Они ошибались.

Я не стал сразу входить в комнату, а вернулся на улицу, нашел ведро, мимо которого проходил раньше, и наполнил его водой из крана, не шумя, чтобы не разбудить его. Вернувшись внутрь, я сохраняю тишину, пока не оказываюсь над его голой задницей.

Он полулежал, полусидел на кровати, пот покрывал его волосатую грудь, и он храпел. Запах, исходящий от него, соответствовал запаху трупа, только вот это было живое существо, которое предпочло жить в грязи, вместо того чтобы помыться.

Меня от него тошнило. Я ставлю ведро на пол, приходя в себя, позволяя себе ясно увидеть боль Амелии. Ее страх.

А потом я делаю шаг вперед. Я хватаю его за волосы на затылке и рывком стягиваю с кровати, погружая его лицо в ледяную воду, прежде чем он успевает опомниться.

Он бьется в конвульсиях, но я держу его в ведре, удерживая его лицо под водой до последней секунды, прежде чем вытащить его обратно, наклоняясь так, что мой рот оказывается возле его уха.

— Ну как тебе, ублюдок?

Он шокировано вдыхает, но затем я снова погружаю его в воду.

Его руки хватаются за мои ноги, и я понимаю, что это лишь вопрос времени, когда он опрокинет ведро, но до тех пор я буду продолжать.

Вода хлещет по полу, но я успеваю окунуть его еще три раза, прежде чем ведро переворачивается. Я опускаю мудака на пол лицом вниз, надавливая ногой на затылок, чтобы удержать его там.

— Кто ты?

— Твой худший кошмар, — прорычал я.

Я достаю пистолет и приставляю к его затылку, пока трус хнычет.

— Скажи мне, — говорю я. — Тебе нравилось, когда она кричала? Когда она плакала?

— Кто? — он спрашивает.

— Она все еще страдает из-за тебя, — подошва моего ботинка давит сильнее, вдавливая его лицо в ковер. — Ты должен был защищать ее, а вместо этого ты причинил ей вред. Ты сломал ее! — я реву.

— Ты говоришь об Амелии? — его голос приглушен, но я его слышу.

Я бью его. Сильно.

— Никогда больше не произноси ее имя! — пока он все еще хнычет, я тяну его вверх и заставляю сесть, держа пистолет у его головы. — Ты никогда больше не произнесешь имя моей жены.

— Жены? — он сплюнул. — Ха, удачи с этой шлюхой!

Я бью его пистолетом по лицу, рассекая щеку.

— Ей нравилось, — продолжает он. — Нравилось, когда мои мужчины платили больше, чтобы трахнуть ее. Ей нравилось, когда я резал ее красивую кожу.

Мне хотелось взорваться и убить его. Очень, блядь, хотелось. Но я этого не сделал.

Вместо этого я улыбнулся ему, и что-то в этой улыбке, должно быть, напугало его до смерти, потому что он обмочился прямо здесь. Я протягиваю руку к шкафу и беру пустую пивную бутылку за горлышко.

Он смотрит на нее, потом снова на меня.

— Ч-что эт-то з-з-значит, — заикается он. — Она уже давно ушла отсюда.

— Ты думаете, это пройдет? — спрашиваю я, взвешивая бутылку. — Травма от ее насилия.

— Сука заслужила это, — в словах есть яд, и я уверен, что он так и думает, но они выходят слабыми.

— Ты знаешь, кто я? — он качает головой. — Меня зовут Габриэль Сэйнт, — я не свожу глаз с его лица, упиваясь тем, как он бледнеет. — Полагаю, ты слышал обо мне, — он кивает. — Ты знаешь, что я делаю с теми, кто причиняет вред моей семье?

— Она не твоя семья.

Я смеюсь.

— Вообще-то здесь ты ошибаешься. Видишь ли, я уверена, что ты знаешь, у Амелии есть ребенок. Сын. Этот мальчик — мой племянник, а мой брат — его отец, — мужчина моргнул. — К сожалению, мой брат погиб некоторое время назад, но она стала семьей, как только забеременела. И теперь она моя жена. Моя. Жена. Пусть это на мгновение запомнится, — я слышу, как он сглатывает, но ничего не говорит. — Итак, я спрошу еще раз: знаешь ли ты, что я делаю с людьми, которые причиняют вред моей семье?

— Ты их убиваешь

— Да, но с тобой будет не так просто.

Он пытается двинуться, но я разбиваю бутылку, останавливая его в ужасе. Хорошо. Надеюсь, он напуган. Надеюсь, он вспоминает все, что он сделал, и воображает все, что сделаю я.

— Я не просто убью тебя, я сделаю это медленно.

— Пожалуйста, — умоляет он. — Я уеду из города. Я никогда не буду говорить об этом.

Я смеюсь.

— Сейчас уже поздно для этого.

Я делаю это быстро, чтобы его одурманенный наркотиками мозг не успел среагировать, и провожу острым краем бутылки по его груди, разрезая плоть.

Он кричит, и я делаю это снова. И еще раз. И еще раз.

Я делаю это до тех пор, пока его торс не покрывается красными полосами, кровь течет из каждого пореза, как кровавая река, на ковер. Если бы я продолжил, он бы умер из-за таких глубоких ран, но я не собирался облегчать ему смерть.

— Думаю, этого хватит за все те разы, когда ты ее резал, верно? — он хнычет, едва приходя в сознание. — Итак, что дальше? Поджигание? Избиение? Мы уже топили тебя, но мне кажется, что этого было недостаточно.

Я был весь в его крови, она прилипла к моей коже, но ее было мало. Я знал, что скоро взойдет солнце, и хотел вернуться до того, как проснется Амелия.

— Ты отнял у меня слишком много времени, — я вздохнул и подошел к нему с бутылкой, вонзая ее в живот, а затем поднимая вверх, вскрывая его.

Она была достаточно острой, чтобы разрезать плоть, но все же на какое-то мгновение я пожалел, что не взял свои инструменты для пыток.

После чего я встал и выпустил несколько патронов в его торс и грудь, опустошив обойму.

Он был мертв задолго до того, как его тело упало на пол. Для пущей убедительности я отрезаю его вялый член и засовываю его ему в горло.

— Этого хватит, — говорю я его истекающему кровью телу. — Твой долг с Амелией погашен.

Я выхожу из трейлера и достаю носовой платок, чтобы вытереть кровь с рук.

Небо светлело, но рассвет еще не наступил.

Когда я добрался до дома, солнце только-только взошло над спокойными водами за скалами. Моя одежда заляпана кровью, кожа стянула.

Энцо стоит неподвижно, как статуя, когда я подхожу к нему, но его взгляд перемещается по мне, вглядываясь в пятна крови.

Когда я собираюсь пройти мимо него, он хватает меня за плечо, заставляя повернуться к нему.

Он кивает один раз, а затем хлопает себя кулаком по сердцу.

Уважение.

Я дважды шлопаю его по плечу, говоря: —Иди отдыхай, брат.

Не дожидаясь, пока он уйдет, я тихо вхожу в комнату, глазами нахожу спящую Амелию и, обойдя кровать, направляюсь в ванную, по пути раздеваясь. Вода мгновенно становится теплой, когда я ступаю под душ, склонив голову, наблюдая, как кровь стекает с моей кожи.

Позади меня раздается щелчок, затем дверь душевой кабины открывается, и теплое обнаженное тело прижимается к моему.

— Тебя не было, — она шепчет мне в мокрую кожу.

— Я должен был.

— Я знаю.

Она была обнажена. По своей воле. При включенном свете.

Храбрость этой женщины поразила меня, поставила на колени.

Я медленно поворачиваюсь, прекрасно зная, что вся кровь не сошла с моей кожи, уверенный, что она видела это раньше, но на этот раз эта кровь была ради нее.

Ее глаза вглядываются в мое лицо, затем в тело, находя каждое пятнышко багрового цвета, прежде чем она поднимает руку и проводит большим пальцем по моей щеке.

— Можно мне посмотреть? — прошептал я.

Ее рот приподнимается в маленькой, мягкой улыбке.

— Да, Габриэль, ты можешь посмотреть.

Глава 37

Амелия

Его ореховые глаза прыгали между моими, его тело, его прекрасное, смертоносное тело было в пятнах крови, но все это не имело значения. Даже когда я знаю, куда он пошел и что он сделал.

Мне было все равно.

— Я собираюсь прикоснуться к тебе, Амелия.

Я киваю в знак согласия.

Его глаза опускаются, он делает шаг назад, губы приоткрываются.

— Ты так прекрасна, — прошептал он.

Его взгляд не оставляет равнодушным ни один мой сантиметр. Он вбирает в себя всю меня, мою грудь, соски, которые, несмотря на тепло, торчат вверх, мягкий изгиб моего живота и разворот бедер. Он смотрит на мою киску, на мои ноги, на мои руки, он смотрит на меня так, словно я богиня, подаренная только ему. А потом он прикасается. Так нежно, никогда не задерживаясь на одном месте слишком долго. Сначала это руки, затем талия, где он нежно сжимает изгибы и спускается к бедрам, а затем он движется вверх, к животу и нескольким шрамам, к растяжкам, вызванным вынашиванием ребенка, которые я любила больше всего. Его пальцы пробегают по ребрам грудной клетки, затем следуют по левой и правой груди, пока не прижимается к моему сердцебиению