- Верные подданные владыки! – отчеканил драчун по-военному.

- Молодцы, - похвалил Менсон и увлек жену прочь. Колпак красовался на его голове.

Случай испортил настроение. Жизнь очень старалась, но так и не отшибла у Карен чувство справедливости. Ее до сих пор возмущало избиение лежащих, а тут еще помянули Адриана, да и колпак…

Чертов Адриан был зерном, из коего выросла ссора. На глазах у гостей он унизил Менсона – собственного дядю, янмэйского дворянина, адмирала в отставке. Карен не представляла, как можно стерпеть подобное. Будь Менсон ровней Адриану, следовало бы назначить дуэль. А коль сие невозможно, то срочно уволиться со службы и покинуть столицу. Из этих соображений Карен позвала мужа в Леонгард. То бишь, не позвала, а сразу принялась собирать вещи. И тут выяснилось дикое: Менсон не видел оскорбления в поступке Адриана!

- Будет тебе, жена. Я же шут, мне и не так доставалось.

- Но он… он приказал… - Карен даже не смела повторить, чтоб не обидеть мужа.

- И что такого? Я его высмеял – он ответил. В порядке вещей.

Она потратила бессонную ночь на то, чтобы примирить себя с этим «порядком». Тревожно, с опасением вышла к завтраку. Боялась, что сейчас, при всем дворе, Адриан снова унизит Менсона, и от стыда ей не останется ничего, кроме самоубийства. Но владыка приветливо встретил шута, усадил возле себя, обменялся пригоршнею шуток. С ужасом Карен поняла: Адриан тоже не видит беды в своем поступке! Он так долго бродил вместе с бандой шаванов, что перенял их манеры! Владыка все болтал с шутом, и в числе прочего сказал:

- Знал бы ты, дружище, что мне открылось у Бездонного Провала! Сейчас не время, но скоро ты все узнаешь. Клянусь, это истинное чудо! Сами боги доказали: я всегда был прав, во всех своих делах!

И Менсон – да что же с ним случилось! – поверил на слово. У него запылали глаза, он больше и слышать не хотел о каком-либо отъезде.

- Пойми, любимая: Адриан – реформатор! Люди не хотят перемен, ему приходилось навязывать силой. Он все время сомневался, корил себя… А тут сами боги одобрили реформы!

Карен с грустью вспомнила Нави: одобрил бы он? Вполне возможно - он же любит науку и технику, и всякие новые устройства. Но можно ручаться: за тысячу лет, или сколько он там прожил, Нави не унизил никого. Он чуток и заботлив, горюет и радуется вместе с друзьями. Жаль, что Нави не встретил Адриана. Наверняка бы сказал:

- Согласно моим расчетам, Адриан на восемьдесят два процента – надменный гад.

Карен бы возразила:

- На все девяносто девять.

Нави не было, других богов Карен не знала. Она не могла развеять наваждение мужа. Все, что могла: пореже видеть императора. Каждый день она отправлялась читать в саду или каталась на лодке, или выезжала на прогулку. И умоляла супруга не носить чертов колпак…

- Дорогой, странное дело: кажется, за нами слежка.

Бронзовый щит статуи Ольгарда-Основателя был так наполирован, что мог отчасти служить зеркалом. Карен указала украдкой:

- Те двое остановились сразу, как только встали мы. А если пойдем – они тоже пойдут.

- Красавица моя, конечно, мужчины бегут за тобой по пятам! Они тебе досаждают? Хочешь, убью их?

- Скажи серьезно: могут ли следить за нами? Мог Адриан послать шпионов?..

Он стукнул пальцем по лбу:

- Ку-ку, птичка, очнись! Адриан меня видит каждый день. Взял бы да спросил, если нужно.

- Тогда кто это следит? Ты их знаешь?

- Я понял: ты это выдумала, чтобы взять карету. Меня не проведешь, я тебя насквозь вижу. Эй, извозчик!..

Карен попыталась возразить, но, очутившись на сиденье, поняла, что действительно рада. И ноги отдохнут, и соглядатаи отстанут – все приятно. Она нежно поцеловала мужа:

- Счастье, что ты у меня есть.

Они стали целоваться в открытом экипаже, на глазах у людей, как безрассудные юноши. Было бы совсем прелестно, если б над головами не звенели бубенцы… Карен стала гладить любимого и как бы случайно смахнула колпак. Менсон укусил ее за губу.

- Стыдишься меня, мерзавка? Тебе только адмирала подавай, а шут, значит, рылом не вышел?

Впрочем, для примирения хватило пары минут. Когда показалась станция, Карен с легкой душою заплатила извозчику, а Менсон подхватил ее и помог сойти на землю.

Он терпеть не мог и поезда, и вокзалы, потому поцеловал жену на прощанье и ушел в трактир. Карен отправилась по делам одна. Собственно, ей требовался не поезд, а станция волны в смежном здании с вокзалом. Тут было людно. Двухвостую очередь составляли секретари, вестовые, лакеи; у каждого имелся конверт с посланием от господина. Похоже, Карен оказалась единственной дворянкой в толпе. Краснея от неловкости, она выспросила, как это делается. Ей пояснили: бланк не нужен, пишите в произвольной форме, но кратко – оплата за каждую букву. Достала из сумочки листок и карандаш, кое-как подложив веер под бумагу, стала писать: «Милый брат мой, это Карен. Да, я жива, чему и сама удивляюсь. Вторично пишу тебе, видимо, первое не дошло. Ты очень нужен мне! Я в сложном…»

Карандаш остановился. Волна точно не уместит три просьбы, нужно выбрать одну. Но каждая – важней другой. Увидеть Эдгара, обнять. Спросить совета, поскольку, тьма, дело очень непростое. И попросить денег… это стыд, но больше-то не у кого. Она замешкалась, получила толчок в спину. Уничтожила взглядом грубияна, выбрала главное и написала: «…мечтаю увидеть. Готова приехать, куда скажешь, лишь бы скорее. Твоя Перчинка Карен.»

К счастью, очередь двигалась быстро. Показалось окошко, Карен подала чиновнику листок.

- Куда, кому?

- Альмера, Алеридан, штаб герцога Фарвея, графу Эдгару Флейму.

- Обратный адрес?

- Дворец Пера и Меча, Карен Лайтхарт.

- Так и пишите, я угадывать не нанимался… Перед именем что-то неясное.

- Перчинка.

- Это фамилия?

- Прозвище. Уменьшительно-ласкательное.

- Угу.

Стуча пером, он сосчитал буквы, назвал цену. Карен спала с лица. Чиновник вернул листок:

- Урезайте.

Она пропустила следующего в очереди, а сама принялась кроить. Убрала «это Карен» - и так же ясно. Убрала про «вторично пишу» - коль не дошло, то и какая разница. Убрала «твоя» перед Перчинкой. Подумала над «сама удивляюсь», решила оставить. Заново подала чиновнику листок.

- Ну уж теперь, надеюсь, вы справились…

На оплату пошла последняя елена. Теперь в сумочке Карен остались лишь мелкие монеты. Она высыпала их на ладонь для пересчета. Бедняки на паперте неверно восприняли ее жест:

- Подайте мне, ради Праматерей! Нет, мне, миледи, у меня детишки!..

Одна нищенка даже схватила ее за подол. Карен вырвалась, быстро зашагала прочь. Нырнула за угол, укрылась в проулке между вокзалом и гостиницей. Гостиница отчего-то звалась «Минерва» - видно, не успели переименовать… Карен сосчитала монеты и бережно ссыпала во внутренний кармашек сумки. Как вдруг ее вновь схватили. Карен вскрикнула, толкнула от себя грязную попрошайку…

- Миледи, вспомните же, вспомните, это я!..

Тогда она узнала. Шатнулась, схватилась за стену.

- Графиня…

- Нет, никакая. Вы – графиня, а я – Дороти, белошвейка. Мое число семь. Дороти Слай, вы вспомнили, да?

У Карен поплыло в глазах.

- Святые боги, что с вами случилось?! Как вы… почему…

- Мия, - с пугающей нежностью произнесла беднячка, - моя крошка Мия.

- Кто это?

- Мия… Мира… Минерва… отпустила на волю. Помиловала.

Карен не хватало воздуха:

- Это – милость?! Выбросила подыхать в канаве?! Проклятая янмэйская кровь!

Дороти прижала к ее губам черный палец с обломанным ногтем:

- Нет, нет-нет, не смейте! Мия дала все: деньги, билет, бумагу с прощением. Я могла уехать на север… Сама осталась.

- Но вы нищи! И, кажется, больны… Вам надо к лекарю.

- Нет, нет, нет, другое нужно. Помогите мне!

Весь вид Дороти взывал к состраданию. Требуется опытный лекарь, снадобья, комната в хорошей гостинице, теплая пища. И платье, разумеется. Раздеть ее до нитки, отмыть, нарядить во все новое… Беда, что монет в сумочке Карен хватило бы разве на пару чулок.