- Вы видели только одну кость?

- Да, генерал.

- Значит, они могли употребить не целого покойника, а лишь его фрагмент?

- Скорей всего, так и было… Но какая разница? Вы хотите разыскать поврежденный труп?

- А далеко ли отстояло это место от лазарета?

- Совсем не далеко, ярдов сто.

- Кто знает, производились ли утром хирургические операции?

Хорис адресовал вопрос своим подчиненным. Эйлиш не знала, а Мис ответил утвердительно:

- У одного сержанта отняли руку.

- Какое это имеет… - начал было Джо, но тут понял сам. – Фу, мерзость, дрянь! Святые боги, это же отвратительно!

Хорис печально склонил голову.

- Да, сир, ужасно. Я разыщу этих солдат и подвергну строгой каре. Если вас не затруднит, помогите мне с опознанием.

- Так точно, генерал.

- Нет более постыдного дела, чем пожирание плоти живого человека. Даже если эта плоть была отделена от тела.

- Да, генерал! Меня чуть не стошнило. Это почти то же самое, что жрать мертвеца!

Хорис решительно качнул головой:

- О, нет, сир, я не могу согласиться. Кто ест живую человеческую плоть, тот совершает надругательство над природой. Но тот, кто употребляет плоть покойника с должным почтением и молитвой, тот поклоняется священному таинству смерти.

- Невелика разница! И то, и другое гадко!

- Вы тысячу раз, не смущаясь, ели свинину. А мертвый человек, в отличие от свиньи, наполнен духовностью. Он близок к Павшей и любим ею. Приобщаясь к мертвецу, мы прикасаемся к божественному. Важно делать это с молитвою и мыслями о Ней.

Джоакин судорожно сглотнул. Уставился на свою тарелку.

Зажал рот рукой, вылетел из шатра, упал на колени, корчась от спазмов.

Закатники вышли следом и некоторое время наблюдали, как Джоакин блюет.

- Он не приемлет Ее, - сказал Лахт Мис.

- Он не приемлет себя, – возразила Хаш Эйлиш. – А Павшая давно уже владеет им.

- Моя девочка, - генерал потрепал ее по затылку и обнаружил влагу на волосах. – О, дождь начинается, как я и говорил!

- Общий подъем! – скомандовал Лахт Мис. – Готовься к дождю! Начать помывку и сбор воды!

Все вокруг засуетились, вынося ведра, котелки, кадки. Кто-то раздевался, кто-то бегал в поисках мыла, кто-то готовил щетки, чтобы мыть коней.

Джоакин перекатился на спину и подставил лицо первым каплям ливня. Подумал: какая гадость! Трупоеды проклятые! Падаль, фу…

Полежал еще немного, умылся, сплюнул остатки тошноты.

Подумал: черт, зря меня вырвало. Через час снова захочу жрать.

Июль 1775г. от Сошествия

Герцогство Альмера

Тьма, как поздно она догадалась!

А хитрый Эрвин говорил ей, когда еще доверял. Гвенда, Луис, Минерва, жидкости тела… Это была лишь одна теория, Эрвин придумывал их пачками, Аланис слушала вполуха, не веря, что в тот раз он попал в цель. Тьма! Сообрази она вовремя…

Глядя в зеркало, она терла пальцами засос на шее, потом облизывала их, как леденец. Сухо. Ни капли слюны не осталось. Целая ночь прошла, уже утро…

Пауль только раз поцеловал Аланис, и то в шею. Пауль ни разу не пытался ее взять. Приказал солдату изнасиловать ее – хотя мог сам. Но каждого ханида вир канна он поцеловал прямо в губы. В губы. Каждого.

Она вымазала маслом засос на шее. Тщательно стерла кусочком хлеба и съела. Может быть… Нет, не может. За ночь высохло начисто, да и смазалось об подушку.

А впереди – Альмера. Первые сотни дикарей уже прутся через Юлианин мост, чтобы грабить, топтать, пожирать ее родную землю.

Аланис видела тренировки ханидов, слышала все наставления. Легко управлять Перстом Вильгельма, она бы точно справилась. Нужна лишь… жидкость тела.

Кровь Пауля ей не получить. Если б она могла нанести ему рану, то могла бы и убить. Вонзить нож в глаз или шею… Тогда – конец пути, шаваны разорвут ее на куски. И пускай, спасение Альмеры стоит такой цены! Беда в другом: Аланис не верила, что сможет. Напади на Пауля – он отразит любой выпад. Подкрадись сзади – он почувствует и обернется. Посмотри ему в лицо – содрогнешься и сама выронишь нож. Простым клинком его ни убить, ни ранить.

Но существуют и другие жидкости тела, кроме крови.

Перейдя Юлианин мост, орда ворвалась в Красную Землю. Пауль задал бешеный темп движения: тридцать миль в день. Даже на выносливых конях и при наличии заводных, трудно было выдержать такую скорость. Не оставалось времени на фуражировку, сбор и распределение припасов. Пауль не успевал кормить войско. Он решил эту проблему, сказав любимые слова:

- Сыны Степи, берите все, что можете!

Орда рассыпалась веером, развернулась по широкой полосе. Каждый ган рыскал сам по себе, силясь не отстать от Пауля и при этом – как можно больше награбить. Любой городишко, любая деревня и хутор становились добычей. Заметив малейшее селение, шаваны рвались туда, пока их не опередили всадники другого гана. Влетали в село, рубили мужиков, насиловали баб, потрошили дома, сгребали припасы. Все – наспех, опрометью, без разбору. И сразу – по коням и в путь, за новой добычей. Разрозненные, дикие, жадные, они не походили на армию. Река гноя – вот что это было. Лавина смрадной жижи, которая делилась на потоки, ручьи и струи. Затекала всюду – на каждую дорогу, в каждый дом, каждую щель. Когда волна спадала, оставалась голая земля, заваленная мертвечиной.

Струи гнилого потока не согласовывались между собой, не получали приказов, не давали отчета. Ими правили только два желания: не отстать от Пауля и как можно больше сожрать. Они не наступали, не маршировали, не совершали маневр – они текли.

Один альмерский полк мог нанести им огромные потери, прежде чем шаваны собрались бы в единую силу. Но в этих краях не было ни полка, ни батальона. Вторжение так потрясло Альмеру, что все разбегались без боя. Орда с Перстами Вильгельма – два ужаса, соединенных в одном. Даже Снежный Граф не устоял. Шансов нет, остается бежать. Бежать!..

В разграбленных селах и городках не попадалось ни единой верховой лошади - все владельцы коней уже ускакали прочь. По дорогам ползли караваны беженцев: телеги, запряженные волами, пешие люди под грузом заплечных мешков. Завидев шаванов, они бросали все, кидались россыпью в поля… Но куда уйдешь от потопа?

Бывали и такие села, где ничего не ожидали. Жили себе как прежде, делали свое. Орда мчала быстро, кое-где опережая новости. В таких местах люди даже не пугались, ведь давно уже не было войны с шаванами. Встречали их, как ни в чем не бывало… Словно те хутора в пустыне Надежды.

Главное ядро орды – Гной-ганта и ханида вир канна – немного отставало от передовых отрядов. Аланис ехала по землям еще не полностью уничтоженным, но уже затопленным гнилою рекой. Час за часом, день за днем она наблюдала, во что превращается Альмера. Когда-то в поезде она шла из вагона в вагон, не находя ничего, кроме трупов. То был всего лишь один поезд. И трупы чужих людей.

Ни зеркальце, ни рубины на длинных пальцах, ни воспоминания – ничто уже не помогало. Ее душа неумолимо прекращала существовать. Разрывалась на части, сгорала по кусочку… Она должна была действовать. Любою ценой.

Пауль не всегда был возле нее – иногда выезжал в авангард или смещался на фланг. Но каждый день по нескольку часов он ехал рядом с Аланис. Задача казалась простой: поцеловать его.

Она попробовала в первый же час после Юлианина моста. Приблизила коня, посмотрела Паулю в глаза и… Приступ сильнейшей тошноты подкатил к горлу. Легче было бы поцеловать скелет, вырытый из могилы. Видимо, Аланис побелела, раз Пауль спросил:

- Что с тобой? Отравилась, что ли?

- Нездоровится… Лихорадка… Дай воды.

Она гордилась тем, как быстро придумала выход. Во фляге Пауля присутствует его слюна, достаточно просто хлебнуть…

- Муха, сюда, - подозвал Пауль. – Угости даму водой.