Как потом выяснилось, это было большой глупостью — открывать заранее свои планы для всеобщего обозрения. Но мое простодушие, как говорил Леша, и вера в порядочность всех окружавших меня людей привели к горькой ошибке.

В это время две мои дипломницы написали работы по заявленной мною проблематике: одна — о лоллардах, другая — об английской политической поэзии XIII–XIV веков. Они использовали материал источников, приводили большие выдержки из сделанных ими переводов староанглийских, старофранцузских и латинских текстов. На защите оппонентом выступал мой коллега Ю.М.Сапрыкин, очень высоко оценивший обе работы, но девочки мне потом сказали, что он долго потом не возвращал их. Впоследствии он использовал часть собранного моими дипломницами материала в своей книге «Социально-политические взгляды английского крестьянства в XIV–XVII веках»[38]. Были там затронуты и многие вопросы, поставленные мною еще в тех первых статьях. Конечно, в науке не должно быть монополий, каждый волен заниматься тем, чем ему хочется. Но работая со мной на одной кафедре, зная, что я готовлю исследование по данной теме, Юрий Михайлович мог хотя бы поставить меня в известность о своих интересах в этой области. Запретить ему написать книгу на заявленную тему, конечно, было нельзя, и его работа вышла в свет в 1972 году. В первый момент я подумала бросить эту тему. Однако потом решила вопреки всему завершить начатое дело, никому ничего не говоря, подождать выхода его книги, а затем подготовить свою, совсем другую, хотя и близкую по теме. Но об этом позже.

И все же работа на истфаке мне по-прежнему нравилась. Дел набиралось много, я уставала, но получала огромное и радостное удовольствие. Его доставляла мне прежде всего педагогическая работа во всех ее видах. Особенно радовали меня спецкурсы и спецсеминары, которым я отдавала много времени. Продолжая работать над проблемой истории крестьянства, я начала литературно оформлять мой курс по историографии средних веков. Радостно было еще на втором курсе в просеминарских занятиях открывать способных студентов, находить среди них тех, кто потом будет специализироваться по нашей кафедре, и затем шлифовать их исследовательское мастерство, помогая постигнуть азы, а потом и более высокие уровни науки, и на пятом курсе получать от них хорошие дипломные работы, как правило, представлявшие собой уже небольшие самостоятельные исследования, защищаемые на заседаниях кафедры, каждая с двумя оппонентами. Это был серьезный «смотр» наших выпускников и, как правило, работы поступали интересные, становясь хорошей наградой за наши труды. Каждый год мы выпускали от шести до десяти высококвалифицированных медиевистов, многие из которых заняли потом в нашей науке ведущее положение. Все ныне действующие медиевисты Москвы, да и многих городов Советского Союза в разное время закончили нашу кафедру и не посрамили ее традиций. Сегодняшняя кафедра во главе с ее заведующим С.П.Карповым состоит из выпускников кафедры, так же как и Отдел средних веков Института всеобщей истории АН СССР (заведующая А.А.Сванидзе). Наши выпускники работают в московских пединститутах, в Саратове, Алма-Ате, Караганде, Уфе и во многих других городах. Проработав на кафедре с 1944 по 1971 год, до сегодняшнего дня сотрудничая там в качестве совместителя, т. е. в общей сложности сорок шесть лет — целую жизнь, я могу говорить, что вложен в это и мой немалый труд. Сколько же молодых людей — студентов от младших курсов до дипломников, аспирантов — прошло через мои руки? Затрудняюсь точно ответить на этот вопрос, но знаю, что очень много.

Первая аспирантка — Н.И.Басовская (тогда Куренкова), ныне проректор РГГУ (ранее Историко-архивного института) — появилась у меня в середине шестидесятых годов. Затем их становилось все больше и больше.

С конца пятидесятых годов, как я уже отмечала, путы идеологического диктата ослабли, допускалась большая, чем раньше, свобода мнений и дискуссий, работать стало и легче и интереснее. Наша кафедра и я активно сотрудничали с сектором истории средних веков Института истории, который до 1961 года возглавляла Н.А.Сидорова, а после ее смерти — С.Д.Сказкин. Я постоянно бывала там на заседаниях, регулярно выступала, была в курсе всех общих научных предприятий того времени.

В те же годы мне довелось стать членом редколлегии и ведущим редактором первого тома[39] нового издания учебника для вузов. Оно и по существу было совсем новым по сравнению с предыдущим: изменилась структура, авторский коллектив, введен ряд новых глав; все это требовало от меня больших хлопот, работы с авторами, согласований и, вообще, больших трудов. Учебник вышел в 1966 году и получил хорошие отзывы.

В 1962 году прошло первое за время моей жизни в исторической науке всесоюзное совещание историков. Оно в какой-то мере закрепило этот несколько более «вольный» режим нашей работы. По-прежнему, однако, приходилось сталкиваться с немалым нажимом сверху по разным конкретным вопросам, хотя теперь он осуществлялся более осторожно, без былых проработок и суровых оргвыводов. Впрочем, цитатничество и навешивание ярлыков так и не исчезли полностью. Если людей не увольняли за «инакомыслие», то мешали им продвигаться по службе, выезжать за границу, печатать книги. Эти тенденции заметно усилились к концу шестидесятых годов и давали себя знать на протяжении всех семидесятых годов. Так, в 1969 году были приостановлены сверху все попытки советских историков разобраться в структурализме как теории исторического процесса и как исследовательском методе. Преграды воздвигались и на пути анализа других методологических течений, развивавшихся в то время на Западе. И это происходило несмотря на все большую очевидность успехов западной медиевистики в разных сферах исследований и полезность изучения ее опыта.

Догмы, созданные в свое время IV (философской) главой «Краткого курса ВКП(б)» исподволь продолжали действовать и в виде директив сверху, и виде самоцензуры историков. Как ни горько в этом сознаваться, но каждый из нас, в том числе и я, учитывал те границы «вольномыслия», которые были допустимы, недоверчиво относился ко всему новому, к тому, что нарушало сложившиеся стереотипы. И все же наша бедная, идеологизированная наука продолжала развиваться, обогащаясь исподволь новыми, пусть даже публично с гневом отвергаемыми взглядами на ход исторического процесса, которые возникали в среде самих советских историков или проникали с Запада.

С конца пятидесятых годов несколько приоткрылись двери и для иностранцев, приезжавших в СССР. Запомнился мне приезд, наверное, в 1953–1954 годах группы английских историков-коммунистов: К.Хилла, Р.Хилтона, Э.Хосбаума, византиниста Броунинга. Принимал их Е.А.Косминский, к которому они относились с огромным пиететом. Все они были тогда молодыми, живыми людьми. Евгений Алексеевич познакомил с ними всех своих учеников, в том числе и меня. Несколько совместных заседаний прошли в непринужденной атмосфере. Мы расстались друзьями, но вскоре после венгерских событий 1956 года все наши милые гости демонстративно вышли из компартии и, хотя на всю жизнь остались историками-марксистами, долгое время рассматривались у нас как «ренегаты», враги, более опасные, чем даже консервативные буржуазные ученые. Больше никто из них никогда к нам не приезжал. И только с конца семидесятых годов стало возможно вести с ними переписку и общаться на международных форумах. У меня, в частности, завязались научные связи с ныне широко известным ученым Р.Хилтоном, с которым мы более или менее регулярно переписывались и по многим вопросам являлись единомышленниками.

Благодаря личным связям Е.А.Косминского, частично старым, частично восстановленным во время его поездок в Англию, кажется, в 1956–1957 годах, Англия стала первой страной, с которой у нас установились регулярные научные контакты в виде так называемых двусторонних коллоквиумов, проводившихся раз в два года попеременно то в Москве, то в Лондоне. До смерти Е.А.Косминского в 1959 году я участвовала в двух таких мероприятиях. Во время первого из них к нам приезжали наиболее респектабельные, официозные историки: известный тогда специалист по новой истории сэр Уэбстер, известный консервативный историк Ситон-Уотсон, бывший во время войны представителем английского правительства при штабе партизанской армии генерала Тито, а также профессор Оксфордского университета русский князь Оболенский, представлявший британское византиеведение и историографию древней Руси, Катков (внук или племянник консервативного русского журналиста и публициста конца XIX века), настроенный крайне антисоветски. На этом коллоквиуме в Москве, помнится, я не выступала или выступала по каким-то частным вопросам: по истории средневекового Запада докладов не было. Но как-то я общалась со всеми этими учеными — было интересно с ними поговорить хотя бы в предписанных рамках, послушать их доклады, сделанные совсем не так, как мы привыкли. С разрешения начальства С.Д.Сказкин пригласил всю эту делегацию к себе домой, и мы принимали их там вместе.