнал, что один из ханидов пал под Рей-Роем, а тело исчезло, - он не заподозрил кайров. Очевидно, кто-то из шаванов спрятал труп и украл Перст. Ондей рассчитывал вернуться, обшарить город и найти пропажу. Но сперва следовало покончить с волками.

Разведчики доложили ганте, что северяне заняли деревню Берха на берегу Ройданы и вовсю пируют там. Ондей пришел в ярость: Берха стояла на его кочевьях и пользовалась его защитой; кузнец Бершан был родичем ондеевой жены. Но ганта не ослеп от гнева. Он внимательно выслушал разведчиков, узнал об укреплениях, которые строят северяне. Сделал стоянку в паре миль от села, дал коням и людям целый день на отдых.