Я не ждала от него благодарности, но его поведение было чёрствым. Мне стало обидно. Нет, не от того, что он так себя ведёт, а потому, что на моих глазах ломаются судьбы. Он ушёл от нас так быстро, потому что нет сил, бороться с внутренней болью. Лучше не смотреть в сочувствующие глаза, не принимать жалости… я его понимаю, ведь сама не единожды так ощущала себя. Слова за редким исключением обладают целительной силой, но не в этом случае.

— Вот тебе и праздник… уже который раз, заканчивается происшествием, — грустно подметила я, и Октябрь взял меня за руку.

— Я должен тебе сказать, что в этом моя вина.

— В смысле? — развернувшись к нему, внимательно посмотрела в глаза, в которых сейчас скользила печаль. Что же это такое, один за другим глядят на меня вот этим вот взглядом безысходности. Ну, хватит, пожалуйста.

— Матери были правы, — тяжело вздохнул он. — Любовь приносит беды, как бы я не хотел думать иначе, — он покачал головой и слегка сжал мою руку.

— Что ты такое говоришь? Любовь единственная сила, которая спасёт любое измерение! — выпалила я, сама не ожидая такого ярого ответа от себя. Мне страшно не хотелось закрывать дверь в мир чувств, что распахнулась перед нами.

— Лина, я бесконечно люблю тебя, но ты меня не слышишь. Ты не понимаешь, что я хочу сказать.

— Так объясни, — пыталась не расплакаться, ведь и так ясно, к чему он ведёт.

— Из-за своего эгоизма, я навлек беду на родной город, на брата, а теперь на Гелиодора и жителей Игмеральда. Я не должен был поддаваться влечению, ведь ты появилась здесь для других целей, а не для любви… не для меня…

— Знаешь что? Случайности не случайны, так говорил Гелиодор, и я ему верю! Другой вопрос, веришь ли ты себе? — мне стало обидно от его слов. Всегда всё обрывается, так толком и не начавшись. Ох, чуяло моё сердце ту тревогу, и вот, пожалуйста!

— В том-то и дело, что я слишком сильно поверил, но забыл, что мы из разных миров. Я поверил, что имею право на большее… но, теперь вижу, какие последствия это приносит, — его глаза говорили о большем, чем он сам.

Сердце моё, сделало глухой стук. Вот и сказке конец.

— Значит, мне нужно выполнить своё предназначение, — тихо вымолвила я, стараясь не заплакать. Убрав свою руку, опустила глаза. Не могу на него смотреть.

— Лина…

— Мне нужно идти. Леберов проверить, с Гелиодором поговорить, — слёзы начали душить меня, и я развернулась, чтобы уйти.

— Прости меня, — неожиданно схватив меня за руку, прошептал Октябрь. — Я…

— Не надо, — покачав головой, остановила его. — Мне всё понятно, я не глупая.

Октябрь дал мне понять, что нашим чувствам не суждено расцвести, и унижаться, у меня нет сил. Я хотела бы сейчас его переубедить, что он не прав, но что это изменит? Он прямо и чётко обозначил причины, по которым не хочет продолжать начатое. Он испугался последствий. А я… что я? Мне больно и обидно, ведь я поверила, что он тот самый, которого ждала всю жизнь. Но, оказалось, не судьба нам быть вместе. Я не знаю, что мне делать. Хочется сорваться и бежать, но я спокойно убираю руку, и ухожу.

Возможно, я ждала, что он сейчас меня догонит, обнимет и заберёт свои слова обратно. Сотрёт горячие слёзы, что обжигая кожу, скатываются по щекам. Но нет. Я чувствую, как рвётся наша связь, как иссякает тот источник, что бил ключом. На душе осень, нет, даже скорее трескучая морозным ветром зима, что колет острыми ледяными иглами горячее сердце. Мне хочется спрятаться ото всех, поэтому взбежав по белоснежными ступенькам, стираю слёзы и спешу в свою спальню. Мне нужно где-то спрятаться. Мне нужно пережить личное горе, которое рождает пустоту внутри.

Но, как назло, меня кто-то останавливает. Не хочу ни на кого смотреть. Никто не должен видеть моих слёз. Никто не должен знать, что я страдаю. Пусть это останется моей тайной, которую я переживу в одиночестве. Так было всегда, так пусть и останется дальше. Я сильная. Я справлюсь.

— Ты в порядке? — озабоченно вопрошает Январь, держа меня за плечи, пытаясь заглянуть в лицо, которое я упорно прячу от него.

— Да, — хрипло вырывается мой ответ из горла.

— Посмотри на меня, — требовательно говорит он, и мне хочется крикнуть на него, чтобы отстал, но вместо этого, я поднимаю на него свой взгляд.

— Мне нужно побыть наедине, — без лишних объяснений, холодно смотрю в его глаза, и он молча кивает. Он всё понимает. Убрав руки, смотрит вслед, пока я поднимаюсь по ступенькам.

Оказавшись одна в коридоре, срываюсь на бег. Нет сил, мне нужно отпустить то, что рвёт душу изнутри. Ворвавшись в спальню, бросаюсь на кровать, и сжав подушки руками, уткнувшись в них лицом, даю себе волю. Громко плачу, рычу, закусив ткань наволочки. Это похоже на вой, но мне всё равно. Главное, что сейчас меня никто не видит.

Когда уже не было сил плакать, я поднялась с постели и подумала, что нужно привести себя в порядок. Гелиодор говорил, что мы должны уйти из города, поэтому я должна быть готова. Двинувшись в сторону ванной, внутри кольнуло от вновь нахлынувших эмоций. Мой взгляд упал на то место, где мы целовались с Октябрём, где мы наконец-то признались друг другу в своих чувствах… как же быстро всё закончилось, поверить не могу.

Взглянув на себя в зеркало, поняла, что выходить из спальни мне сейчас нельзя. Лицо опухло от слёз, и все сразу начнут задавать вопросы. Умываясь холодной водой, услышала стук в дверь. Замерев, затаила дыхание. Кто это может быть?

Схватив полотенце, тихонько подошла к двери и прислушалась. Стук внезапно повторился, что я дернулась, едва не выронив полотенце из рук.

— Кто там?

— Можно войти? — послышался по ту сторону двери голос Гелиодора.

Недолго думая, я открыла дверь и впустила его внутрь. Он молча прошёл и сел в кресло, сосредоточено глядя на камень своей трости. Повисло неловкое молчание. Зачем он пришёл?

— Ты должно быть хочешь спросить, зачем я пришёл и молчу? — не отрывая взгляда от камня сказал он.

— Да, — не скрывая ответила я, присев в кресло напротив.

— Знаешь, предназначение, штука не самая приятная на свете. Ты живёшь без права выбора. Но, другие этого не понимают, завидуют и мечтают оказаться на твоём месте, — грустно усмехнулся он.

— Отчасти я понимаю, — шмыгнув носом, подтвердила я.

— Эти правила, будь они прокляты… от них никуда не деться. Я избегал её, зная, что нельзя давать волю своим чувствам, соблюдал вселенский устав, и что из этого вышло? Мы стали жертвами установок, которые не сработали. Это всё не правильно, — он покачал головой, и внимательно посмотрел на меня.

— Мне жаль, что Эйфирия…

— Не надо, Лина. Мы оба знаем, что сочувствие не поможет заглушить гул пустоты внутри. Но, я должен изменить ход событий, пока не поздно. Пора слушать своё сердце, а не разум. Если бы я не оттолкнул её ради своих убеждений, то был бы счастлив. И всё было бы иначе, но… так много времени прошло, что я не был готов признать, что она была права. Не готов был, понимаешь?

— Отчасти.

— Ты плачешь, потому что страдаешь. Тебе больно, ведь эти правила убивают тебя, его, всех нас. Послушай меня внимательно, и не совершай моих ошибок. Ведь всё ещё не поздно исправить. Иди к нему.

— Не могу… — слёзы вновь накатились на глаза.

— Не можешь, или не хочешь?

— Он уверен, что наши чувства всему виной. Что все вокруг страдают от этого. И ведь в чем-то он прав, как бы мне было не трудно признаться. Я не могу и не хочу унижаться, это его решение, его выбор.

— Понимаю. Но, ты должна знать, что в тебе говорит обида. С каждым часом, она обрастает бронёй, которую потом становится очень сложно сбросить. Её не пробить, даже тогда, когда ты возжелаешь распахнуть крылья. Выбраться из этого панциря будет совсем непросто, — печально глядя на меня, сказал он.

— Я здесь, чтобы исполнить своё предназначение. Иного не дано. Таково пророчество, — ответила я, хотя хотела сказать совсем другое, но что-то дёрнуло меня на такую речь.