На другой день Линда повела Ваню в обувной магазин и купила ему новые крепкие ботинки. Практические вопросы она решала без труда, однако с каждым днем вела себя с мальчиком все холоднее, все чаще одергивала его и использовала любой предлог, чтобы оставить его с Сэрой или сотрудниками “Телеграф”, ссылаясь на то, что неважно себя чувствует. Джордж, которому вообще-то нравилось называться папой, понял, что с Линдой происходит что-то не то, и тоже поумерил демонстрацию своих чувств к Ване.

Вика, у которой недавно родился ребенок, все же нашла время и силы и устроила чаепитие, пригласив, кроме Линды, и своих друзей, навещавших Ваню в больнице. Все они в один голос отмечали Ванины успехи и наперебой говорили, какая это открытая, любящая натура. Как ни странно, на Линду их слова произвели действие, обратное ожидаемому. От Сэры не укрылась ее нервозность. Она даже заподозрила, что расточаемые Ване похвалы лишь заставляют Линду острее ощутить отсутствие в ее собственном сердце тепла к этому мальчику.

Но вот наступил день расставания. Флетчеры приехали в дом ребенка. Роль переводчика взял на себя Алан, потому что рядом с Сэрой Линда, похоже, чувствовала себя неуютно — может быть, немного ревновала к тому взаимопониманию, которое давно установилось между ней и Ваней. Прощаясь, Линда сказала, что любит Ваню и вернется, когда назначат день суда, чтобы увезти его в Англию, в новую жизнь. Ване не терпелось побольше узнать о комнате, которую для него приготовили. Он все приставал к Линде с расспросами. Особенно его занимало, есть ли там ночник и разрешат ли ему самому включать и выключать его. В первый раз за много дней Линда обняла Ваню. Все ушли, а он остался — вместе со своими надеждами.

Усаживаясь в машину, которая должна была везти все семейство в аэропорт, Линда впервые улыбнулась. На коленях у нее лежали два кремовых торта — сувениры из России.

Все последние дни Сэру так и подмывало напрямик спросить Линду: “Вы уверены, что Ваня действительно вам нужен?” Ей казалось, что мальчик ее раздражает. Однако она промолчала. Теперь, оглядываясь назад, она размышляет: “Я все силюсь понять, почему ничего тогда не сказала, хотя ее поведение становилось все более неприемлемым. Она продолжала утверждать, что не отступится и обязательно усыновит Ваню, но ее поступки свидетельствовали об обратном. И потом, ей пришлось отчаянно бороться, чтобы добиться того, чего она добилась. Но главным для меня было другое. Единственной альтернативой усыновления для Вани была смерть в психушке. Возможно, поэтому я и не проронила ни звука. Линда была его единственным спасением”.

Линда уехала — и как в воду канула. Она даже не потрудилась сообщить, что они благополучно добрались до дома. Ни разу не позвонила, чтобы узнать, как там Ваня. От нее не было ни слуху ни духу. После унизительной встречи Линды с госпожой Морозовой прошло больше двух недель, и вот шестеренки российской бюрократии со скрипом провернулись, чтобы родить новый список требований: еще пять документов, которые Линда должна была предоставить московским чиновникам.

На протяжении шести дней Сэра упорно пыталась дозвониться до Линды, но общалась лишь с автоответчиком. Она продолжала набирать номер, который успела выучить наизусть, попутно яростно сортируя вещи, скопившиеся за четыре года жизни в Москве.

Дай мне шанс 269 Паковщиков ждали со дня на день, а Сэра не понаслышке знала, что это — стихийное бедствие сродни торнадо.

Застав, наконец, Линду, Сэра постаралась, чтобы ее голос звучал не слишком пессимистично:

— Вы не поверите, Линда, но они опять недовольны! У них новые претензии к английскому агентству, выдавшему заключение об условиях содержания ребенка.

— Да? А я думала, мы с этим покончили, — холодно отозвалась Линда.

— Им нужна справка, подтверждающая квалификацию социального работника, причем нотариально заверенная и конечно же с печатью.

— Ну разумеется.

— Еще возникла проблема с подтверждением ваших заработков. Они не понимают, что такое свободная профессия. Социальный работник должен написать письмо с опровержением ранее предоставленной информации и указанием, что на самом деле вы домохозяйка.

Сэра торопливо перешла к следующему пункту:

— Они считают, что британский департамент здравоохранения недостаточно компетентен. Уверяют, что им прислали не тот закон об усыновлении, который требуется. Им нужен закон о международном усыновлении.

— Я не понимаю, о чем идет речь.

— Григорий говорит, подойдет любой текст объемом в одну страницу, лишь бы в нем говорилось об усыновлении детей из-за рубежа.

Было ясно, что для Линды этого уже более чем достаточно, но выбора у Сэры не было, и ей пришлось читать список дальше.

— Еще они требуют согласие местного совета на предоставление ежегодного отчета о том, как идут дела у приемного ребенка. Представляете?

Эти же самые чиновницы два года назад упекли Ваню в психушку, и плевать они хотели, жив он там или умер.

На другом конце провода воцарилось молчание, но у Сэры оставался еще один, последний, пункт. Линда должна получить новую справку из полиции. Прежняя для российских чиновников уже устарела. Линда не выдержала:

— В Скотленд-Ярде сказали, что она действительна три года. Им этого недостаточно?

— Может быть, они считают, что за это время вы могли стать гангстером из Ист-Энда?

Наконец-то Линда издала нечто напоминающее смешок. И тут же раздраженно добавила:

— Судя по всему, их претензиям не будет конца. У меня есть только одно объяснение. Эти женщины ненавидят Григория. Они ему мстят. Я видела это собственными глазами. Это безнадежное предприятие.

— Знаю, вам тяжело. Но вспомните, как вы отлично уладили все с английской бюрократией. С российской вы тоже справитесь. Я уверена, у вас получится.

Но Линда не попалась на эту удочку. Она сказала, что совершенно измотана. А оформление и переоформление пакета документов съело почти все собранные деньги.

Линда все-таки нашла в себе силы получить документ, подтверждающий квалификацию социального работника. Она сама поехала в Хитроу, чтобы убедиться, что письмо не задержится в дороге. После этого она сказала, что ей нужен перерыв, так как она больше ни на что не способна, однако подтвердила свою решимость усыновить Ваню. И телефон замолчал еще на две недели.

Приближался отъезд Сэры и Алана, а у них еще оставалось много дел. Сэра, как могла часто, навещала Ваню, выполняя за сотрудниц Адели их работу. Она ходила с ним, поднималась по лестнице, подолгу разговаривала и поддерживала в нем надежду. Ваня постоянно спрашивал, когда будет суд и когда он поедет в Англию.

Однажды Сэра принесла ему леденцы на палочках.

— Можно их грызть?

Сэра утвердительно кивнула.

— Нет, неправда. Линда сказала, что грызть нельзя.

Линда стала центром его вселенной, фокусом его надежд и авторитетом во всех вопросах. Она не дала ему любви, но указала ее границы, так что Ване ничего не оставалось, как придерживаться ее правил.

— Позвони маме, Сэра, скажи, что я скучаю, что я сильно скучаю.

Сэра объяснила, что у Линды возникли трудности со сбором документов для усыновления. Ваня внимал каждому ее слову.

— Я все думаю, как помочь маме. Вот бы все документы собрали уже завтра! Ну, или хотя бы послезавтра. — Ваня немного помолчал. — А я пока буду собирать документы для Юли. Чтобы она тоже могла уехать.

Он все время вспоминал дни, когда Линда была в Москве. Вспоминал, что в некоторые дни она к нему не приходила, и ему говорили, что она "заболела*. Ом не мог понять, как это так бывает.

— Помнишь, она все время заболевала, а лотом вдруг сама по себе выздоравливала?

Вернувшись в Англию, Линда полностью сосредоточилась на внуках и сыне. Когда Сэра дозвонилась до нее, она не задала ни одного вопроса о Ване, не выразила о нем никакого беспокойства.