Мгновение, ещё одно, ещё — но боль не приходила. Гартэн полностью избавился от тех ощущений, что мучили его последние дни!
— Ох! — вновь воскликнул Гартэн. Он покачал туловищем влево-вправо, покрутился.
С ещё большим удивлением на лице, он легко встал с кровати, бодрый и подвижный.
Он перевёл изумлённый взгляд на Анлуинна. Полная женщина, видевшая, что вытворяет Гартэн, тоже уставилась на мальчика. Через мгновение и все остальные в удивлении уставились на Анлуинна. Где-то в толпе послышались вздохи.
— Спасибо тебе! — воскликнул Гартэн.
Глаза его заслезились, он упал перед Анлуинном на колени, схватил его руки, поднёс к своим губам и, продолжая плакать, принялся неистово целовать ладони мальчика, а потом склонил голову и прикоснулся к его ладоням лбом. Всё это напоминало сцену, будто верующий преклоняется перед священником.
В толпе снова раздались вздохи.
Полная женщина тоже выступила вперёд, упала на колени, сложила руки в молельном жесте, и в благоговении уставилась на Анлуинна.
— Святое дитя! — воскликнула она. — Святое дитя!
Люди в толпе стали постепенно опускаться вниз — кто на одно колено, кто на оба. Все заголосили благоговейно:
— Святое дитя!
— Святой малыш!
— Дитё, посланное нам богами!
— Святой целитель!
— Юный целитель! Юный маг!
— Старая душа! Старая душа, воплотившаяся среди нас, жалких насекомых!
Глаза у мамы тоже заслезились, она с довольной улыбкой и восхищением наблюдала за Анлуинном, как и бабушка. Обе женщины поспешили к нему, опустились возле него на колени и принялись обнимать его, гладить по голове, благоговейно причитать вместе со всеми.
Отец вёл себя чуть сдержанней, но его лицо тоже озаряла довольная улыбка. Он присел возле Анлуинна и с гордостью заговорил:
— Ты великий маг, сынок! Великий маг! Тебя ждёт великое будущее!
— Старая душа! — голосили в толпе.
— Великий святой целитель воплотился среди нас, в нашей деревне!
— Как вам повезло, Маэлеры, получить такого сына!
— Как нам всем повезло — жить с таким целителем в одном посёлке!
— Спасибо тебе, спасибо тебе, святой целитель! — бубнил, продолжая обливаться слезами, Гартэн.
— Святое дитя! Ох, святое дитя! — восклицала полная женщина.
Анлуинн чувствовал себя превосходно. Все эти люди кланялись ему, почитали его, преклонялись перед ним, восхваляли его, возвышали его.
Так всё и должно быть. Он — старая душа. Святой целитель. Если верить тому, что они говорят.
А разве есть какие-то причины не верить?
Он родился особенным человеком — магом. Он родился с особенным талантом. Он лучше большинства — а может и вообще всех — людей в мире.
Радуйтесь, будьте счастливы лишь от того, что он живёт среди вас, что он соизволил обратить на вас внимание, что он милостиво позволяет вам находиться рядом с ним. Прислуживать ему, восхвалять его, почитать его.
Всё так и устроено, и никак иначе быть не может.
Глава 1. Анлуинн
Правая нога покалывала и чесалась — так сильно, что это вынудило меня проснуться. Не пришлось долго соображать: я уже знал, что это должно означать. Это было сигналом, свидетельствующим о том, что пришло сообщение.
Я встал с неказистой кровати и пошлёпал босиком по дощатому полу небольшой деревянной избушки до дальней стены. Открыл сундук — крышка поднялась с жалобным скрипом — и достал оттуда старую деревянную доску.
На ещё вчера пустой доске сегодня находились слова. Они были словно выжжены, по чёрным буквам бегали огоньки, как в тлеющих углях.
Это было сообщение от одного из трёх моих коллег — только они могли связаться со мной этим способом. Личных встреч с ними с недавних пор я избегал, и даже уклонялся от регулярных собраний в Башне Четырёх. На то у меня были причины: я не доверял моим коллегам.
Впрочем, они тоже не доверяют — ни мне, ни друг другу. Поэтому с началом этих обременительных и хаотичных событий, в которые погружена наша Империя, собрания в Башне Четырёх стали проходить только в виде проекций-аватаров, лично ни один из Четырёх на встречу не являлся.
Надпись на доске сообщала:
Anluinn! Shaendwyna gana hor Graen Wilat. Gene tare er staene hoe!
Сообщение адресовалось мне, первое слово в нём — моё имя. Оно значит «лунное затмение», потому что я родился в день лунного затмения. Эх, как давно это было? Лет двести назад?!
Я провёл ладонью над доской, и слова исчезли.
Понятно. Значит, она уже приближается к пограничному городу. Времени на дальнейшую подготовку не осталось, пора действовать…
Я несколько секунд думал над ответом, а потом прикоснулся к доске, и на ней начало проявляться:
Hea, woer dilin tyth. Nee foyathe.
Затем я провёл ладонью, и слова пропали. Теперь они появятся у того, кто отправил мне сообщение.
Я огляделся. Маленькая избушка посреди зловещего заболоченного леса — место, где я жил последние несколько месяцев. (Ну, «зловещим» он показался бы кому-то другому, но не мне. Чего мне бояться?!)
Вдоль стены висели сушёные травы и грибы, через маленькие окошки внутрь проникал утренний свет — слабый, бледный, ибо утро ещё было раннее, да и день обещал быть пасмурным. Стопки толстых книг на лавке, пустая тарелка и деревянная кружка на столе, подсвечник с оплывшей свечой. Несколько сундуков на полу, узловатый посох упирается в стену, у входной двери на крючках висит одежда.
В этом уединённом месте, скрывшись от трёх моих коллег, я провёл почти полгода за исследованиями. Бессонные ночи, чтение толстых фолиантов, эксперименты… Я трудился как проклятый, пытаясь решить сложную задачу, поставленную передо мной. Но до сих пор я так и не нашёл решения, а отведённое на поиски время подошло к концу. Больше времени не оставалось, нужно срочно что-то делать — хотя бы попытаться оттянуть неизбежное, выиграть себе ещё немного времени.
Я утонул в размышлениях и жалобах и совсем не заметил чёрную тень, мелькнувшую перед моим маленьким окном.
Тук-тук-тук!
Я чуть не подпрыгнул от неожиданности. Взглянув на источник звука, я увидел ворона, усевшегося на оконную раму снаружи и стучащего клювом в стекло. Я открыл ему окно, и он проворно зацепился лапками за мою руку и устроился на ней.
— Как патруль? — спросил я его. — Всё в порядке?
Ответ ворона я услышал в своём разуме. Точнее, я мгновенно воспринял его — на это не ушло и секунды. Я кивнул ворону, а затем…
Птица начала расплываться, искажаться, растекаться. Она превратилась в сгусток чёрного дыма, который осел на моём предплечье, впитался в поры — и исчез в моей руке.
Я стал полноценным.
Да, этот ворон — был частью меня, я выпускал его каждую ночь патрулировать окрестности вокруг моей избушки и моей, зловещей, заболоченной чащи.
Я направился к двери и распахнул её настежь.
Меня приветствовало пасмурное утро. Воздух холодный и влажный, чувствовался запах земли, мокрой травы, сырой коры. Звучал щебет ранних птиц, где-то вдали квакали лягушки. Небо серое, плыл лёгкий туман.
Я вышел наружу и встал у входа. Босые ступни утопали в траве, покрытой холодной росой.
Я закрыл глаза, сосредоточился на пространстве внутри моего тела, на энергетических каналах в моём организме. Развёл руки в стороны и тихо произнёс:
– [Firath Esswarta].
Щебет птиц притих, прекратился шелест листьев и травы, смолкло жужжание насекомых. Весь мир будто остановился, замер.
Замер в страхе.
Напротив груди в воздухе собирался синий пар, который мои руки вытягивали из окружающего мира — из деревьев, из травы, из птиц, из камней, из насекомых. Из всего.
Я начал неспешно сводить руки перед собой, будто смыкаю объятия, и синий пар начал уплотняться и сгущаться напротив меня. Он приобретал человеческие черты, он был словно глина, которая сама собой превращалась в статую.