Это было заброшенное кладбище. Еще довоенное.

Кейлех оставили силы, ноги подкосились. Девушка повалилась на снег, и именно тогда навстречу, перепрыгивая через обломанные ветром могильные кам­ни, выскочили две огромные собаки. Кобель и сука. Широкогрудые, с пушистой, густой, белой шерстью, лобастыми головами и длинными лапами. Они ни­чем не напоминали ни свирепых мясницких псов, ни серых волкодавов, ни пастушьих сторожевых. Сука насмешливо фыркнула. Глаза у нее были серыми и безучастными, как плывущая по небу луна. Ее белоглазый спутник хватанул пастью снег, жадно прожевал, глубоко вздохнул и выжидающе посмотрел на девушку. Ступор, уже давно овладевший Кейлех, все не проходил. Девушка провалилась в полузабытье.

Кейлех открыла глаза и тут же проморгалась. Яркой свет слепил глаза. Она не понимала, где находится. Только через несколько минут шум в ушах прошел, и зрение снова стало нормальным. Она лежала на шкурах, укрытая плащом, у большого костра выше человеческого роста. Пламя гудело, словно в горне коболь­дов, и бросало тысячи рубиновых искр в облачное небо. Девушка приподнялась на локте и увидела серую стену в нескольких шагах от себя: вокруг бушевала вьюга, и лишь у костра было полное безветрие – ни одна снежинка не осмеливалась упасть рядом со стоянкой.

У огня, на оленьих шкурах, сидели люди. Трое.

Ближе всех находился мужчина преклонных лет. Голова и подбородок его были гладко выбриты. Орлиный нос и сросшиеся седые брови придавали незнакомцу гроз­ный вид, в дубленую куртку и штаны въелась угольная пыль, лисья шапка-ушанка лежала рядом, на шкуре. Он беседовал с красивой светловолосой женщиной, несмотря на зиму, одетой в тонкий плащ, под которым угадывалось тонкое зеленое платье с алой полосой, идущей от низкого выреза на груди, и бархатные остроносые полуса­пожки, украшенные блестками.

Дальше - неподвижно, положив руки в латных перчатках на гарду вонзенного в снег меча, высокий крупный мужчина. На­двинутый капюшон скрывал его лицо.

- Как оказалась я здесь? - хрипло спросила девушка.

Крупный широкоплечий мечник встал, выдернув клинок из снега. Но гладковыбритый старец мужчина прервал беседу с краса­вицей в зеленом платье и едва заметно покачал головой. Воин без возражений опустился на прежнее место, положил меч на колени и, как прежде, замер.

Старец пристально посмотрел на девушку, и Кей охватил трепет при виде его белесых слепых глаз. Но глаза эти вовсе не казались незрячими, что-то было в них такое… от чего хотелось бежать сломя голову…от чего хотелось х такое.ись незрячимиесых слепых глаз.(которые во Но старец улыбнулся, прогоняя наваждение, и сказал:

- Мы нашли тебя на заброшенной дороге. Ты замерзала в снегу.

Девушке с трудом удалось сесть – к головной боли добавился кашель. Голова тут же закружилась.

- Благодарю, добрые люди, что спасли.

- С добрыми людьми ты несколько поторопилась, девица. Но негоже гнать путника прочь в такую ночь. Будешь моей гостьей.

Возле огня было тепло. Кей пыталась вспомнить, как и почему оказалась здесь, и гадкая память услужливо подсказала ей причину. Боль, как тягучая смола разлилась по всему телу, заставило тело напрячься, скорчится в агонии. Девушка обхватила себя руками и заплакала.

Светловолосая женщина, повинуясь легкому движению черных бровей мужчины, изящно подня­лась и подошла к чугунному котлу, стоящему на углях. Зачерпнув из него ковшиком на длинной ручке, налила что-то в кружку и с улыбкой протянула ее Кейлех. В кружке оказался горячий глег, остро пахнущий орехами и какой-то неизвестной заморской пряностью. Женщина погладила Кей по голове, и боль в висках тотчас исчезла, слезы мигом высохли, а душевная и телесная боль ушла. Теперь девушка могла рассмотреть лицо женщины, не обращая внимания на свои переживания. Оно было прекрасно, словно выточено са­мым талантливым скульптором и раскрашено гениальным художником. Прямой нос, овальный под­бородок, чувственные губы. Белоснежная кожа. Цвета пшеницы волосы, брови и ресницы. Синие глаза. Когда красавица улыбалась, в уголках ее глаз собирались крошечные морщинки, и Кей поняла, что она не так молода, как кажется. Она с сомнением покосилась на напиток, но, не ре­шаясь обидеть хозяев, сделала осторожный лоток. Красное вино, дорогое, крепкое, душистое ароматное, заставило сердце стучать быстрее, усталость отступила.

Светловолосая женщина присела рядом на шкуру и обняла Кей за плечи.

- Кейлех Волчья Вьюга из дома Дамион, - нараспев произнесла она, покачиваясь в такт словам, увлекая за собой и Кейлех, - Не торопись умирать, когда-нибудь придет и твой черед… но не сейчас. Не случайно ты пришла к нам. Отныне тебе хранить свою землю, пока ты сама не решишь иначе, иль судьба не решит за тебя. Боль уйдет, но не сразу. Когда-нибудь ты подумаешь о ней с усмешкой, а сейчас думай лишь о том, что ничто на свете не бывает зря. И четыре года ожидания, полные учебы и помощи людям, стоит порой больше, чем десятилетия спокойной семейной жизни.

Приятный голос заворожил Кей. Она прижалась теснее к такой живой и теплой женщине, которая колыхала ее, как, наверное, только мать баюкает дитя. Ей все стало вдруг очевидно и спокойно. Единственная ночь в году, когда даже врага не выгонят на улицу, когда забывают все беды и впускают в дом даже самого распоследнего нищего… Старое Кладбище проклятых, где хоронили заживо магов-предателей… И три вечных и почти забытых стража, отдавших жизни в защиту людей.

- Йорни Угольная Пыль, Дарна Свободный Полет и Вогул Белая Береза, - прошептала Кей.

- Ты узнала нас, - старец был доволен, в белесых глазах что-то такое промелькнуло. – Люди почти не помнят о нас. Мы одарим тебя. Дарна заберет твою боль, но не всю, ведь без боли нет понимания счастьея. Я дам оружие. Вогул, научит тебя… - голос растворился в сознании Кей.

Девушка проснулась утром. Она лежала, укрытая плащом, на зеленой лужайке с цветущими васильками. Рядом с правой рукой лежала секира с ажурными прорезями в металле. Казалось, не хладное железо было насажено на древко, а обманчиво хрупкое накрахмаленное кружево. А в трех метрах от лужайки сквозь снег пробивались могильные камни.

Она вернулась домой. Брат, который уже готов был панихиду справить, еле сдержался от разочарованного вздоха. Лишь спросил, не стоит ли отомстить Катрианам? Кей думала не больше секунды и твердо сказала: «Нет!». И была права. Жизнь и судьба все расставили на свои места.

Постепенно слава Годрика стала меркнуть. Он исчез на шесть лет, а приехал – и разочаровал, в чем-то оскорбил надежды, а люди не прощают подобного. Кто высоко взлетел, тот больно упал. Даже в песне «О Кейлех» её имя не изменил менестрель, понимая, что каждый и так узнает, кто был женихом… хотя его имя не рискнули упоминать. К тому же король совсем одряхлел, а новая королева и принц бывшего жениха не жаловали. И вот он, гордый Годрик Раннее Утро Катриан, удалился в свои владения (отец его умер), налаживая ненавистный быт. Хотя, рядом с ним была любимая жена, а теперь, насколько знала Кей, и две чудесные дочери, он не был счастлив. И осознание этого не принесло Кейлех счастья, скорее жалость к человеку, который когда-то был ее воздухом.

Но, прочь воспоминания о прожитых днях!

Усилием воли Кей встала и облачилась в простое одеяние, легко вооружилась и, накинув серый плащ, ушла отдавать обещанное незнакомцу. Ненужные мысли надо гнать взашей, не давая размякнуть разуму.

Жесткий и крепкий как камень, вот какие слова пришли на ум Кей, когда она внимательно разглядела его. Она тогда так и сказала Арвене. Таким он и предстал перед Лисичкой сейчас.

Некрасивое худощавое лицо с впалыми щеками и высокими острыми скулами. Темно-карие чуть с приспущенными по наружному краю век, глаза, густые темные и почти сросшиеся брови, тонкие белые губы. На волевом подбородке - трехдневная щетина. Запоминающимся был нос: с горбинкой и чуть приплюснутый у конца. Прямые и черные как смоль волосы собраны в высокий «конский хвост» и спускаются до середины спины. На лбу повязан украшенный вышивкой кожаный ремешок (сама Арвена вышивала и дарила). Да уж… не красавец, но и уродом его назвать язык не поворачивался. Возраст определить сложно… где-то около тридцати. Высокий, плечистый, но без мощных мышц, крепкий, осанистый. Настоящий воин.