— А разве вы сами не можете это сделать?
— Лучше, если это сделаете вы, — стоял на своем Григорий. — Скажите, что вы родственница Линды, например ее двоюродная сестра.
— Двоюродная сестра, которая вдруг оказалась в Москве?
Флетчеры имели твердое намерение в мае прилететь в Москву и привезти недостающие документы. Если Григорий их получит, то появится слабая — невероятно слабая — надежда, что процесс усыновления завершится, пока они будут в Москве.
Сэра позвонила в министерство. Ответившая ей дама, судя по всему, была в курсе Ваниных проблем. Может быть даже, чиновницы в конце концов сжалились над ребенком, над которым вновь нависла угроза психушки. Однако голос дамы звучал спокойно и равнодушно, тогда как Сэра перешла на просительный тон.
— Мне известно, что документ должен быть готов к первому мая, но первого начинаются праздники. Не могли бы вы подготовить его немного раньше? Это нам очень помогло бы.
— Об этом не может быть и речи, — отрезала чиновница. — Документ будет готов по окончании майских праздников. Попробуйте позвонить одиннадцатого;
— Но тогда адвокат получит его в следующем месяце! Это слишком поздно.
— Что ж поделаешь.
В отчаянии Сэра предприняла еще одну попытку:
— Но ведь это всего лишь подтверждение того, что ребенок включен в список. Самый простой документ. Я бы очень просила вас подготовить его на этой неделе. Буду рада приехать сама и забрать его. Я живу в Москве.
Голос из холодного сделался ледяным.
— Это невозможно. Я не имею права нарушать официально установленные правила.
Сэра чувствовала возмущение и обиду. В голове у нее теснились не самые приятные мысли. Почему этой женщине так нравится быть недоброй? Почему Григорий просил, чтобы звонила она? Неужели между ним и этими тетками в министерстве идет открытая война? Телефонный разговор убедил Сэру в одном: кто-то наверху саботирует Ванино усыновление.
21 апреля 1998 года
На следующий день Сэра и Рейчел вновь поехали навестить Ваню. Зима отступила, день был солнечным и теплым. Малыши из Ваниной группы копошились в небольшом загончике. Воспитательница Дуся с трудом втиснулась туда же и понуро сидела, прислонившись к загородке, с совершенно измученным видом.
Пока одна пожилая женщина следила за дюжиной трехлеток, другие взрослые здесь же, во дворе, наслаждались весенним солнышком. Три охранника сидели на крыльце, курили, разгадывали кроссворды и слушали радио. Каждый месяц им меняли форму. Сегодня на них красовались новые головные уборы — похожие на флотские, с ленточками сзади.
Едва Сэра и Рейчел подошли к площадке, малыши потянулись к ним с криками: “Мама, мама!” Сэра взяла на руки девочку и передала ее Рейчел. Сама она занялась Анастасией, малышкой с синдромом Дауна, которая сама, без чьей-либо помощи, училась говорить. Дуся сердито посмотрела на них: остальные дети тоже стали проситься на руки. Сэра с Рейчел потихоньку удалились в дом.
Был вторник, и в доме ребенка сновало множество женщин, которые несли малышей на благословение к священнику. Они выходили из всех дверей, дом ребенка только что получил пополнение в лице отказных малышей из роддомов, и они заняли места, освобожденные старшими детьми, отправленными в детские дома и интернаты. Это было великое переселение малого народа, в которое должен был попасть и Ваня.
Сэра хотела показать Рейчел вторую группу, где Ваня провел несколько лет, но путь им преградила незнакомая пожилая дама. Сэра сказала, что принесла мазь “алоэ вера” для слепого мальчика Толи, у которого на лице появились какие-то высыпания. Дама ответила, что Толю вместе с остальными отправили в интернат.
Около входной двери они столкнулись с Верой. Со времени последнего визита Сэры она вела себя энергично и вовсю командовала водителем старенькой “волги”, который возил ее по московским учреждениям, где она собирала документы и подписи для Вани. Наконец-то лед действительно тронулся.
— Рейчел!
Ваня был в самом конце коридора. Как ни странно, он с первого раза запомнил ее имя. Его только что благословили в часовне, однако, в отличие от остальных детей, он получил не одну конфетку, а целых две горсти сладостей.
Сэра спросила начальника службы охраны, можно ли ей взять Ваню на прогулку. Громким голосом, чтобы все слышали, что он выполняет свою работу, он ответил:
— Детей с территории дома ребенка уносить запрещено. — И добавил шепотом: — Нас проверяют. Инспектор. Даже форму проверяет.
Любопытно было узнать, что если дети выглядят как оборванцы, то хотя бы дресс-код охранников соблюдается со всей строгостью.
Под конец визита, когда Сэра сидела и кормила Ваню яблоками — Линда просила пичкать его витаминами, — она вдруг подняла голову и увидела церковных волонтеров, собравшихся вокруг привлекательного молодого священника, похожего на Леонардо Ди Каприо с бородой. С хоругвью в руках он повел процессию вокруг дома ребенка. Сзади к ним пристроились сотрудницы приюта. Приближалась Пасха, и это был традиционный крестный ход. Естественно, детей в это действо не вовлекли.
В начале мая участились телефонные звонки от взволнованной Линды. Она говорила с английским кинезотерапевтом, и тот сказал, что Ванино состояние может быстро ухудшиться, если он уже месяц как выписался из больницы, а в доме ребенка с ним никто не занимается. Линда сообщила, что в середине мая приедет в Москву и привезет с собой мужа и сына. Они останутся недели на две с половиной и постараются разобраться в происходящем. В другое время муж не может отлучиться с работы.
Хотя для Сэры это было чрезвычайно неудобно — каникулы у сына Уильяма, приезд ее собственных родителей, — она на все согласилась. Надо было получить визы, найти турагента, подыскать им жилье и быть в их полном распоряжении, чтобы переводить и возить по Москве.
“Я бы все сделала, лишь бы Ваню усыновили, а времени оставалось катастрофически мало, — вспоминает Сэра. — Дом ребенка был готов избавиться от него при малейшей возможности. А главное, Алан получил новое назначение, и летом мы покидали Москву. Оставалось всего три месяца. Мне и думать не хотелось, что до истечения этого срока Ванина судьба так и не решится”.
В день, когда прилетели Флетчеры, в Москве лило как из ведра. Сэра заехала в дом ребенка — убедиться, что охранники не станут препятствовать Флетчерам, назавтра собиравшимся забрать Ваню — по принятому здесь выражению — с территории.
Адель сидела у себя в кабинете. С ней была заместительница, недавно перекрасившая волосы, из-под белого халата у нее выглядывала юбка со смелым разрезом. “Окинув меня взглядом с ног до головы, — вспоминает Сэра, — она сказала, что я немного располнела. И добавила, что зря я так напрягаюсь — дескать, у меня из попы пар валит. Я ответила, что беспокоюсь по вполне понятным причинам: усыновление должно состояться, пока Линда в Москве, а в министерстве намеренно затягивают дело.
— А вы скажите им, и они все сделают, — наивно произнесла Адель.
Кстати, я обратила внимание, что заместительница ведет себя с Аделью так, словно та слегка тронулась умом. Каждое произнесенное мной слово заместительница повторяла Адели, как будто с одного раза та была не в состоянии постичь, о чем я толкую. Однако обе выразили удовлетворение по поводу приезда Линды и пообещали предупредить охранников*.
Когда Сэра вошла в Ванину группу, мальчик, как всегда, издал радостный вопль. Рискуя разволновать ребенка, она сказала:
— Завтра к тебе приедет мама.
Ване хотелось кричать об этом всему городу. Он схватил свои ходунки и буквально вылетел из группы, спеша разнести добрую весть по всему дому ребенка:
— Завтра приезжают моя мама, мой папа и мой брат!
Мысленно он уже ощущал себя свободным.
Ему хотелось, чтобы об этом узнали все воспитательницы. Ни у кого не спрашивая разрешения, он обошел весь приют — наносил ему своего рода прощальный визит. Это было поистине экстраординарное событие — прежде ни один ребенок не осмеливался самочинно вырваться за двери группы. Проходя мимо кабинета Адели, он крикнул: