— Ты женат? — тихо выдавила она из себя.

Лисогорский никак не отреагировал на нее, схватил меня за руку, чуть повыше локтя, поволок к двери пассажирского сидения.

— Как же вы меня заебали! Вся ваша ебучая семейка! — мужчина дернул меня, требуя хоть какой-то реакции. — Скажи, где я так нагрешил, что Добронравовы упорно решили портить мне жизнь?

Я до боли закусила губу, чувствуя удушающее отвращение.

— Знаешь, Мир, блуд вне брака тоже грех. А уж блуд с молодыми девочками…

Я нагло давила на то, что разница в возрасте между Велимиром и Вероникой была видна невооруженным глазом. Лисогорскому в этом году стукнуло тридцать четыре, а она явно была чуть старше Златы.

На самом деле, мне просто очень хотелось досадить Лисогорскому не из-за того, что он изменял моей сестре, а из-за того, что он просто изменял. Говорила это я не для него, а для Вероники, надеясь, что яд моих слов проникнет глубоко в подкорку ее мозга, засядет там, отравляя их отношения.

Меня жутко воротило от изменщиков и многоженцев. Спасибо папочке, что показал мне столь отвратительный пример семьи.

Меня грубо втолкнули на заднее сидение «хаммера».

— Замолчи, иначе точно займусь твоим воспитанием.

— А мою сестру ты тоже воспитываешь?

— Я готов воспитывать всю вашу блядскую семейку, раз старый хрен Огнедар этим не занимается!

Дверь за мной захлопнулась, а вскоре я имела удовольствие наблюдать из окна за славной сценой — истерикой Вероники, которую Лисогорский в конечном итоге схватил на руки и закинул в машину.

— Повезешь меня обратно? — полюбопытствовала, когда он вновь завел мотор.

— Делать мне нехер? Мы почти подъехали к Моронгу, там дождусь твоего мужа, пусть сама едет и забирает свой трофей.

— Трофей? — удивилась я.

Лисогорский хохотнул, чуть взлохматил свои рыжеватые волосы.

— А тебя так теперь все называют.

— Чего уж еще ждать от вас, дикарей, — фыркнула я, отворачиваясь к окну.

— Ты тоже принадлежишь к нашему племени, не забывай.

Вероника, сидевшая до этого молча, чуть оживилась.

— Что это значит? — она обернулась ко мне, заглядывая с надеждой. — Алиса, что это было? Когда на меня напали…

— Ее блядский братик это был, — влез Велимир.

— А что же ты молчишь о том, что также умеешь?

Вероника побледнела, вжалась поглубже в сидение, а Лисогорский сверкнул на меня яростным взглядом. По вздувшимся венам на крепким руках, сжимающим руль, было понятно — сейчас он ничего не желает сильнее, как удушить меня.

Но разве это могло задеть меня или напугать?

Накануне я убила собственного мужа, хладнокровно подсыпая в его виски отраву.

И теперь я понимала, зачем. Точнее, знала.

Не потому, что Свят влез в мою жизнь, и совсем не от того, что убил Дитмара.

Я просто не смогла быть не единственной женщиной. Делить даже ненавистного мужа с кем-то, терпеть вторую жену в постели. Что могло ждать меня потом? Бесчисленные скандалы за право считаться первой среди жен?

Свят погиб из-за своей похоти и моего эгоизма, вышедшего за все рамки разумного.

Я убеждала себя, что его смерть стала необходимостью, пусть и случайная.

Он ведь сам обещал запереть меня в подземелье, как безродную псину.

Но мне было больно. То ли от его смерти, то ли от тяжести своего преступления, но душа рвалась на части, истекая гнилостным смрадом.

Я ощущала не только стыд и угрызение совести, но и необъяснимое, всепоглощающее горе. Внутри меня жила боль, разгораясь в груди огромной, гнойной раной. И казалось, что я вот-вот лопну, переполнившись этой агонией до краев.

Поэтому мне хотелось поделиться, выплеснуть.

Мне хотелось, чтобы им тоже было больно.

Я просто была откровенна, срывая с Лисогорского маску, обнажая его перед Вероникой.

Пусть девчонка знает, что этот мужлан благополучно женат, да и не впервые. И про его дикую, потустороннюю сущность тоже.

Я очень сомневалась, что она сможет спокойно уйти после произошедшего — никакой Зверь не отпустит свою добычу, пока не наиграется. Моим освобождением стала лишь смерть Лютова, но вряд ли Вероника пойдет на такое.

Они молчали, каждый погрузился в свои мысли, чтобы переварить сказанное мною.

Лисогорский, несомненно, злился. Я даже могла его понять — наша семейка изрядно задолбала этого Зверя. Одна лишь Леда, моя сестрица, чего стоит. Подозреваю, что своей любовью к вину она не сыскала в супруге благого расположения.

Хороших отношений у нас с Ледой никогда не было, мы вообще едва знали друг друга, да и то, лишь из-за пары драк в детстве, когда не поделили игрушки.

Я помнила лишь, что она вечно преследовала отца, пытаясь урвать себе кусочек внимания, а когда этого не удавалось, залезала в мини-бар, чтобы накачаться вином. Ей просто было скучно, ведь голова моей сестренки была набита соломой вместо мозгов. Леда не могла найти себе увлечений, ее совершенно ничего не интересовало, а единственный друг — засранец Милош. Славный дуэт, кстати. Змея и крыса.

Остаток пути прошел в мрачном молчании, я еще пыталась пару раз пустить яду, но никто не отреагировал. Вероника сникла, сжалась, забилась глубоко в кресло, а Лисогорский очень злился, изредка бросая на меня яростный взгляд в зеркало.

Я же была весела, что-то шутила, дурацки смелась.

А внутри меня что-то умирало, медленно и верно.

Я не была уверена, что когда-то смогу отмыться от содеянного, но очень хотелось бы верить, что по ночам Свят не будет мне сниться.

Стоило въехать в город, как Велимир повернул в сторону дворов, где его «хаммер» едва вмещался в узкие улочки.

— Куда мы? — пискнула Вероника.

— Дождемся нашего хорошего знакомого, который спас твою карамельную задницу.

— Святослава?

Лисогорский кивнул, коротко бросил:

— Пусть забирает свою жену.

Вероника вновь обернулась ко мне, бросила осуждающий взгляд. Конечно, я ведь сказала ей, что меня там травят, издеваются.

Я лишь хмыкнула, пожав плечами. А что я могла еще сказать, чтобы сбежать из дома?

Когда Велимир наконец остановился около неприметного, многоэтажного дома, то сразу же вышел из машины, распахнул передо мной дверь и, схватив за плечо, грубо вытащил наружу.

Вероника выскочила следом, закричала:

— Мир, хватит! С Алисой там плохо обращались, мы ведь не можем вернуть ее обратно.

Лисогорский рассмеялся, утаскивая меня к подъезду.

— Плохо с ней обращались лишь потому, что не научили вести себя.

Вероника засеменила следом за нами, повисла на его плече, пытаясь уговорить мужчину оставить меня в покое.

— Хватит, — рявкнула я, не имея больше сил слушать ее хныканье, сбросила с себя руки Лисогорского. — Сама пойду, чего тащить-то? А ты, — повернулась к девушке, — заткнись уже, голова болит!

Она удивленно заморгала, не ожидав такой грубости в ответ на попытки защитить мою скромную персону. А я прекрасно осознавала, что это нытье ни капли не поможет переубедить Велимира. Он слишком хорошо знает наши порядки, а также находится в неплохих отношениях с Лютовыми. И уж точно не поверит в то, что мой побег спровоцирован реальными бедами, а не женскими глупостями.

Дом, в который привез нас Велимир, был старым, почти аварийным, но подъезд был удивительно чистым.

Мы поднялись на третий этаж, остановились около неприметной двери, в которую Лисогорский грубо постучал кулаком.

На несколько секунд повисла тишина, после которой дверь распахнулась, явив перед нами неприметного, худенького паренька.

Судя по безразмерно огромной футболки и всклоченным прядям русых волос, мы потревожили его сон.

— Господин Лисогорский?

Удивление, ужас и нотка подобострастия смешались в нем воедино.

— Хотелось бы сказать, что утро доброе, — мрачно изрек Велимир, — да не могу.

Чуть оттолкнув парня плечом, Лисогорский прошел внутрь, пропихивая нас с Вероникой вперед.