Зеленый пунктир ведёт вдоль стены, по краю объемного, занимающего две трети этажа холла, и упирается в дверь служебного помещения. Бегу, стараясь держаться за колоннами и кадками с пальмообразными растениями, расставленными возле колонн. Сердце тарабанит внутри грудной клетки, выбивая быстрый, но рваный ритм, словно подгоняет и переживает, что не успею. Краем глаза замечаю несколько валяющихся на той стороне холла тел. Отмечаю, что щелчки выстрелов становятся тише — вояки движутся через основную лестницу вниз.

— Отдышись.

Советует Бета, выводя буквы на моём глазном нерве, когда я тихонько, чтобы не издавать шума, закрываю за собой дверь.

— Куда мы хоть идем? Какова конечная цель, можно сказать? Чтобы я уже, наконец, перестал чувствовать себя марионеткой, а тебя хреновым кукловодом, — говорю шёпотом.

— Для некоторых подробностей невозможно подобрать удобный момент, — отвечает она невпопад.

— А ты всё-таки попробуй. Блин, как же с тобой тяжело! — Присаживаюсь на край тумбочки, прислушиваясь к шуму за дверью, но слышу только стук собственного сердца. — Чего мы ждем-то?

— Пока за тобой пойдут доктор и пилот. Но, должна заметить, что это уже импровизация.

— Нахрена их ждать?

— Чтобы завладеть воздушным судном, на котором мы прилетели сюда, пока они пойдут разыскивать тебя следом за ударной группой.

— Зачем? Мы что, опять сваливаем?

— Нет. Мы всего лишь опустимся на первый надводный уровень.

— ИскИна уничтожать? Так вон, солдатики справятся. А если они не справятся, так я тем более не справлюсь. Даже если ты подсказывать будешь, чего и куда, там наёмники, персонал, системы защиты.

Где-то за дверью раздаются голоса доктора и пилота, выкрикивающие моё имя.

— Внимание, сейчас твоё состояние изменится, — предупреждает Бета, ~ я даю команду организму раскапсулировать вытяжку из веществ, принятых тобой в клубе. Интервальная подача фенилэтиламина, бензоилэкгонина и бензодиазепина будет держать тебя в режиме ускоренных рефлексов и повышенной концентрации внимания.

Пока я вспоминаю, что фенилэтиламин является начальным соединением для некоторых природных нейромедиаторов, бензоилэкгонин как-то связан с кокаином, а бензодиазепин — с транквилизаторами, меня охватывает замешанная на сосредоточенности эйфория.

— Прости, — проносится в моей голове очередная мысль ИскИна, ~ не очень разумно накачивать тебя наркотиками в состоянии истощения, но других вариантов нет.

— Меня не разорвёт от такого коктейля?

— Пора, — командует Бета, подсвечивая дверь кладовой, и пока я высовываюсь из-за двери, осматриваясь, ИскИн объясняет: ~ Дозировка подобрана таким образом, чтобы удерживать тебя в собранном состоянии, блокируя всё, что отвечает за страх и неуверенность. Благодаря такому комбинированию возрастает скорость рефлексов, а инстинкт самосохранения становится подконтрольным рассудку. При этом, скорость передачи сигналов между синапсами возрастает приблизительно в два с половиной раза.

Маятник внутри организма — от веселья до умиротворения и обратно — мельтешащий настолько быстро, что тело пребывает в состоянии полной собранности, а мозг — в состоянии покоя и концентрации одновременно. Из минусов — ускоренное истощение организма. Судя по тому, как стало выглядеть моё отражение за такой короткий промежуток времени, игры с гормонами не несут в себе ничего хорошего.

Призрачно-зеленый пунктир ведет обратно к двери, по спиральной лестнице, на крышу, мимо зафиксированных наёмников, лежащих без сознания. И пока я бегу, искусственный интеллект, поселившийся на двадцати двух процентах моего мозга, показывает, почему её регулярно изменяющийся план превратился в импровизацию.

Это похоже на воспоминание, которое можно поставить на паузу. Перед глазами пунктир, ведущий мимо выложенных в ряд, связанных тел наёмников к воздушке, а в голове проигрывается эпизод: моя встреча с Баксом, разговор с доктором Шенем и пара молчаливых лаборантов, пялящихся в десктоп. Лаборанты время от времени производят какие-то манипуляции на экране, но в отличии от реальных событий в воспоминании моё внимание концентрируется на отражении в стеклопластиковом окне.

Поставить воспоминание на паузу и сконцентрировать моё внимание на отражении, судя по всему, идея Беты. Воспоминание превращается в зеркальное отображение самого себя, светлые тона становятся ещё светлее, а темные — темнее. Картинка приобретает контраст, позволяющий разглядеть и понять происходящее на дисплее.

И это не режим экрана, занимающего часть поля зрения, а воспоминание, проигрываемое в моей голове не мной. Изображение снимается с паузы и я вижу собственное лицо в одном из программных окон десктопа, вижу бегущие данные в другой части, вижу трехмерную проекцию собственного мозга, меняющего положение синхронно с моими движениями и поворотами головы. Вижу, что мозг поделен на сектора и от каждого из них отходит тоненькая линия, заканчивающаяся прямоугольником информационной панели с меняющимися в режиме реального времени данными.

Над одним из участков данные в информационной панели не изменяются. Среди иероглифов я вижу цифру 22 и знак процента. Даже без перевода понятно, двадцать два процента чего.

— Они догадываются, что с тобой что-то не так, — проносится в моей голове не моя мысль. ~ По возвращении в Китай, тебя, скорее всего, ожидает какая-нибудь секретная лаборатория под патронатом правительства. На момент возникновения этих данных я уже была локализована внутри тебя и не могла просчитать в процентах вероятность такого развития событий, но это и не требуется. Все и так понятно.

Естественно. Одно дело — ратовать за невозможность использования искусственного интеллекта всеми и совсем другое — использовать его самому.

— Фридерик Пол, рассказ «Я — это другое дело», — высвечивается надпись в правом верхнем углу поля зрения.

— А это что?

— Ты никогда не понимал, что я нахожу в книгах, а я не понимала, что ты находишь в играх.

Эта фраза застаёт меня, когда следуя подсвечивающимся подсказкам Беты, я отрываю воздушку от платформы и начинаю закладывать вираж. Даже сквозь наркотически-транквилизаторный маятник чувствую, как волосы на загривке встают дыбом от деталей пазла, начинающих занимать причитающиеся им места.

Нелепый сарказм в общении, случившийся в моей голове секс в кафе, отсутствие объяснений дальнейших планов, иррациональные поступки, недомолвки. В совокупности, всё это выдаёт в поведении человека. Человека, получившего доступ к нечеловеческим возможностям. Ржавую оцифровали. Вот он, следующий виток развития технологий.

— Не оцифровали, — звучит в моей голове не моя мысль. ~ Мой мозг отделили от тела, поместили в питательную жидкость и соединили с вычислительными мощностями при помощи золотых электродов. Нас много. Не знаю, одна ли я такая, понимающая, что происходит, но остальные выполняют возложенные на них функции, не осознавая себя.

Флешбэком вспыхивают слова, сказанные ИскИном… да каким, нахрен, ИскИном! Ржавой:

«Особи, к которой ты испытываешь привязанность, здесь нет. В случае неудовлетворительных результатов тестирования твоя модель будет подвержена уничтожению, а данные о ней будут учтены в разработке следующей модели. В случае удовлетворительных результатов эксперимента твоя модель подлежит изоляции с регулярной фиксацией данных до завершения жизненного цикла»

Спускаясь по спирали вокруг базы, я вижу сквозь панорамные окна солдат «Черного дракона», стреляющих в наёмников «Кристалис», потолочные турели, вывалившиеся из своих ниш и косящих паникующий персонал, клубы дыма, языки пламени, не справляющуюся с царящим хаосом систему пожаротушения.

— На каком этаже кабинет Саринца? — спрашиваю я те двадцать два процента своего мозга, которые занимает Маша.

Панорамное окно на пятом от уровня моря этаже, подсвечивается зеленым и я выворачиваю джойстик воздушки, одновременно пристегиваясь ремнём безопасности.

— Нам нужен первый этаж, — замечает Ржавая.