Получается, сферы, то есть души, хотели помочь мне. Увести от чудища.

— Про волков каменных, что скажешь? — спросила я.

— Это стражи нижнего мира. Любимцы властелина Пекла. Их лучше не будить.

— Это я уже поняла. А ещё там были Выгода, Корысть и Авантаж. Мать и дети, которых я спасала.

— Тебе несказанно повезло, что она просто ушла. Я ждал, что она что-нибудь выкинет, и готов вмешаться, но, всё решилось в твою пользу.

— А что могло быть?

— Ну, это же Выгода, — с усмешкой ответил он, посмотрев на меня как на глупую. — Думаешь, что ей ничего от тебя не нужно было? Я сомневаюсь, будь другая ситуация, что она бы не отняла что-нибудь у тебя.

— А что с меня можно взять? — удивилась я.

— Много чего. Силу, голос, зрение, слух, мысли, любовь… продолжать?

— Не надо. Я поняла, — тихо ответила я. — И дети её такие же?

— И дети. У каждого своё предназначение, — согласно кивнул он.

— Они такими милыми мне показались, — мне стало грустно, что у них судьба быть представителями такого рода.

— Так и есть, — кивнул он. — Когда вырастут, изменятся.

— Как Орголиус? — спросила я, и глаза Гелиодора вспыхнули недовольством.

— Можно и так сказать. До сих пор доподлинно не известно, какое у него предназначение, — неохотно ответил он, будто для него это был неприятный вопрос.

— А мне кажется, что ты знаешь больше, чем говоришь, — воспроизвела вслух свои мысли, и по его глазам, готова поклясться, что была права.

— Всему своё время, моя дорогая. Наступит время, и ты сама всё узнаешь, — загадочно сказал он, что у меня пересохло в горле.

— Может ты мне всё же расскажешь, что тут произошло, и почему Июль ушёл? — оглянувшись назад на следующих за нами братьев-месяцев, тихо спросила я.

— Какая ты нетерпеливая, — он цокнул языком и многозначительно посмотрел на меня.

— И так? — я настойчиво взглянула на него.

— Ты неправильно приняла волшебный напиток возвращения, моя дорогая.

— Но я же здесь, — смекнула я.

— Не без помощи других, — ответил он.

— Я тебе очень благодарна за спасение, — искренне сказала я. Ведь и вправду, даже не поблагодарила за помощь. Но Гелиодор прищурился и как-то странно усмехнулся.

— Это не моё дело, но раз ты так хочешь ответов, то получишь их, — вкрадчиво сказал он. — Вытащить-то я тебя вытащил, но разбудить тебя мне не под силу, потому что не люблю.

— Ох, — стало как-то не по себе от его ответа. Это прозвучало даже как-то обидно, хоть я и не рассчитывала ни на что с его стороны от слова совсем. Дурацкая ситуация.

— О, ты не правильно поняла, — рассмеялся он.

— Уж поясни, а то, как-то неловко, — пожала плечами я, глядя себе под ноги.

— Твой сон мог нарушить только поцелуй любви. Если бы тебя не разбудили, то с каждым мгновением, ты погружалась бы всё глубже в забвение. От такого сна вообще сложно пробудить, и других рецептов, кроме как любовь, не существует, — ответил он.

— И кто мой спаситель? — хрипло спросила я, чувствуя, как горят щёки.

— А сама как думаешь? Есть предположения? — его глаза озорно сверкнули.

— Они-то есть, но что толку, если мне ясно дали понять, что тут любить нельзя, — ответила я, дёрнув плечами. Нехорошо отвечать вопросом на вопрос. Чувствую себя глупо.

— Да, чувства стали запретным плодом в нашем мире. Но что поделать, они уже есть, и с ними придётся жить. Или ты считаешь иначе?

— Скажи мне, четко и ясно, почему вам нельзя любить? Что в этом страшного? Мне кажется, что именно из-за запретов, случаются беды.

— Хороший вопрос, — обворожительно улыбнулся он, оценив мой вопрос. — Любовь не живёт в одиночестве. Она порождает много других чувств, которые и вылезают боком неподготовленным сердцам. А как можно быть готовым к тому, чего никогда не испытывал? Правильно, никак. Вот тебе простой пример: Феникс, Орголиус и Великие матери. Феникса любили все, а он был занят только Орголиусом. Если раньше любовь поровну рассеивалась для всех, то потом стала перенаправляться в единое русло, любимому ребёнку. Любовь может ослепить, заставить страдать, ревновать, желать смерти, — он понизил голос, внимательно считывая эмоции на моём лице. — Настоящая, искренняя, чистая любовь — это большая редкость. Она практически мифический зверь, о котором все говорят, но никто никогда не видел. Она предполагает самопожертвование, в котором рождается искра. Это не значит, что нужно специально что-то отдать, надеясь получить взамен. Нет, это так не работает. Всё происходит само собой, как с Фениксом, понимаешь?

— Почти, — ответила я.

— Он любил всех, а они не понимали этого. Начали обижаться, ревновать, тянуть на себя одеяло, а в итоге, холодно теперь всем. Он пожертвовал собой, желая защитить обе стороны, что в итоге все теперь несчастны без него. И не разрешают себе любить, потому что не освободились от прошлого. В них сидит злость на себя, на него, на других, кого они считали не достойными. Любовь их ослепила. В этом проблема, моя дорогая.

— Это похоже на правду. Жаль, что они не поняли этого как ты, — ответила я, задумавшись над его словами, которые пролили больше света на ситуацию.

— Правда в том, что ты владеешь сердцем молодого человека, который доказал, что искренне любит тебя и готов жертвовать. Он выбрал молчание, но если ты спрашиваешь, то получаешь ответ. Итак, ты ещё хочешь узнать, почему исчез Июль?

Почему он говорит о нём? Естественно, я хочу узнать, куда он исчез, но я думала, что он имеет в виду Октября. Что-то я совсем запуталась.

— Хочу, — тихонько оглянувшись назад, ответила я.

— Он любит Миру, и ему больно. Он всё это время считал, что горит душей к тебе, но обманулся. Июль первым вызвался целовать тебя, когда я прибыл из нижнего мира. Действие не принесло успеха. Ты не очнулась, — высыпал на меня информацию Гелиодор.

— А уходить зачем было?

— Он потерял смысл. Растворился в себе. Это невозможно контролировать. Это как у вас на земле, когда вы впадаете в депрессию. По щелчку пальцев из нее не выйти, и даже насильно улыбнуться невозможно.

— Понимаю, — тихо сказала я, сочувствуя Июлю.

— А тот, о ком ты думаешь, оказался тем, кто тебя спас, — загадочно сказал он. — Он не скажет тебе об этом, потому что решил, что так будет лучше для тебя. Но, я считаю, что ты сама решишь, как тебе лучше. Мужчины в нашем мире очень нерешительные, — усмехнулся он.

— Это всё так странно.

— Что именно? — удивлённо спросил он.

— Кажется, я знаю, как помочь Июлю, — достав письмо из внутреннего кармана плаща, поймала заинтересованный взгляд Гелиодора.

— Что это?

— Послание для Миры. Если мы вернём её, то и Июль вернётся. И всё будет хорошо.

— Случайности не случайны, — сверкнув глазами, сказал он. — Вот мы и пришли! — объявил Гелиодор, когда мы упёрлись в гору.

Волшебник трижды стукнул по земле своей тростью, и на её рукоятке засиял камень, свет от которого, переливаясь разными оттенкам синего и зелёного, разлился узорами по скале.

— Встречай родимая, твой сын вернулся! — радостно прозвучал голос Гелиодора, и скала начала рассеиваться, как мираж.

Перед нами открылся путь на широкую площадь из белоснежного камня, в центре которой стоял огромный драгоценный камень, что переливался цветами сочной осени. Играя оттенками янтарного и изумрудного цветов, с солнечными переливами. От него исходила сильная энергия, от которой у меня по телу пробежали мурашки. Стало радостно, будто и я очутилась дома.

— Здравствуй, мой милый Игмеральд, — прошептал Гелиодор, и мне показалось, что у него выступили слёзы на глазах, но он их быстро смахнул, широко улыбнувшись.

Ступив на белый камень, я оглянулась назад, и спокойно выдохнула. Все были на месте, и братья, и леберы. В разговорах с Гелиодором я забывалась, он действовал на меня гипнотически. Всё время я ощущала, будто мы с ним говорим наедине. Это так странно.

Как только мы вошли, то проход сразу же закрылся. Но, не успела я полюбоваться белокаменной площадью, как вдруг, под ногами вырос красный магическая круг, который разрастался энергетическим куполом над нами.