Они пожали друг другу руки. Сан-Режан пошёл по направлению к Пале-Роялю, а Лимоэлан исчез в темноте узких переулков.

Едва успели они разойтись, как в темноте показалась из-за угла тень, которая подвигалась вперёд с большой осторожностью. То был старый франт, мелькавший на балу в Ганноверском павильоне, и ухаживавший за Германсией и Зоей в магазине «Bonnet Bleu». Теперь свет фонаря осветил его фигуру. Он смотрел вслед удалявшемуся Сан-Режану и бормотал про себя:

— О чём они говорили, оглядывая эту площадь? Ах, если б я мог их слышать!

И он снова пустился в дорогу, держась от Сан-Режана шагов на сто. Следить за ним было легко, молодой человек не скрывался и шёл прямо к себе на улицу Сухого Дерева.

Было уже около двух часов ночи, когда он добрался до гостиницы «Красный Лев». В доме царили мрак и безмолвие. Сан-Режан вошёл в будку сторожа, который спал с сжатыми кулаками. На половину потухшая лампа стояла на столе. Не будя его, Сан-Режан взял свой ключ, свечу и поднялся к себе.

Сыщик, вполне уверенный в том, что теперь он легко может захватить его завтра утром, пошёл дальше по улице Сухого Дерева и, достигнув площади Дофина, вошёл в дом, принадлежавший некоему Браконно. Поднявшись по лестнице, он открыл дверь, вошёл в свою комнату, где производились переодевания, и, сняв свой костюм, сел верхом на стул, снял парик, вытер лицо и предстал в своём настоящем виде. Затем он прошёл в столовую, порылся в буфете, отыскал там кусок телятины, хлеб и бутылку вина. Усевшись спокойно за стол, он принялся ужинать, словно истый буржуа, вернувшийся из театра.

Он ел очень медленно и, казалось, был погружен в глубокие думы. Затем, насытившись, он закурил трубку и уселся в кресло. Выкурив трубку, он сказал:

— Ну, на сегодня довольно.

И вскоре отправился в спальню и лёг спать.

При первых проблесках дня гражданин Браконно уже проснулся. Он имел способность просыпаться тогда, когда хотел. Он вскочил с постели и открыл ставни. Свежий утренний ветерок пахнул в его худое смуглое лицо с коротко остриженными волосами. Это была его настоящая физиономия, которую знали лишь очень немногие. Затем он прошёл в свой кабинет и через четверть часа вышел оттуда в образе краснощёкого буржуа, которого мы уже видели у министра полиции. Он прошёл через столовую и прихожую и через отверстие, незаметно проделанное во входной двери, осмотрел лестницу, желая удостовериться, не караулит ли его кто-нибудь на лестнице.

Всё было тихо и пустынно. Он вышел и быстрыми шагами направился к гостинице «Красный Лев». Войдя в контору, он спросил с сильным провансальским акцентом:

— Гражданин Леклер дома?

— Гражданин Леклер не живёт здесь, — отвечал хозяин гостиницы.

— С которых же пор?

— Со вчерашнего дня.

— Переехал?

— Нет, совсем уехал из Парижа.

— Куда?

— В Лион по своим делам.

— А когда он вернётся?

— Он этого не говорил. Но, вероятно, не скоро, так как он расплатился совсем и забрал все свои вещи.

— В таком случае, где же мне его найти?

— Пишите ему сюда. Мы перешлём ему письмо в Лион.

— А, значит, у вас есть его адрес?

— Да, только он просил нас не сообщать его никому, скрываясь от кредиторов.

— А, плутяга!

— Что прикажете делать, гражданин. Человек он молодой, любитель всяких удовольствий, ну, вот и тратит больше, чем у него в кошельке. Приходится прибегать к займам.

— Скверная привычка!

— Конечно, но адреса своего он нас просил не сообщать.

— Хорошо, в таком случае, я ему напишу. До свидания, гражданин.

Он отправился дальше. Он был сбит с толку. Быстрота, с которою Сан-Режан скрылся от его преследования, являлась в его глазах доказательством того, что преследуемый принимал тоже меры предосторожности и держался настороже. Очевидно, Валори предупредил его, чтобы он не очень доверял ему. Но если роялисты знали Лаверньера, то Браконно был им неизвестен. В своём новом виде агент Фуше не боялся, что его узнают. Он шёл по улицам, думая о своей неудаче и возлагая, как истый полицейский, все надежды на счастливый случай.

Словно увлекаемый каким-то тайным инстинктом, он очутился перед транспортной конторой, носившей название Большой конторы. Нагруженный дилижанс уже готовился тронуться в путь. Багаж был уже уложен, а пассажиры, столпившись около распорядителя, раздававшего номера мест, прощались с родственниками и друзьями, пришедшими их проводить.

— Гражданин Леклер! — громко выкрикнул распорядитель.

Так как ответа не было, он крикнул опять:

— Гражданин Леклер здесь?

— Он уже сидит, — отвечал голос из глубины дилижанса.

— Хорошо, — проворчал распорядитель. — Но садиться раньше переклички нельзя. Места могут выбирать те, кто записался раньше.

— Но никто не жалуется! — отвечал тот же голос.

Распорядитель, обратившись к кондуктору, принялся пересчитывать вещи, сданные в багаж. Вдруг он почувствовал, что кто-то дёрнул его за рукав. Обернувшись, он увидел перед собою краснощёкого человека.

— Что вам угодно, гражданин?

— Место наверху, если можно.

— Куда вы едете?

— В Шалон.

— Есть место рядом с кучером.

— Запишите его за мной.

— На чьё имя?

— На имя Эвариста Немулэна, торговца винами, живущего в доме 17 по улице Сан-Виктор.

— Влезайте. Багажа с вами нет?

— Багаж будет отправлен после.

Полицейский быстро вспрыгнул наверх, успев бросить взгляд внутрь кареты и заметив Сан-Режана, который сидел в углу у входной двери. Благословляя судьбу, которая навела его на потерянный было след, он схватил рог и, притворяясь будто не умеет с ним обращаться, издал звук, которым обыкновенно даётся знать о том, что дилижанс отправляется.

— Вот чудак-то! — заливаясь смехом, сказал кучер.

Приставив рог к губам, он, словно эхо, ответил Эваристу Немулэну. Тяжёлый экипаж зашевелился и, гремя гайками, тронулся по мостовой.

Сан-Режан, сидевший рядом с пожилой дамой и напротив пехотного офицера, не узнал в только что прибывшем пассажире агента, приставленного к нему Фуше.

Погрузившись в дремоту, он видел перед собой Эмилию. Ему было грустно, что приходится уезжать в то время, когда он был бы счастлив остаться возле той, которую он так любил. Сначала он сблизился с нею с заднею мыслью, с целями чисто политическими. Но теперь их заменила искренняя, всё возраставшая страсть. Теперь он уже не был только политическим заговорщиком, который пользовался домашним очагом Лербуров для того, чтобы удобнее было скрывать свои интриги. Теперь это был влюблённый, для которого счастье — быть около любимой женщины.

Она покорила его благодаря своей красоте и властному голосу их общего происхождения. Как и он, она происходила из знатной семьи. Она разделяла его идеи и стремления. Революционный режим, исправленный вмешательством Бонапарта и державшийся благодаря общей усталости, казался ей в сравнении с монархией чем-то недостаточным. Она не могла забыть жестокостей Карье в Нанте: массовых расстрелов, потоплений. В её памяти звучали ещё воинственные крики шуанов Стоффе и де ла Рошжаклэна, страшным потоком наводнивших площадь Буффе. Она помнила, при каких жестоких обстоятельствах она согласилась выйти замуж за Лербура. И, разделяя чувства своего земляка, которого послала ей судьба, она стала разделять и его любовь. Она не могла скрыть этого от него. И в этот ранний час, направляясь по дороге в Лион в дилижансе, влекомом пятью лошадьми, он знал, что Эмилия в своей комнате на улице Сент-Оноре думает о нём.

До самого Вильнева Сан-Режан ехал в каком-то забытье. Там по длинному и крутому берегу дилижанс стал двигаться медленнее. Кучер слез с козел. Эварист Немулэн последовал его примеру. Пассажиры, сидевшие внутри дилижанса, выразили желание поразмять ноги. Воспользовавшись тем, что лошади остановились, чтобы немного передохнуть, Сан-Режан и офицер вышли из дилижанса на пыльную дорогу.

Стояла чудная погода. По ясному небу, словно стадо барашков, бежали облака. Идти по траве было очень приятно. Путники тронулись. К ним присоединился и мнимый торговец винами.