— Это полицейская машина. Она приехала всех нас арестовать и увезти отсюда.

— Но за что же? Ведь никто не сделал ничего плохого. И никого не будут арестовывать. А мы с тобой завтра поедем в Москву. Там кое-кто очень тебя ждет.

Ваня продолжал ломать игрушки. Новая машинка, с силой пущенная по комнате, врезалась в ножку стола, перевернулась и по инерции прокатилась еще немного. Ваня поднял ее и швырнул об пол. Потом точно так же начал кидать и крушить остальные машинки. Вскоре перед ним высилась только куча обломков.

Вечером, когда женщины ушли, Лена напустилась на Ваню:

— Почему ты не сделал, как я сказала? Почему не прогнал их? Только зря разломал все игрушки! — Лена наклонилась над Ваней с искаженным от гнева лицом. — Я думала, ты меня любишь! А ты просто гадкий мальчишка! Ты меня подвел!

У Вани скрутило живот. Он не хотел слушать таких жестоких и несправедливых слов. Обида за все последние дни, когда она почти не разговаривала с ним и только указывала, что делать, выплеснулась наружу:

— Я тебя не люблю! А завтра уеду в Москву!

Ваня тотчас же пожалел об этих словах. Лена молча вышла из комнаты. Вернулась через час — с чемоданом. Не проронив ни звука, сложила в него Ванины вещи, не забыв и бесценные машинки. Потом, все так же молча, уложила Ваню в постель и выключила свет. Эта сцена жива в Ваниной памяти и сегодня.

На следующий день Лена пришла будить его, едва начало светать. Она по-прежнему с ним не разговаривала. Ваня набрал полную грудь воздуха:

— Ты же знаешь, что я тебя люблю. Прости за то, что я вчера сказал. Я буду скучать по тебе, мама.

Ваня ждал, что она в ответ обнимет его, но Лена оставалась холодной и неприступной как скала. Он впихивал в себя последние ложки овсянки, когда раздался звонок в дверь. Лена подхватила Ванин чемодан, сунула под мышку его пальто и потащила мальчика к стоявшей внизу машине. Усадила его на заднее сиденье и захлопнула дверцу. Даже не попрощалась.

Даже через десять лет, вспоминая это драматичное расставание, Ваня не мог сдержать дрожи:

— Я очень хотел помириться с Леной. Мне было горько думать, что рана, нанесенная нашим расставанием, так и останется зиять. Но она меня не простила.

Лена тоже не забыла того дня. И она, несмотря на прошедшие годы, тоже не может говорить о нем спокойно — от волнения у нее сдавливает горло. В версии Лены ее разлука с Ваней выглядит немного иначе. Ночью она много раз подходила к его кровати, беспокоясь, что он не спит. “Наверное, Ваня был слишком мал, чтобы понять, как больно мне с ним расставаться. Я действительно словно утратила дар речи — видимо, под влиянием шока. Не думала я, что настанет день, когда он меня покинет. И если я молчала, то не от бесчувствия, а от страшной боли. Но он истолковал мое молчание как обиду на него. Думаю, нам обоим в тот день было плохо”.

В аэропорту Ваня отвлекся от мрачных мыслей. Вид самолетов совершенно его заворожил, а уж когда они направились к самому большому самолету, летевшему в Москву, его восторгам не было предела. Но уже в самолете он снова погрустнел — скучал по оставленной им семье — единственной, которую знал в своей жизни.

Весь полет он терзал плюшевого мишку, подаренного Ириной, — дергал за уши, выворачивал ему лапы, бил о свое колено. Несчастный мишка — ему выпала роль своего рода громоотвода. Ваня вымещал на нем все свои страхи перед неведомым будущим и все жгучие обиды за прошлое.

Самолет пошел на посадку, а Ваня к этому времени словно выдохся, утратив всякий интерес к окружающему. Мария на руках снесла его по трапу на землю. Он был так измучен, что не заметил женщину, которая улыбалась ему и махала рукой.

— Малыш, я твоя мама, — произнесла она по-русски с сильным американским акцентом.

В первый раз в жизни Ваня не нашелся с ответом.

В машине Ваню усадили на заднее сиденье между Полой и Ириной. Вел автомобиль представитель церкви, а Мария сидела впереди, рядом с ним. Ваня понемногу приходил в себя. Во всяком случае, он завел с водителем “мужской разговор” о машине. Выяснил, какой она марки и кому принадлежит, и тут же, без перехода, повернулся к Поле: “Ты будешь меня бить?” Это были его первые слова, обращенные к матери. Пола не поняла вопроса. Мария перевела его ей, и на лице Полы появилось озадаченное выражение. Ей понадобилось несколько секунд, чтобы увериться, что она не ослышалась.

— О нет, никогда! — изумленно ответила она.

Ваня прислонился к ней, и они обнялись.

Несмотря на языковый барьер, Ваня уловил смысл ее слов. “Я видела это своими глазами, — вспоминает Ирина. — Он принял Полу и доверился ей. Это было так трогательно, что мне захотелось заплакать”.

Ване не терпелось оказаться в каком-нибудь тихом месте, где он мог бы получше познакомиться со своей новой мамой. Но вместо этого представитель церкви повез их в храм Михаила Архангела, на торжественный обед с участием нескольких епископов. Зачем Поле и Ване посещать это мероприятие, он не объяснил.

Однако церковь Михаила Архангела была не простой церковью. Она мелькает в кадрах любимого многими фильма “Ирония судьбы": ее золотые купала и ярко-красные стены вдруг возникают на фоне однообразных коробок спального района, споря своей вечной красотой с монотонностью окружающего пейзажа и внушая надежду.

К началу обеда они опоздали. Епископы в черных одеждах и с длинными бородами уже ели гречневые блины с икрой, селедку и холодное мясное ассорти. Гостям указали их стол, но Ваня шепнул Марии, что ему нужно в туалет. Мария спросила, с кем он предпочитает туда пойти, и Ваня ответил: “С мамой”. Пола ушам своим не поверила. Не прошло и часа с момента их встречи, а Ваня уже требует материнской заботы.

Представитель церкви провел своих подопечных на места, откуда были хорошо видны трапезничающие священники. Женщинам подали грузинского вина, а Ваня получил стакан воды. Вскоре, по русской традиции, стали произносить тосты. Один епископ за другим вставали со своих мест и поднимали рюмки с водкой за здоровье собравшихся. Ваня был настолько зачарован этим ритуалом, что забыл о своих неприятностях. Не обращая внимания на гору еды в своей тарелке, он во все глаза смотрел на сидевшего справа от него епископа, который встал и произнес цветистый тост. Ваня был уверен, что теперь его очередь выступить от лица находившихся рядом с ним женщин. Крепко сжимая стакан в одной руке, другой он оперся о стол и попытался встать. К счастью, Пола вовремя разгадала его намерения. Мальчик быстро перенимал правила поведения взрослых мужчин и уже делал попытки быть одним из них — на сей раз в кругу церковных иерархов. Пола положила руку Ване на плечо: “Для этого у тебя еще будет время. Много времени, когда ты станешь старше”.

До сих пор чудесную историю Вани рассказывали люди, в 1990-х годах принимавшие непосредственное участие в его судьбе, — Вика и Сэра. Ну и конечно же сам Ваня. Моя роль заключалась в том, чтобы собрать их рассказы и составить из них связное повествование. Ваня улетел в Америку, но наш рассказ о нем еще не окончен. Пора мне выйти из тени и пролить свет на то, о чем не знали даже самые близкие Ване люди.

Меня всегда изумляло, что этот необыкновенный ребенок, слабый и беззащитный, не пожелал стать жертвой жестокой государственной системы воспитания сирот и заставил многих людей сострадать себе. В 2007 году я завершил свою долгую журналистскую карьеру, у меня неожиданно появилось свободное время, и я захотел узнать, что же сталось с Ваней. Настала пора снова встретиться с ним, но уже в Америке.

В марте 2007 лада Сэра и я подъехали к одноэтажному дому я Америке, все еще укрытому толстым снеговым одеялом. Это вам не Санта-Барбара — настоящая или выдуманная, — а Бетлехем в штате Пенсильвания.

У двери стоял, удерживая равновесие с помощью костылей, красивый молодой человек со сверкающими белизной зубами и довольно строгой стрижкой. Сэра никак не могла остановиться и все время повторяла: “Привет, Ваня!" — как много лет назад в доме ребенка № 10. Лицо молодого человека выражало крайнее удивление — восемь лет минуло с тех пор, как с ним в последний раз здоровались по-русски и называли Ваней. Теперь он был Джоном Лагутски, учеником средней школы и лидером команды скаутов.