— Но сначала Йун заполучил свой серверный узел, — завершаю я свою историю. — Правда, в качестве дополнительного груза, который помог ему нырнуть в канал.

— Помог нырнуть?

— Я привязал его к телу.

— Обязательно было узел топить? — смотрит на меня как на идиота девчонка. — Данные же можно было продать. Лис говорит, что всегда найдутся люди, готовые платить за данные.

— Есть такие данные, которым лучше не попадать в руки тех, кто готов за них платить.

Мы летим по занесенным снегом степям, наверное, уже где-то в районе границы между Монголией и Китаем. Может быть, даже пересекли её и сейчас скользим над снежным покрывалом по Внутренней Монголии. Призраки городов встречаются всё реже и по всем ощущениям мне уже давно пора начинать забирать влево.

— Гля, пылит что-то, — указывает куда-то вперед Лилит, проводя пальцем за ухом, чтобы приглушить звук подкожных наушников.

Облака снежной пыли, вздымающиеся прямо по курсу и движущиеся в нашу сторону, не предвещают ничего хорошего.

— Это снежная буря? — спрашивает Лилит, с любопытством разглядывая вздымающиеся клубы снежной пыли.

Ухмыляюсь. Чего ожидать от человека, ни разу не выбиравшегося из сити и абсолютно не интересовавшегося ничем, кроме клубных тусовок и торговли наркотой? Хотел бы я, чтобы это была буря. Но буря должна занимать гораздо большую площадь. В нашу сторону несется всего лишь беспилотный бронированный контейнеровоз, везущий в один из сити, может быть, даже в тот, из которого сбежали мы, продукцию китайских фабрик и заводов: нанофермы, бионические протезы, роботы-пылесосы, десктопы, системные узлы, сигареты из водорослей, программные наработки, искусственно выращенное мясо, упакованное в брикеты, запчасти…

— Это китайский торговый контейнеровоз, — говорю я, меняя направление воздушки, чтобы не оказаться на пути громадины. — Везет всякое. Может быть, даже в наш сити.

— Так здорово же, — восклицает Лилит. — Мы по его следу и доберемся.

— Если нам не помешают, — указываю на снежные вихри поменьше, несущиеся наперерез тому, что Лилит приняла за бурю.

— Это же воздушки! — восклицает Лилит. До неё, наконец, начинает доходить, что именно она видит. — Это же люди! Они реально тут живут!

— Именно, — подтверждаю я, выворачивая джойстик вправо в надежде на то, что мы успеем проскочить под прикрытием поднятого беспилотным товарняком снежного вихря. Не хотелось бы, чтобы нас заметили. Увлеченные своей потенциальной добычей, возможно, не обратят внимания, но, к чему рисковать?

Одной рукой продолжаю выкручивать джойстик, второй достаю револьвер из кобуры на боку и кладу между сидениями, понимая, что это так себе аргумент, потому что вижу, как с одного из мелких снежных вихрей, поднимаемых модифицированными аэрокарами, срывается сгусток зеленого пламени и врезается в бок товарняка, не нанося ему какого-либо видимого вреда. В ответ, спустя всего пару секунд, необходимых для развертывания турели, с контейнеровоза срываются насыщенно-желтые трассеры, и один из снежных бурунов, несущихся за поездом, кувыркаясь, меняет траекторию и зарывается в снег.

Я думаю о том, что три патрона, оставшиеся в барабане револьвера — очень мало для того, чтобы перетянуть чашу весов удачи на нашу сторону.

Именно в этот момент наша машина, наконец, переваливается правее курса бронированного контейнеровоза, и я ускоряю воздушку до предела, нажимая «acceleration» на передней панели и надеясь, что турели второго борта контейнеровоза не примут нас за мишень.

— Ах ты ж… — хрипит Лилит с пассажирского сиденья, придавленная к нему ускорением.

— Терпи, — сквозь сжатые зубы приказываю я, чувствуя, как форсаж вжимает моё туловище в кресло пилота.

Руки соскальзывают с джойстика, и я не в состоянии вернуть их на место. Хочется надеяться, что «ангел-хранитель» не лез никуда, кроме навигационных систем. В этом случае турбо-режим отключится ровно через тридцать секунд — своеобразная защита от дурака, чтобы двигатель не бабахнул от перегрева. Но этого должно хватить, чтобы мы проскочили, прикрываясь поездом.

Поравнявшись с бронированной махиной контейнеровоза, успеваю заметить раскрывающееся жерло турели и, стиснув зубы, хрипло матерюсь, не особо вкладывая смысл в то, что слетает с моих губ. Страх пытается кричать за меня, выталкивая воздух из сжатых ускорением легких и, возможно, моя матерная молитва долетает до бога меткости, веселя его своей несуразностью. Потому что в заднее стекло бьет единственная пуля, превращающая его в дождь осколков, но не задевающая меня или Лилит. В салон врывается свист ветра и отдаленное стрекотание турелей с противоположной стороны поезда.

Еще сколько-то секунд мы летим вдоль вагонов, поднимая вихри снега корпусом воздушки, а потом защита от дурака срабатывает и скорость начинает падать. Ещё несколько мгновений вагоны контейнеровоза остаются где-то за спиной, а мы снова можем дышать полной грудью.

— Так и обделаться ж недолго, — выдыхает Лилит, имея в виду то ли перегрузку, то ли ситуацию в целом.

Голос девчонки дрожит.

— Стяни чехлы с задних сидений и укутайся, — командую я. — Без стекла тут будет слегка некомфортно.

Грею руки, активируя термоупаковку двух последних сендвичей из тех, которые предусмотрительный Бакс посоветовал купить, когда мы ещё были в сити. Сам он из аэрокара не выходил, а я подчистую выгребла из торгового автомата все, на что хватило остатков недельной безусловки. Срываю упаковку с обоих и протягиваю один Баксу.

— Холодно, — говорю с набитым ртом.

Я уже сняла чехлы с заднего сиденья и укуталась ими, но температура внутри очень быстро падает, а синтетика, хоть и ворсистая, очень хреново держит тепло.

— Долго нам ещё? — спрашиваю Бакса.

— Да хрен его знает, — отвечает он, — но по следу теперь точно доберемся куда нужно.

В наушниках Synapsyche сменяет AsperX. Его я тоже приобрела у Харпера — хламыдловика, торговавшего оцифрованным старьём. Очень странный малый этот Asper, но образы в его песнях иногда отзываются бегущими по спине мурашками. Никогда не знаешь, какая строчка выстрелит, попав в цель. Он как нейрогадалка, выдающая предсказания на основе одной ей известных параметров, но составляющая их так, чтобы любой из получивших пророчество смог зацепиться за какие-то свои фразы-якорьки и истолковал их так, как удобно. В результате получается похоже на волшебство. Жалко только, что это волшебство не согревает.

Очень долго мы едем молча. В воздушке становится всё холоднее. В какой-то момент Бакс фиксирует джойстик, достаёт из внутреннего кармана плоскую флягу, делает глоток сам и протягивает флягу мне.

— Не хочу, — мотаю головой я.

— Я не спрашиваю, хочешь или нет, — говорит Бакс. — Надо.

Беру флягу из его руки, принюхиваюсь к исходящему из тонкого горлышка запаху, морщусь.

— Три глотка, — говорит Бакс.

— Вонючая.

— Вонючий, — поправляет Бакс. — Но натуральный. С клубной химией не сравнить.

Пару раз подношу флягу к губам, но не решаюсь сделать глоток. Тем более три. Кажется, что меня обязательно вывернет, как только жидкость попадет на язык.

— Не нюхай. Выдохни, сделай три быстрых глотка и вдохни через нос. Посчитай до трёх и выдохни через рот, — инструктирует Бакс.

Делаю как он советует, но жидкость всё равно карябает нёбо и обжигает горло настолько, что на глазах выступают слёзы. Рот наполняется вязкой слюной, вызывая оскомину.

— Ещё вдох через нос и выдох через рот, — подсказывает Бакс.

Повторяю, чувствуя, как проходит спазм и где-то внутри по организму начинает разливаться тепло.

— И не забывай шевелить пальцами, — присасываясь к фляге и пряча её обратно в карман, говорит Бакс. — Теплее не станет, но нужно стимулировать кровообращение.

Киваю. И спрашиваю, чувствуя осевший во рту привкус:

— Что это за пойло?

— Рецепт из двадцатого века. Называется самогон.

Я не знаю, что такое самогон. Но кровь он разгоняет знатно. Да и опьяняет похлеще трех порций «вулкана» или «короткого замыкания». Потому что я уже чувствую, как пойло надавило на глаза, расслабило, отодвинуло холод в салоне на второй план. Теплее не стало — стало пофиг.