Влиться в рутину с Габриэлем оказалось легче, чем можно было ожидать. Мы спали в одной постели каждую ночь и ели вместе каждый день, если только Габриэля не вызывали в город. Я ожидала большего хаоса вокруг мафии Редхилла, ожидала большего насилия, но ничего такого не увидела. Нападений на дом больше не было, но я не верила, что все закончилось. Габриэль был напряжен, брови нахмурены в сосредоточенности, пока он обдумывал планы. Я не спрашивала, а он не рассказывал.

Если Габриэля не было рядом, то был Энцо: он часто сопровождал меня в город, держался рядом и никого ко мне не подпускал. Но он также никогда не говорил. Думаю, это придавало ему еще больше ужасающей ауры. Красивый на вид, с великолепным лицом и замысловатыми татуировками, но прикосновения к нему были смертельно опасны. Я как-то спросила Габриэля, почему он молчит, но он не знал, так как встретил его после обета молчания.

За прошедшие недели я близко подружилась с Сиеррой, мы обменивались идеями и часто разговаривали. Платье было почти готово, и я попросила ее сделать еще несколько деталей нижнего белья, которые я разработала и за которыми сейчас ехала.

Утром Габриэль ушел с близнецами, которые по-прежнему вызывали у меня беспокойство, особенно Атлас. Казалось, что я ему не нравлюсь, но Ашер был добр, я полагала. Ну, он не был ужасен для меня, но было какое-то ощущение, что они оба странные. Особенно когда я чувствую, что Ашер смотрит на меня, думая, что никто этого не замечает.

Энцо подъезжает на машине к бутику и паркует ее у входа.

— Эй! — кто-то кричит.

Оглянувшись, я вижу инспектора ГИБДД, который направляется к нам.

— Энцо, у тебя будет штраф.

Мужчина смотрит на меня, вздергивает одну бровь и улыбается, а затем поворачивается к парню.

— Эй! — инспектор кричит. — Здесь нельзя парковаться.

Энцо делает шаг перед парнем, который практически замирает на месте и бледнеет. Энцо был огромен и сложен как танк. Любой человек, готовый выступить против него, был бы не в своем уме.

Он уставился на парня, который еще больше побледнел и попятился назад.

— Я-я сожалею, — он заикается, и я не могу сдержать улыбку веселья. — Вы свободны. Паркуйтесь где хотите.

И тут он убегает, а я не могу сдержать смех, я разражаюсь хохотом, сжимая живот.

Энцо непринужденно стоит рядом со мной, ожидая, пока я успокоюсь.

Когда я поднимаю на него глаза, в которых буквально стоят слезы от смеха, он улыбается мне во весь рот. У него идеальные зубы, а морщины возле глаз слегка морщатся по бокам.

— Тебе надо больше улыбаться, — хихикаю я, похлопывая мужчину по руке. — Так ты не такой страшный.

Улыбка мгновенно исчезает, превращаясь в камень, и это только заставляет меня смеяться еще сильнее.

Сьерра высовывает голову из двери и хмурится.

— Что здесь происходит?

— Энцо, — прохрипела я между приступами смеха. — Энцо просто терроризирует наших городских служащих. Вот и все.

Она вскидывает одну темную бровь, смотрит на мужчину и вздрагивает, качая головой. Я все еще хихикаю, когда мы входим в магазин: я впереди, а Энцо — за нами.

Мы проходим в заднюю часть магазина, где Сьерра разложила новые модели нижнего белья. Энцо, как всегда джентльмен — ХА! — отводит глаза от кружевных изделий

— Они прекрасны, Сьерра, — я прикасаюсь пальцами к одежде, предвкушая, как надену ее для Габриэля.

— Только не сердись на меня, — предупреждает Сьерра. — Я взяла на себя смелость создать для тебя кое-что еще, точнее, две вещи.

Я вскидываю брови.

— Что?

— Габриэль прислал мне все твои рисунки, когда заказывал платье, и эти просто привлекли мое внимание. Они такие красивые, и поэтому я захотела посмотреть, смогу ли я их сделать.

— И ты смогла?

Она кивает, придвигая тележку, на которой лежит несколько готовых платьев. Я не узнаю ни одного, кроме двух последних.

Одно было красным, глубокого цвета, с разрезами по обеим сторонам до бедер, платье было коротким, как по моему эскизу, слегка блестящим, с вырезом и бретельками-цепочками. Оно было утонченным и красивым, и когда я рисовала его, то представляла, как его будет носить Сиерра, зная, что красный цвет будет великолепно сочетаться с ее цветом кожи.

Второе платье было чуть длиннее, но с глубоким вырезом и V-образной спинкой. Оно было цвета шампанского, на толстых бретелях, а через спину перекрещивались тонкие золотые цепочки, на которых висело несколько брелоков.

— Сьерра, это потрясающе.

Она кивает.

— Я бы хотела, чтобы ты их носила.

— Спасибо, — улыбаюсь я. — Но это я создавала не для себя. Это должно было быть для тебя, — я показываю на красное.

Ее глаза загораются.

— Ты уверена?

— Да!

— Мы должны пойти куда-нибудь, чтобы у нас была возможность их надеть!

Я киваю, это звучит неплохо. Пойти куда-нибудь, развлечься с подругой, ведь раньше я никогда не испытывала ничего подобного.

— Позвони мне, чтобы договориться, — говорит Сьерра, ее пальцы все еще ласкают красную ткань. — Не могу дождаться.

Я забираю свои вещи и с улыбкой покидаю ее, внутри меня бурлит мое собственное возбуждение.

Глава 39

Габриэль

— Вот так, — похвалил я, прижимаясь к ее тонкой плоти, позволяя пальцам почувствовать перекатывание мышц под моими руками. — Ты такая молодец, leonessa. Такая хорошая девочка.

Ее щеки розовеют, и она радуется тому, что мои слова отвлекают ее, пока я затаскиваю ее в бассейн, вода поднимается, пока я не останавливаю нас, когда она достигает ее подбородка. В ее глазах загорается страх, а ногти впиваются в кожу.

— Все в порядке, — подтверждаю я. — Все в порядке. Я никогда не позволю, чтобы с тобой что-то случилось.

Ее расширенные глаза задерживаются на мне, и я делаю шаг к ней. Я чувствую ее неровное сердцебиение на своей коже, чувствую, как она напугана. Но она была храбрее всех людей, которых я когда-либо встречал: она смотрела в лицо своему страху, доверяя его кому-то.

Я чертовски ненавидел то, что он заставил ее страдать, что он был причиной этого, но теперь этот ублюдок мертв, и ей больше не придется об этом беспокоится.

— Скажи мн-не еще раз, — дрожащим шепотом произносит она.

Я успокаиваю нас обоих и мои губы изгибаются в ухмылке. Я наклоняюсь к ее уху и зажимаю мочку между зубами. Она хнычет, пальцы впиваются в кожу сильнее.

— Хочешь, чтобы я сказал, какая ты хорошая? — шепчу я.

— Да, — она вздыхает.

— Ты такая хорошая девочка, — хвалю я. — Такая смелая. Moglie mia (прим. пер. — Моя жена), ты можешь выдержать все, — ее дыхание вырывается из груди. — Я хочу кое-что сделать, но ты должна мне доверять, хорошо?

Она кивает.

Медленно я скольжу руками вниз по ее телу, пока не обхватываю заднюю поверхность ее бедер, а затем поднимаюсь, заставляя ее ноги обхватить меня.

Она слегка визжит, руки обвиваются вокруг моей шеи и сжимаются так, что давят на дыхательное горло.

— Мне нужно дышать, — легкомысленно произношу я. Она мгновенно отпускает меня, на ее лице написано сожаление, но из-за резкого движения она слишком быстро отклоняется назад, чтобы я мог удержать ее. Ее лицо на секунду погружается под воду, но я поднимаю ее обратно, кладу руку ей на затылок и прижимаю к себе. Она не кричит и не паникует, просто сжимается, когда ее сердце бешено колотится.

— Все хорошо, — говорит она. — Я в порядке.

— Я не могу забрать у тебя воспоминания о бассейнах, Амелия, — говорю я ей, гладя мокрые волосы и нежно придвигаясь ближе, чтобы она почувствовала мой член. — Но я могу дать тебе новые. Новые воспоминания, о которых ты будешь думать всякий раз, когда окажешься у бассейна. Я могу дать тебе то, что заставит тебя страдать и жаждать меня. Что-то, что заставит эти красивые бедра прижаться друг к другу, чтобы снять напряжение.

Она застонала, покачиваясь на моей талии.

— Кто-нибудь может войти.

— Они войдут, только если ты будешь шуметь, — я облизываю ее подбородок, а затем нежно провожу зубами, прижимаясь сильнее. — Я собираюсь трахнуть тебя, Амелия, прямо здесь. Я собираюсь создать с тобой новые воспоминания. И только от тебя зависит, будут ли у нас зрители или нет.