— Он скоро очнется и вытащит тебя отсюда.

— А вампиры?

— Улетели далеко, назад не станут возвращаться. В любом случае вы ещё встретитесь.

Разговор увял. Аманда плела венки из цветов и смотрела на облака с какой-то тоской в глазах.

О чем говорить я не знала. О её смерти и о последних минутах жизни отца и братьев спрашивать боялась. Глупо, наверное. Столько времени прошло…

Открыв рот, я почувствовала, что не могу сказать ни слова. Ноги и руки сковал холод.

Сестра не обернулась на мой безмолвный крик, она вместе с лугом и цветами всё удалялась и удалялась, пока не превратилась в яркое воспоминание, в чудесный сон.

Сон никак не хотел выпускать меня из своих удушающих объятий.

На этот раз я видела бесконечные степи, фьорды и океан, разбивающий волны о скалы.

Видела залитый кровью помост и мальчика лет десяти с едва шевелящимися обрубками вместо крыльев.

Видела другого мальчика, выше и старше, он сжимал губы и не оборачивался на толпу, провожавшую его на верную гибель.

Видела серый каменный замок и кружащие вокруг силуэты, бесконечные коридоры и настороженные взгляды, худшее в которых — заметить в глазах искры вспыхнувшего интереса.

Постепенно холод пропадает и возвращается боль. Морщась, я приподнялась на локтях и едва не стукнула по лбу фарата.

Он наматывал на палец цепочку медальона и смотрел на меня. Он часто на меня смотрит, сейчас же я никак не могла понять его взгляд.

— Знаешь, — Фрид подался вперед и замер в нескольких сантиметрах от моего лица, — Твои воспоминания… Они… Ужасны.

Больше он ничего не сказал. Голубые глаза закатились, и парень потерял сознание, рухнув на меня всем весом.

Я сидела за грубо срубленным деревянным столом и без аппетита доедала второй котелок каши. За окном занимался рассвет, скоро ленивое солнце переползет горы Маргана’ара и на смену ночной прохладе придет удушливая жара.

Пора отправляться в путь. Но как? Снова тащить фарата на себе? Я покосилась на парня, лежащего на кровати в комнате, которая полностью просматривалась через открытую дверь.

Полночи я обрабатывала его раны, потратила весь запас зелий, пришлось даже позаимствовать в доме чистые тряпки на перевязку. Сейчас парень спал, накрытый плащом и, хотя дышал едва-едва, мне не нужно было вставать и проверять биение сердца, я чувствовала всю его боль и знала, что он жив.

Наверное, об этом он говорил, упоминая последствия передачи энергии. И что тут плохого? Любую связь можно разорвать. Что я и сделаю, когда мы разбежимся.

Но тащить его всё же нельзя. Иначе до следующего утра не доживет.

Я допила травяной настой и сунула в рот полоску вяленого мяса. Нужно найти повозку и лошадь.

Невыполнимая задача.

Однако мне повезло. Во дворе соседнего дома стояла старенькая крытая повозка с треснутым колесом, доверху груженая коробками и банками с солениями. Вампиры её не тронули, зато лошади рядом не было. Я посмотрела и махнула на это.

Тяжелой работой меня не запугаешь. Сама впрягусь, если придется.

Лошадь, однако, нашлась. Полчаса я пробегала по деревне, ловя кобылу, выскочившую из сарая (кто её там запер так и останется загадкой) и всё не могла поверить в свое везение.

Однако последующие хлопоты убили радость. Лошадку нужно было не только поймать, но и приготовить к длительному пути: накормить, почистить, напоить, взять в дорогу корма.

С горем пополам удалось не запутаться в ремнях и впрячь лошадь в разгруженную повозку. Проблемы же на этом не кончились. Если с упряжью справиться вышло благодаря урокам, которые мне давали при храме (и я ещё упиралась, спрашивала на кой мне умение запрягать лошадь, когда привыкла я исключительно к пешим путешествиям?), то с колесом встряла надолго.

Ругаясь и разве что ядом не плюясь, я стояла возле повозки с колесом в руках и крутила его и так, и этак. По сухой траве за ворота тянулась кровавая полоса. Видимо, хозяин повозки собирался поменять треснутое колесо на новое, когда на деревню напали вампиры.

А, ладно. Остается надеяться, что с трещиной доеду хотя бы до тракта. Колесо возьму на всякий случай.

Лошадь нервно всхрапывала, чуя запах крови, я же носилась от дома к повозке и обратно. Набрать в фляги воды, проверить кинжалы и меч на поясе, не забыть сумку, перетащить со всей осторожностью спящего фарата, найти еды…

Солнце уже припекало, когда я наконец вышла из дома, в котором долго вытирала кровь с пола и мыла грязную посуду, и села на ступеньки. Вытерла мокрый лоб, вздохнула.

Нет. Не могу так. Пусть они мертвые, пусть им не нужно ничего, а всё равно не могу.

Копать могилы нет сил, к тому же вдруг у кого-то из них осталась родня, которая захочет попрощаться? Это же не воины, не наемники, простые деревенские жители. Их найдут тут и похоронят более достойные, чем я.

Как в тумане, я добрела до ямы и наклонилась над ней. Сглотнула. Завтрак просился обратно, я же заставляла себя смотреть. Смотреть, пока не ушли тошнота и головокружение, пока на место жалости не пришло равнодушие.

Никаких нервов не хватит, если жалеть каждого убитого. Надо довести до конца, раз уж взялась.

Тридцать мужчин, двадцать шесть женщин, четырнадцать детей. Кого могла вытаскивала на руках, других волокла за одежду, спотыкалась, падала, царапала ладони и ломала ногти.

Я раскладывала тела неподалеку от ямы, накрывала покрывалами или тряпками, которые находила в домах, старалась не смотреть на лица, на раны на шеях.

В глубине, там, где сердце, угасала надежда обнаружить случайно выжившего. Наверное, к лучшему, что никого не осталось. Не знаю, тот, кто вдруг выжил, не тронулся бы тут же умом?

Дом старосты выделялся среди остальных тремя этажами и резными воротами, которые никто теперь не запрёт. От тишины хотелось выть. Прикусив губу и не обращая внимание на погром в некогда шикарно обставленном зале, я поднялась на второй этаж.

С первого раза нашла комнату, которую ныне мертвый хозяин использовал для работы и хранения важных бумаг. Пришлось повозиться, прежде чем я извлекла из пыльного сундука кучу разноцветных флагов. От мысли, что придется лезть на крышу, стало тошно.

Какой-то из моих предков придумал снабдить деревни флагами, цвета которых имели особое значение. К примеру, желтый означал эпидемию, флаг алого цвета — нападение вампиров. Если на алой ткани черные полосы, это значило что живых не осталось. Мне нужен именно этот флаг.

Из смотровой башни, что поблизости, увидят флаг и отправят сюда городских стражников, возможно вместе с магами. Они всех осмотрят, разберутся с документами, найдут родственников и быть может помогут с похоронами. Хотя я первый раз вижу вблизи деревню, разоренную вампирами, я прекрасно знаю, что с ней будет дальше.

Приедут родственники погибших, поплачут, похоронят покойников, шумно поделят оставшиеся в наследство вещи и разъедутся. Дома скорее всего сожгут или разберут на дрова.

Деревни не станет. В ней никто не поселится. Это не просто плохая примета, это нечто более серьезное — земля тут мертвая, залитая кровью, воздух наполнен криками боли. Все знают, ничего хорошего не выйдет, если остаться в подобном месте.

Я сменила мирный зеленый флаг на алый с черным, вернулась к яме, поправила покрывала, прочитала молитвы богине смерти.

Лошадь послушно ждала там, где я её оставила. Фрид по-прежнему не просыпался. Я вскарабкалась на место возницы и взяла поводья.

Уже за воротами не удержалась и оглянулась на укрытые простынями тела.

Надеюсь, их души займут свое место в городе, в который так стремится моя старшая сестра.

…

К вечеру того же дня я выехала на тракт. И почти мгновенно оглохла от криков, ругани и грохота проезжающих мимо повозок. Поверх моей истрепанной, покрытой кровью и грязью одежды ровнехонько лег слой дорожной пыли.

Пытаясь сократить путь, я решила не останавливаться первую ночь. За что мигом была наказана — злосчастное колесо таки треснуло, ветер пригнал тучи, потушил маленький фонарик, висевший на повозке, и скрыл звезды, лишив какого-либо обзора (как обычно, ни запасных факелов, ни свечей у меня не нашлось).