— Нужно будет позавтракать на этом холме, — начал он. — У меня ещё маковой росинки во рту не было, а это нездорово глотать натощак утренний воздух. Я думаю, вы не отказались бы проглотить чашку кофе с тартинками, пока будут перепрягать лошадей, а?

— В вашем распоряжении будет четверть часа.

— Если хорошенько распорядиться, этого будет довольно!

— А к обеду мы будем в Мелоне, надеюсь?

И с заискивающим видом он посмотрел на Сан-Режана, который продолжал держаться с ним холодно.

— Но прежде, чем попасть в Мелон, — начал опять мнимый виноторговец, — нужно ещё проехать Льерсент, где недели две тому назад ограбили почту из Лиона.

— Не бойтесь ничего! — сказал офицер. — Если негодяи, ограбившие почту, только осмелятся показаться, то им будет с кем иметь дело. Мои пистолеты со мной.

— Ой, ой! Надеюсь, они не заряжены? — вскричал Немулэн, притворись испуганным. — Нет ничего опаснее для соседей и ничего безвреднее для грабителей, чем эти пистолеты!

— Что, вы сомневаетесь в моей храбрости? — вскричал офицер.

— Вовсе нет! Боже, меня сохрани! Но когда стреляют из пистолетов, пули летят, куда им вздумается... И чаще всего в сторону, а не вперёд... Впрочем, если господам грабителям вздумается напасть на дилижанс в Сенарском лесу, то нам придётся только улыбаться им.

— Нужно защищаться не на живот, а на смерть.

— Кондуктор! — вскричал Немулэн. — Отберите сию минуту оружие у этого господина. Он нас всех погубит! Защищаться! Неужели вы говорите это серьёзно? Судите сами, господа!

Говоря так, он обратился прямо к Сан-Режану, так что тому не было никакой возможности уклониться от ответа.

— Я полагаю, что господин офицер говорил, как полагается храброму человеку. Во всяком случае, я разделяю высказанное им мнение, — отвечал Сан-Режан.

— Вы хотите, кажется, сказать, что я не принадлежу к храбрым людям? — возразил мнимый виноторговец, поднимаясь на кончики носков.

— Я ничего не желаю этим сказать, сударь, — равнодушно отвечал Сан-Режан. — Вы спрашиваете меня, а я отвечаю. Бросим этот разговор! Он меня не интересует.

— Позвольте узнать, с кем я имею дело?

— Это не секрет. Кондуктор может вам сообщить это. Моё имя внесено в список пассажиров. Впрочем, я могу вам сообщить его сам: Виктор Леклер, торговец шёлковыми товарами и бархатом.

— А, как это кстати! — воскликнул Немулэн, на лице которого выразилось полное удовольствие! — Мы с вами, так сказать, соратники! А я торговец вином. Вот вам моя рука, пожмите её, гражданин, и пусть воцарится согласие между нами! Я несколько суетлив, но у меня доброе сердце.

С этими словами он протянул Сан-Режану свою широкую руку, в которую тот с отвращением вложил свои пальцы.

— Вот так! Теперь пора садиться в дилижанс. Лошади уже отдохнули. Ну, кучер, отпусти вожжи и поскачем!

И он изобразил звук рожка кондуктора. Во время перемены лошадей в Вильневе он чрезвычайно ухаживал за дамами и предложил угостить их бриошами. Хотя он казался несколько навязчивым, но тем не менее все с ним перезнакомились. Он всё уговаривал Сан-Режана пересесть к нему и занять место возле кучера.

— Оттуда великолепный вид, вот увидите.

Но молодой человек, вежливо извиняясь, отклонил его предложение под тем предлогом, что во время переезда ему надо будет пересмотреть свою записную книжку с поручениями и что, таким образом, до самого Монторо он будет занят.

В Мелоне во время ужина чересчур сангвинический темперамент торговца вином сделал его всеобщим посмешищем. Когда наступила ночь, пассажиры предложили Немулэну потесниться и уделить ему местечко внутри омнибуса, чтобы он мог укрыться в нём от ночного холода. Тот охотно принял предложение и втиснулся между старой дамой и Сан-Режаном, благо оба они были худощавы.

Дальнейшее путешествие прошло без всяких приключений. Из Шалона Немулэн и Сан-Режан двинулись дальше по воде. Когда они прибыли в Лион, можно было подумать, что это самые близкие друзья.

На самом деле Сан-Режан и не думал отказываться от своей сдержанности. Он не позволял своему спутнику проникнуть в свои тайны и больше, чем когда-либо, играл роль Виктора Леклера, торговца шёлковыми товарами. Напрасно Немулэн пробовал разные подходцы: Сан-Режан начал уже подозревать его настоящую роль.

Как только они прибыли в Фонтенбло, явился полицейский комиссар, чтобы осмотреть багаж дилижанса. Ему донесли, что под видом этого багажа пересылается на юг транспорт оружия. Он потребовал у всех пассажиров паспорта. Пока производился этот осмотр, Немулэн, как будто случайно, находился на дворе гостиницы. Только комиссар вышел, как Немулэн появился в комнате, разразился бранью по адресу комиссара, который, по его словам, крайне грубо потребовал от него во дворе предъявить ему свои бумаги. Но у него есть средство осадить этого господина: консул Камбасарес — его земляк!

Очень трудно было его успокоить, так что хозяину пришлось даже выставить ему бутылочку бордо, чтобы вызвать опять улыбку на его скривившихся от раздражения губах.

Сан-Режан, наблюдавший издали ссору торговца с комиссаром, заметил, что, напротив, между ними всё обошлось очень мирно. Комиссар, казалось, больше отвечал, чем спрашивал. С этого момента Немулэн окончательно стал ему подозрителен, несмотря на то, что всю дорогу продавал вина и на каждой станции предлагал содержателям свои услуги.

По приезде в Лион Немулэн сказал своему спутнику:

— Если вы не знаете, где остановиться, то я могу вам рекомендовать гостиницу «Единорог» на площади Бротто. Это как раз в центре города. Я там всегда останавливаюсь, когда бываю в Лионе. Там меня принимают с особенным вниманием.

Сан-Режану захотелось посмотреть, до чего может дойти наглость Немулэна, и так как ему было всё равно, где остановиться, то он решил последовать данному совету.

К величайшему своему удивлению, он увидел, что Немулэн сказал правду, что его действительно хорошо знали в гостинице «Единорог» и что он поставлял туда вино, которое не переставал расхваливать. Недоверие его стало понемногу ослабевать. Но он был родом из Бретани и не легко менял своё мнение. Он продолжал наблюдать за Немулэном, который становился всё оживлённее, и стал прислушиваться к излияниям своего дорожного товарища. Этот последний неожиданно изменил тон и пустился в такие откровенности, которые глубоко изумили Сан-Режана.

— Послушайте, Леклер, — в первый же вечер сказал Немулэн, когда они пообедали и пили кофе. — Мы теперь одни с вами, и меня мучит совесть за то, что я был с вами недостаточно откровенен. Я упрекаю себя, зачем я завёз вас в эту гостиницу «Единорог». Я имел в виду удовольствие, которое мне доставляет ваше присутствие, и совершенно упустил из виду вас самого. А между тем это может вас скомпрометировать.

— Как? Что такое? — вскричал Сан-Режан.

— Это, знаете, вещь очень щекотливая и мне трудно вам это высказать. Не спрашивайте меня. Будьте довольны тем, что я с вами так откровенен. Забирайте свои вещи и переезжайте скорее в гостиницу где-нибудь на другом конце города. Лучше будет, если вас не будут видеть со мною.

— Но почему же?

— Нет! Нет! Не спрашивайте! Сделайте то, что я вам советую. Этим советом я докажу мою преданность.

— Я очень этим тронут, но тем не менее не понимаю ничего. Что вы банкрот, что ли, или фальшивомонетчик?

— Нет, нет! Моё доброе имя не запятнано ничем!

— Уж не принимаете ли вы участие в каком-нибудь заговоре?

Немулэн молчал, устремив на Сан-Режана испытующий взгляд. Он видел, что тот удивлён.

— А если бы и так? — сказал он, внезапно заволновавшись. — Что ж, неужели бы вы стали избегать меня? Какого вы образа мыслей, Леклер? Вы за революцию, которая воплотилась в этом проклятом Бонапарте? Или, быть может, вы желаете принцев?

При этих словах Сан-Режан застыл в бесстрастии. Теперь он мог сказать уверенно: его дорожный товарищ не кто иной, как провокатор, который играет с ним опасную игру. Всё поведение, выходки и разглагольствования Немулэна теперь стали для него ясны. Он понял, однако, что если он его оставит сейчас же или будет принимать против него меры предосторожности, то он только укрепит в провокаторе подозрения, которых, быть может, у него пока ещё нет. Поэтому он ответил с притворным ужасом: