— Он не придет за мной, — прохрипела я, выплевывая желчь изо рта, пытаясь дышать через нос. — Он не настолько глуп.

Ашер смеется.

— Этот человек любит тебя. Больше, чем себя. Больше, чем этот город. Он придет за тобой.

— Нет.

— Поначалу я завидовал ему, — продолжает Ашер, закрывая дверь. — Он получил все. Город. Власть. Тебя. Но потом я понял, насколько он слаб, потому что сначала ты была просто шлюхой, которую обрюхатил его брат, а потом он женился на тебе. Взял мальчика. Сделал его наследником. Он влюбился в тебя в первую же неделю, а потом ты стала больше. И вот это-то и станет его гибелью.

Я молилась, чтобы этого не случилось. Что Ашер ошибался. Габриэль любил меня, я знала это, чувствовала каждой частицей своего существа, но он должен был быть умнее. Он должен был знать, что это ловушка.

— Ты не должен этого делать, — пытаюсь я, когда мы начинаем пробираться по длинному узкому коридору под землей, подальше от гниющего тела и гноящейся плоти. — Ашер, пожалуйста.

— Ты можешь умолять, Амелия. Я выслушаю, — говорит он. — Но ни ты, ни он не уйдете отсюда живыми. Мне жаль тебя, но я уверен, что ты понимаешь, почему я должен убить и тебя.

Я сглотнул. Может ли он выбрать Линкольна?

Камиллу?

Убьет ли он их всех, чтобы только он мог сесть на трон? А как же Атлас? Он тоже в этом замешан?

Было очевидно, что Ашеру удалось склонить на свою сторону нескольких человек, использовать их, чтобы разрушить город Габриэля, его жизнь, пытаясь отнять у него трон, но как насчет его угрюмого близнеца?

— Ты — чудовище.

— Чтобы выжить в этой жизни, нужно быть чудовищем, Амелия, твой муж научил меня этому.

Я не хотела умирать. Еще нет.

Он пинком открывает дверь в конце коридора, заталкивает меня внутрь, а затем захлопывает ее и тащит через всю комнату. Я сопротивляюсь и бьюсь, но он сильнее меня, я не могу вырваться.

— Пожалуйста! — умоляю я.

Он резко бросает меня вниз, мои колени подгибаются под его силой, и я врезаюсь в столб, который торчит из земли до потолка, боком отскакивая от неумолимой поверхности.

Он настигает меня, и, несмотря на то, что перед глазами пляшут черные точки, а голова раскалывается, я отбиваюсь, успевая нанести удар ему в пах, а затем в голову, когда он сгибается от боли.

— Ах ты, сука! — он рычит, бросается на меня и приземляется сверху с такой силой, что я чувствую, как что-то щелкает в моей ноге.

Я вскрикиваю, и мое зрение затуманивается от боли.

Он что-то сломал. Боже мой.

Тыльная сторона его руки ударяет меня по лицу, и я падаю на пол, парализованная болью. От страха. Он убьет меня еще до приезда Габриэля, заставит его увидеть меня. Рассказать, как он опоздал.

О, черт. Нет.

Слезы застилают мне глаза, и я не в силах остановить их, так как они стекают по моему лицу. Ашер обхватывает меня руками, мое тело слишком слабое, слишком вялое, чтобы бороться с ним, когда он привязывает меня к столбу, руки согнуты под неудобным углом, что делает слишком болезненной попытку согнуться.

— Ты заставила меня это сделать, — рычит он, голос приглушен, как будто говорит из-за подушки. — Это твоя вина.

Он расхаживает взад-вперед передо мной, бормоча что-то себе под нос, но я не могу разобрать, что именно, из-за звона в ушах.

Мужчина приседает и берет меня за лицо, заставляя посмотреть на него. Его голос кажется тихим, но теперь, когда он ближе, я могу его слышать.

— Он бы добрался до дома. Увидел бы, что ты пропала. А после нашел бы мою записку.

— Надеюсь, он вырвет тебе сердце, — я слабо сплюнула.

— Он придет за тобой прямо сейчас, Амелия.

— Нет.

— Да, но не волнуйся, — он проводит пальцем по моему лицу, почти ласково. — Я не заставлю тебя смотреть, как умирает твой муж, кроме того, это он будет свидетелем, когда я заберу твою жизнь, — я сглатываю. — Может быть, есть загробная жизнь, — пожимает он плечами. — Он найдет тебя снова, если это так, я уверен.

— Ты не должен этого делать, Ашер.

— О, Амелия, я должен. Это уже началось.

— Ни один мужчина не будет стоять за тобой, если ты это сделаешь.

— Несчастные случаи происходят постоянно, Амелия, а те, кто знает правду? Они не проживут достаточно долго, чтобы рассказать кому-то.

Он отстраняется от меня, оставляя меня с этими словами, пока тащит стул со стороны комнаты и небрежно садится, подпирая лодыжку коленом и проверяя время.

— Даю полчаса, — говорит он. — Я бы посоветовал тебе подумать о всех вещах, которые ты не выполнила.

Я хочу спросить о своем сыне, хочу знать, что он планирует для него после этого, но не хочу привлекать к нему внимание. Если у Габриэля есть хоть капля здравого смысла, он заберет Линкольна и отправит его далеко от этого. Я бы попросила Камиллу, если бы могла сказать ей, чтобы она взяла его и бежала.

Мне будет больно, но он будет в безопасности. Живой.

Габриэль не пришел бы.

Он не придет.

Мое тело медленно онемело, боль притупилась. Смутно я понимала, что так начинается шок, но это не имело значения.

Не приходи, Габриэль, пожалуйста. Не приходи за мной.

Я не осознавала, что произнесла это вслух, пока Ашер не подошел ко мне, его тело превратилось в сплошное пятно.

— Твои молитвы бесполезны, — он поворачивает экран своего телефона, показывая мне. Я моргаю, глядя на изображение. Машина Габриэля и сам мужчина, вылезающий из нее. — Он уже здесь.

Глава 47

Габриэль

Приходи по этому адресу.

Один.

Если я увижу хоть одного человека рядом с тобой, я выстрелю ей в голову.

Я буду ждать.

Без имени. Но у меня было предчувствие.

Дом был старый, разваливающийся, с заколоченными окнами и полудиким садом, трава высотой с мои бедра, кусты заросли, колючки цеплялись за рукава пиджака, прикрывающего мои руки.

Я не узнал машину, припаркованную у входа, но это ни черта не значило.

Дверь со скрипом открылась, когда я толкнул ее, одной рукой держа пистолет. Кровь была размазана по деревянным половицам, еще больше — по стенам. Я иду по следу, ступая легко и бесшумно.

Это было против всего, чему я себя учил, против здравого смысла — идти в дом, не имея ни малейшего представления о том, сколько людей может скрываться внутри, ни о том, с чем я столкнусь.

Но Амелия была здесь.

Здесь была моя жена. И ради нее я готов слепо броситься в пламя.

Подавив желание позвать ее по имени, я пошел по коридору, который приведет меня к ней. Он упирается в крутую узкую лестницу, а дальше — только темнота. Я медленно спускаюсь по ней, осторожно ставя ноги: в таком старом и забытом доме дерево должно было прогнить насквозь.

Внизу меня встречает тишина, воздух влажный и удушливый. Я чувствовал, как сильно колотится сердце в груди, меня пугало не то, что здесь внизу, а то, как я могу найти ее. Слишком много крови. Но она должна была быть жива.

Это была моя вина. Я не справился.

И снова провалился.

Чем ниже я спускаюсь, тем тяжелее становится воздух, пока в нос не ударил запах гнили. Я бы узнал его где угодно.

Разлагающееся тело.

На минуту паника овладевает моими мышцами, но рассудок быстро берет верх, и я понимаю, что если бы Амелия была мертва, ее тело еще не успело бы разложиться. Я нахожу дверь, от которой исходит запах, и толкаю ее, мгновенно останавливая рвотный позыв, грозящий лишить меня сознания. Я прижимаю пиджак к носу и смотрю на тело, лежащее посреди пола.

Это был мой брат. Я делаю шаг вперед и слышу плеск под ногой.

Здесь кого-то стошнило.

Амелия.

Этот ублюдок показал Амелии это.

Ярость разгорается с новой силой, я отхожу от тела и проделываю оставшийся путь сквозь темноту, добираясь до единственной оставшейся двери.

Я пинком открываю ее.

А там она.

Моя Амелия. Моя жена.

— Нет! — она грубо кричит, ее лицо в синяках, тело в крови, а лодыжка находится под угрожающим углом, что говорит о переломе.