Люди уходят с моего пути, пока я иду, прижимая ее к себе, наклоняясь всем телом, чтобы защитить ее, и вот я уже в машине, она свернулась калачиком на пассажирском сиденье.

— Амелия, — я протягиваю руку, чувствуя ее холодную кожу. — leonessa.

— Габриэль, — хрипло произносит она.

— Я здесь, Амелия. Не спи ради меня.

— Я так устала, — жалуется она.

— Я знаю, детка, я знаю.

Я беру ее за липкую руку и сжимаю, достаточно сильно, чтобы это причинило ей унцию боли, на которую она реагирует так, как я хочу. Маленький крик боли режет слух, но это значит, что она все еще со мной.

— Мне просто нужно, чтобы ты осталась со мной, хорошо, leonessa? Еще немного.

Она вдыхает с хрипом, и в ее груди раздается булькающий звук.

— Габриэль, я… — она делает паузу, вздыхает и немного замирает.

— Нет, Амелия, не спи! — я сжимаю кулак до тех пор, пока ее костяшки пальцев не белеют внутри моего кулака.

— Прости.

— Нет.

А вот и моя leonessa. Ее красивые голубые глаза, немного опухшие, открыты настолько, что я чувствую тяжесть ее взгляда.

— Нет?

— Нет. Я не принимаю этого. Оставайся в сознании, и когда тебе станет лучше, мы сможем поговорить.

— Габриэль.

— Нет, Амелия, — огрызнулся я. — Не спи, мать твою. Не спи ради Линкольна, — по ее щеке скатывается слеза. — Не спи ради меня.

Ее маленькая рука слегка сжимает мою, и я оглядываюсь, обнаруживая, что ее глаза, красные и усталые, смотрят на меня.

— Я с тобой, — говорю ей. — Я всегда с тобой.

***

За несколько мгновений до того, как я попал в больницу, она снова теряет сознание, ее дыхание становится тревожно медленным и поверхностным.

— Ты не можешь меня бросить, — рычу я, осторожно вынимая ее из машины и заключая в свои объятия. — Я только что нашел тебя, leonessa, — мой рот опускается к ее волосам. — Пожалуйста, я только что нашел тебя.

Она не отвечает, но я не ожидаю этого и бросаюсь в приемный покой:

— Помогите мне! — реву я. — Кто-нибудь, помогите мне!

Проходит совсем немного времени, и с каталкой появляется целая армия медсестер и врачей, их руки хватают, трогают, тащат ее обмякшее тело и кладут на кровать. Трубки и инструменты закрывают мне обзор, руки специалистов хватают ее за одежду, за плоть.

— Мистер Сэйнт! — кричит кто-то.

Наступает коллективная пауза, после чего все вокруг как будто переходит в ускоренное движение, люди начинают двигаться еще более судорожно.

Пожилая женщина трогает меня за руку.

— Что!? — рычу я, всем телом и глазами следя за женой.

— Мне нужно, чтобы вы объяснили, что произошло.

— Вы что, не видите?! Она утонула!

— Я понимаю, мистер Сэйнт, но мне нужно больше подробностей, я должна знать, чтобы мы могли оказать ей наилучшее лечение.

Я объясняю, вспоминая, как я нашел свою жену, как у нее шла кровь из головы и как она не дышала, когда я обнаружил ее в бассейне.

— Она не умеет плавать?

— Я думал, она умеет, — в этот момент я не чувствовал себя Боссом, я чувствовал себя маленьким, никчемным мальчиком, я чувствовал, что ничего не могу сделать, от меня ничего сейчас не зависит. — Она мне не сказала.

— Хорошо, мистер Сэйнт, мы сделаем все, что в наших силах.

И тут она исчезает вместе с командой медиков и телом моей жены.

Я следую за ними до тех пор, пока они не отказываются впустить меня дальше. Я использую угрозы, подкуп, но меня не пропускают. Больницы и медицинские центры всегда было труднее всего сломать.

Поэтому я жду. Я сижу в стерильных коридорах городской больницы, моя одежда мокрая и холодная, а вокруг меня пищат и воют аппараты, пока я жду новостей.

Проходит три часа, три часа телефонных звонков и сообщений, три часа бесконечного молчания, пока наконец, черт возьми, та самая медсестра, которая разговаривала со мной, впервые не берет меня за плечо.

— Мистер Сэйнт?

Я резко встаю, сбрасывая ее руку.

— Где она?

— Отдыхает.

— С ней все в порядке?

— Да, — кивает она. — Мы наложили швы на рану на голове и откачали воду в легких, но она будет в порядке.

— Какой номер палаты? — спрашиваю я.

— Сэр, я должна быть откровенна, — говорит медсестра. — Эта рана была получена в результате удара тупым предметом, ботинком или каким-то инструментом, — она делает паузу, как бы обдумывая, что еще сказать.

— Да? — я скрежещу зубами.

— Я нахожусь в здравом уме, чтобы отказать вам в доступе.

— Вы думаете, это я сделал?

— Господин Сэйнт, при всем моем уважении…

— Prendi il cazzo a modo mia (прим. пер. — Пошла ты к черту), — рычу я на нее. — Ушла с дороги, пока я тебя не удалил.

— Господин Сэйнт.

— Двигайся, — ее лицо побледнело от моего тона. — Какой номер?

— Семьдесят третья.

Она не останавливает меня. И когда я вхожу в палату, то вижу только одну медсестру, настраивающую капельницу, прикрепленную к руке жены.

— Мистер Сэйнт!?

— С ней все в порядке?

— Стабильна.

— Тогда уходите.

— Но…

— Она нуждается в лечении прямо сейчас?

— Ну, нет…

— Тогда ушла отсюда.

Медсестра бледнеет и выбегает из палаты, а я занимаю место справа от спящей Амелии. Моя рука мягко ложится на ее руку.

— Прости меня, mondo mia. Я не справился.

Амелия ничего не отвечает, да я и не ожидал этого. Ее глаза закрыты, но ресницы мягко трепещут, кожа слишком бледная, а на брови белая марля. Аппарат рядом с ней непрерывно пищит, подсоединенный проводами, которые исчезают под синими одеялами на ее кровати.

Я повидал немало больниц, ходил по этим коридорам, был свидетелем смерти, но впервые мне стало по-настоящему не по себе.

Небо меняется из голубого в оранжевый, а затем в черный, городские огни освещают дороги за окнами.

Не знаю, сколько времени я просидел в тишине, но стук в дверь заставил меня обернуться. Входит Девон, закрывая за собой дверь.

— Где тебя носило?

Не успев додумать мысль, я встаю со стула, хватаю его за воротник рубашки и пихаю назад, пока он не ударяется спиной о стену. Он смотрит на меня.

— Это ты сделал? — спрашиваю я.

— Что!? — он рычит.

— Тебе не кажется странным, что все это произошло за несколько секунд до того, как ты вышел из моего гребаного дома?

— Меня вызвали в больницу! — кричит он в ответ. — Помнишь!? Я городской врач, а не твой личный!

Я снова пихаю его.

— Она, блядь, чуть не умерла!

— Габриэль! — кричит Девон. — Я тебе не враг, блядь! Если бы я знал, я бы не ушел!

В глубине души я знал, что это был не он. Я доверял Девону больше, чем собственным братьям, и медленно отпустил его. Он поправляет пиджак, бросая на меня последний взгляд, и пересекает комнату к ее кровати, вынимая ее карту из папки, прикрепленной к краю.

Он перелистывает страницы, читает каждую из них, а затем проверяет провода, пульс и кровяное давление.

— Я установил замки, — я опускаюсь в кресло. — Как она и просила. Потому что Линкольн не умеет плавать, но и она похоже тоже.

— Откуда ты знаешь?

— Догадка.

— Значит, кто-то отпер дверь, и что? Бросил мальчика в воду?

— Чтобы заманить ребенка в бассейн, много ума не надо.

Девон кивает, размышляя.

— Я не уйду отсюда без нее, — я перевел взгляд на Девона. — Мне нужно, чтобы ты присмотрел за домом.

Он опускает подбородок в знак согласия.

— Ей повезло.

— Никогда больше, Девон, — я кладу ладонь на руку Амелии, которая намного меньше моей, полностью накрывая ее. — И когда я узнаю, кто сделал это с ней и ее сыном, я вырву их сердце.

Глава 32

Амелия

Все кажется тесным, как будто моя кожа на два размера меньше, а кости слишком велики. Болит вся сторона лица, а в горле что-то ужасно царапает, чего не было вчера. Я пытаюсь пошевелиться, но такое ощущение, что на меня давит вес целого тела.