В обычном, эвклидовом, пространстве грань допустимых перегрузок была всего лишь тринадцать градусов, и патрульному крейсеру пришлось повторять этот маневр дважды. А когда корабль лег на правильный курс, понадобилось сначала два часа рыскать в обычном пространстве, сканируя его датчиками Шварцгалера и пытаясь засечь возмущение подпространства, оставленное двигателями нарушителя. Как выяснилось, он сделал еще один поворот, столь же безрассудный только около астероида-ловушки, и теперь исчез, растворился без следа. Джи-Мин побледнел от ярости. Еще не было космического корабля, способного удрать от патруля, да еще от патрульного крейсера Джи-Мина. И вот какой-то нахал дважды уходит от него, оба раза показывая завидное техническое превосходство своего корабля. Когда они, через неделю, наконец вернулись к планете назначения, чтобы высадить агента, приборы крейсера снова показали, что еще два дня назад нарушитель был здесь, словно насмехаясь над патрулем.

Мрачный капитан высадил агента на планету, а затем развернувшись, словно ищейка, умчался прочь, выскакивая в обычное пространство лишь за тем, чтобы просканировать его и взяв след, снова нырнуть в неизвестность.

На Акаве стоял февраль. Владислав, пользуясь ночной темнотой, при помощи реактивного ранца, преодолел свыше двухсот километров, и изрядно закоченев, наконец добрался до своей берлоги, где у него было спрятано все необходимое оборудование. Там забравшись в теплую постель, он поблагодарил планету за относительно теплый климат и еще раз вспомнив секретаршу, уснул мертвым сном.

Проснувшись на следующее утро, агент еще полчаса лежал, соображая, где он, и как он здесь очутился, будучи уверен, что только что в Будапеште, на площади трех фонтанов, обнимал молоденькую хорошенькую девушку, а потом, когда он искупался в фонтане, они вдвоем удирали от рассерженно свистящих полицейских. Наконец, осознав, что все, что он сейчас видит — реальность, решил все же вылезти из под одеяла и вскоре он уже ковырялся около привезенного с собой копьютера. Старый по неизвестной причине приказал долго жить и Владислав привез с Земли новый. Закончив с подключением он активировал прибор и переодевшись, отправился вниз, в предгорья к городу, что раскинулся в низине.

Почти во всех крупных городах этой планеты у него имелся «свой» дом, и сейчас он направлялся в один из них. Разумеется, настоящим домом была лишь пещера в горах, закрытая силовым щитом и очень хорошо замаскированная, но во многих городах, где ему приходилось появляться под видом торговца или странника, собирающего былины и сказки, а иногда под видом посланца высших сил, у него имелось местечко где он мог остановиться. Кроме того в парочке мест его всегда встречали как родного.

В жизнь местных жителей он старался не вмешиваться, хотя иногда у него не было выхода. Так, например, в одном селени Ласлук, где свирепствовала холера, ему пришлось воспользоваться своей походной аптечкой, чтобы спасти пятилетнего ребенка, чуть ли не единственного здорового ребенка во всем селении, которого жители хотели принести в жертву своим богам и вымолить у них тем самым исцеление. Они были уверенны в том, что он, этот малыш, собрал здоровье всех жителей, оставив их умирать от болезней.

Сколько усилий ушло на то, чтобы убедить местного колдуна изменить свое решение и сначала испробовать «старинный» способ, чтобы вызвать милость богов, «услышанный» им в горах по ту сторону моря. Омыв руки ребенка водой и затем вскипятив эту воду в большом котле с добавлением душистых трав, Владислав послал колдуна собирать всех жителей испить чашу горечи, ниспосланную богами, чтобы заслужить их прощение. Пока колдуна не было, он растворил в котле приготовленную заранее дозу мощного антибиотика акросорина, позаботившись о том, чтобы питье было весьма горьким и отвратительным на вкус. Тем самым он надеялся уберечь жителей деревни от искушения выпить большую дозу лекарства, ведь всем могло и не хватить.

К тому-же доза, и так расчитанная на глазок, могла оказаться сильной. Расчет удался, все жители, что еще могли передвигаться, приковыляли на «угощение». Стойко выпив одну дозу, они хватались за горло и катались по земле, совершенно не испытывая никакого желания повторить процедуру. Затем Владислав вместе с колдуном ходили по дворам, выпаивая лежачим больным необходимое лекарство. На следующий день агент велел колдуну вскипятить свежую воду и вылить туда остатки вчерашней "горечи".

И снова все жители должны были выпить по небольшой дозе лекарства, что люди, уже почувствовавшие себя много лучше, сделали весьма охотно.

Целую неделю Владислав поил жителей лекарством, постепенно уменьшая дозу, пока наконец вместо антибиотика, люди не стали пить просто чистую кипяченую воду. Уходя из деревни, он наказал жителям еще в течение года пить только очищенную огнем воду, обещая защиту богов от этой страшной болезни.

Это был один из множества эпизодов его ненамеренного вмешательства в дела планеты. Сейчас он спешил вниз, в дом своего знакомого торговца тканями, намереваясь от него узнать новости, и заодно попытаться выяснить, не происходило ли чего необычного в последнее время.

Еще на орбите сканер патрульного крейскра показал, что корабль-нарушитель садился где-то недалеко от этого города. И его, разумеется, прежде всего интересовало неожиданное посещение космическим кораблем этой планеты.

Уже очень скоро его самые худшие опасения подтвердились. Едва войдя в городские ворота, он столкнулся с весьма подозрительно настроенными стражниками, выяснявшими у каждого входящего, каковы цели его визита. Всех непонравившихся хватали и бесцеремонно обыскивали. Обыскали и его. Правда хмурые стражники, найдя на его поясе мешочек с серебрянными и медными динарами, сразу повеселели и даже поверили его сказке о том, что два дня назад он был ограблен разбойниками и едва спасся, потеряв весь свой товар. Ему даже вернули мешочек с деньгами, предварительно выудив оттуда все серебро и посоветовали держать язык за зубами. Но та информация, которую он все же получил в обмен на серебро, Владислава отнюдь не успокоила. Всего день назад на огромной воздушной колеснице прилетал могущественный «джинн» и подарил правителю в обмен на огромный, размером с кулак, алмаз, таинственное оружие — "разящую руку владыки". Теперь их владыка был непобедим, ибо он мог отовсюду достать и сразить любого осмелившегося выступить против его владычества, и даже тех, кто усомнился в его, владыки, божественном происхождении.

Что представляла собой эта "рука владыки", Владислав уже знал. Теперь предстояло выяснить, сколько таких «даров» осело на планете.

Еще один неприятный сюрприз ожидал агента, когда он подошел к дому своего друга — торговца Шеклена. Тяжелые дубовые ворота были изрублены. Одна половина криво висела, болтаясь на одной петле, другая, порубленная в щепы, валялась здесь же, на земле. Вокруг сновали солдаты, вытаскивая тюки тканей и шерсти из кладовых разоренного дома и складывая их в телеги под присмотром писарей, зорко наблюдавших за тем, чтобы ни один кусок ткани не пропал.

Владислав попятился и чуть не упал, зацепившись ногой за обломок доски, лежавшей на дороге. Все еще не понимая, в чем дело, он смешался с толпой зевак. Через минуту он вдруг почувствовал чьи-то руки у себя на поясе. Не глядя, точным заученным движением он схватил воришку за руку. Ему уже не раз пригодилась подготовка, что он прошел, будучи курсантом планетарных агентов. Опустив глаза, Владислав увидел мальчишку лет восьми. Чумазый мальчуган молча, не издавая ни звука, дергал руку, пытаясь высвободиться из захвата цепких пальцев агента. Его расширенные черные глаза были наполнены ужасом вперемешку с отчаянием. Посмотрев на его руку, агент отметил, что одной фаланги ни мизинце детской ручонки уже не было. В этом городе существовал варварский обычай: пойманным на воровстве карманникам первый раз отрубали только мизинец, второй раз — всю руку, третий раз — голову. До третьего раза доходило редко. Безрукие, то есть искалеченные таким жестоким способом люди, превращались в попрошаек и нищих, зарабатывая на жизнь теперь уже вполне легальным способом. Именно страх придавал мальчишке ту решимость и отчаяние, с которым он пытался освободиться. Толпа нищих оборванцев, заметив в чем дело, начала угрожающе сплачиваться вокруг Владислава, все еще крепко державшего мальчишку за руку. Агент лихорадочно соображал, как ему незаметно исчезнуть из этой, далеко не дружелюбной толпы. Драться он, конечно, умел и даже очень хорошо, в том числе и без оружия, и раскидать эту толпу ему ничего не стоило. Но раскрываться таким образом перед солдатами, снующими туда-сюда в нескольких шагах от него, было нежелательно. Еще чего доброго примут за лазутчика из другого города и упекут в тюрьму. А садиться в городскую тюрьму, славившуюся своими толстыми прочными стенами и очень узкими окнами, в которые едва проходила рука, в его планы пока не входило. Какуры в общей сложности имеющие солдат значительно больше, чем Когорат хана Свичара, тем ни мение никак не могли объединиться и постоянно враждовали между собой, иногда объединяясь против кого нибудь, иногда воюя со своими вчерашними союзниками. Точно отследить истинные отношения между городами было почти невозможно, и Владислав отнюдь не испытывал желания быть волей или неволей втянутым в эту вечную вражду.