— Тсс, не сегодня, Лис. Я еще распробую тебя везде, но не сегодня.

Резкий, увесистый шлепок по заднице застал меня врасплох, вырвал из груди удивленный стон.

Распахнув зажмуренные до этого глаза, я обернулась и бросила на Лютова взгляд, полный негодования.

— Ты что удумал?!

Его насмешливая маска дала трещину, сквозь которую проглядывало настоящее бешенство Зверя — красные всполохи почти полностью заполнили собой пространство радужки его глаз. Темный, порочный и безумный. Таким я видела Свята сейчас.

Досадный факт — его страсть пугала меня не меньше, чем отсутствие интереса. Я даже не могла сказать, чего именно мне надо — чтобы Лютов игнорировал меня, или не выпускал из постели. Оба варианта не устраивали.

— Хорошая порка исправляет любые погрешности в характере жены, — задумчиво изрек Лютов.

Очередной звонкий шлепок выбил тихий вскрик с моих губ.

Свят ласково огладил горящую кожу, заставив кровь в жилах забурлить, жадно огладил и потрепал ягодицу.

— Но есть риск обратного эффекта, — продолжил муж. — В том случае, если порка придется тебе по вкусу.

Хотелось бы возразить, завопить о том, что я не извращенка.

Но тело говорило обратное — внизу живота бушевало пламя, трусики между ног безобразно намокли, а соски заострились, натянув атласную ткань топа.

Казалось, будто вся моя кожа состоит из болезненных точек, которые ноют, требуя к себе внимания его рук.

Прикосновений Лютова хотелось так, что тело узлами скручивало.

Я хотела его вопреки всем законам логики и доводам рассудка.

Напоминания о его страсти до сих пор сохранились на моем теле, а в брачную ночь я ощущала довольно резкую боль. Слишком прекрасно я знала, что в сексе приятна лишь прелюдия к нему, но завершится все болью.

Но вновь тянулась к этому, как глупый мотылек к огню.

Когда град ударов по ягодицам стих, Свят, выпустив мои запястья, сорвал с себя полотенце и, ухватив меня за бедра, вжался членом прямо меж ягодиц, грубо потерся.

Рвано выдохнув и, опираясь на локти, я изогнулась, открывая Лютову полный доступ к своему телу. Развязно и бесстыдно, позволяя делать то, что он пожелает.

— Сука, — шипит сзади муж, хватает меня за волосы, наматывая их на кулак.

И хоть тело мое расплавилось, трусы промокли насквозь от одной лишь близости его дыхания, разум еще пытается протестовать.

— Свят, — тихо прошу, — ты меня пугаешь. Пожалуйста, прекрати.

Его пальцы оттягивают бесстыдно намокшую ткань трусиков, проникают внутрь и скользят по бархатным складкам лоно, вызывая у меня тихие постанывания.

— Это страх, сладкая?

Я неопределенно киваю, все еще удерживаемая за волосы его рукой.

От его пальцев между моих ног по телу расходятся яркие искры, простреливающие разрядом тока каждую косточку. Резко бросает в жар, дышать становится тяжело.

— Да, я слишком мало тебя знаю, — выдыхаю. — И я этого не хочу.

Он проникает внутрь меня сразу двумя пальцами, но после последних слов замирает, шумно выдыхает мне в затылок.

— Я вижу, что не хочешь, — звучит насмешливо, криво.

Не сдержавшись и жалобно захныкав, я срываюсь, начинаю уже сама насаживаться на его пальцы, тихо сходя с ума от острого удовольствия, растекающегося под кожей медовой патокой.

Я забываю о Дитмаре, привезенной девке и даже о том, что Свят воспринимает меня не как любимую жену, а как просто красивую игрушку для постельных утех.

Сейчас я даже хочу быть его постельной утехой, отдаться полностью, почувствовать себя бесправной и слабой под натиском бешенства Зверя.

Я увлекаюсь, приподнимаюсь со стола, продолжая скользить на длинных пальцах, как порочная шлюха.

Прижимаюсь спиной к груди мужа и, откинув стеснение, нащупываю его член, сжимаю около основания, чем заслуживаю рваный стон Лютова сквозь стиснутые зубы.

— Сука… Лис… какая же ты тугая… И мокрая…

Он подталкивается навстречу, хрипло дышит.

Заставив откинуть голову назад, впивается жестким, блядским поцелуем.

Нет, на поцелуй это не похоже, это имитация секса.

Его язык грубо врывается в мой рот, трахает и доминирует. Будто душу высосать хочет через рот.

С пошлым хлюпом он вытаскивает из меня пальцы, толкает обратно на стол.

Опираясь о поверхность руками, я пытаюсь сфокусировать взгляд и не расплакаться от разочарования из-за того, что он медлит.

Огонь внизу живота сжирает изнутри, почти доводит до истерики.

— Свят!

Я хнычу, как ребенок и вновь изгибаюсь, надеясь соблазнить Лютова, заставить его вновь потерять контроль.

Перспектива возникновения новых синяков и укусов меня не пугает, даже заводит. Я приму все.

— Ты ведь не хочешь.

Он еще имеет силы издеваться надо мной, что очень печалит — хотелось, чтобы Свят терял от меня голову.

— Свят…

— Хм?

— Свят, пожалуйста, я больше не могу…

— Ты ведь не хочешь, что я могу сделать?

Щеки горят, когда я говорю то, на что Лютов меня провоцирует.

— Я… я хочу тебя! Очень хочу, пожалуйста…

Мне кажется, что он с радостью бы поиздевался и потомил меня еще, но уже и сам сдерживаться не может.

Свят входит в меня резко, одним мощным толчком, вырывая из груди хриплый рык.

Сначала к крышесносному, острому удовольствию примешивается легкая тень боли, но она и рядом не может стоять с той, что я ощущала в прошлый раз.

Чувство толстого, крепкого члена во мне уводит куда-то за грань, все тело пылает пламенем похоти.

— Блядь, — рычит Свят, вколачиваясь в мое тело резкими рывками, — как же в тебе хорошо.

С каждым толчком он погружается глубже, заполняя собой до предела, вновь заставляя хныкать и стонать, извиваться, насаживаться на его член, двигаясь навстречу.

Мне до одури нравится происходящее безумие, смесь острого удовольствия и легкой боли.

Я принимаю все происходящее со мной, отдаюсь без оглядки и предрассудков.

Вокруг нас нет ничего, мир замер, потух, умер.

Самое важное лишь слияние наших тел, двигающихся в едином танце, грязном и пошлом.

Мне нравится тело Лютова, его член внутри меня, хриплые стоны и влажные звуки шлепков.

Черт, мне нравится все!

Мы единое целое, слиты без остатка, его пальцы в моих волосах, а дыхание ласкает влажную кожу шеи. Кажется, лишь от этого можно сорваться, покинуть тело и улететь в нирвану.

Если бы не страх быть бесправной куклой, собственностью, то я бы смогла отдать ему не только тело, но и свою душу.

Под весом наших тел жалобно поскрипывал стол, угрожая развалиться, впиться щепками под кожу, отомстив за такое непотребство.

Жар в теле стал почти нестерпимым, превращая и мышцы, и кости в тягучую лаву, сносящую все на своем пути. Крик удушливым комом застрял в моем горле, чтобы вырваться рваным, нестройным хрипом, когда удар тока пронзил все мое тело, сотрясая конвульсией.

Свят резко замер, хрипло зарычал, прикусывая мое плечо заострившимися зубами, оставляя очередную кровавую метку, сильно впился пальцами в кожу, до синяков.

Внутри меня стало нестерпимо горячо, влажно.

Лютов еще находился внутри меня, уткнувшись лицом в мои волосы, рвано дышал.

По жилам еще циркулировала сладость, ярким отблеском оставшаяся после оргазма, но рассудок начал проясняться.

Накатила раздражительность, апатия.

Оттолкнув от себя руки Свята, я резко отскочила на пару шагов.

— Лис…

— Не разговаривай со мной, — прошипела ему, старательно отводя взгляд. — Ты мне отвратителен!

Не дожидаясь ответа, я прошмыгнула в спальню, аккуратно обходя осколки на полу. Открыв шкаф, схватила новый комплект одежды, очень похожий на испорченный, и поспешила в ванную.

Стекающая по внутренней стороне бедра сперма, еще теплая и вязкая, вызывала чувство мерзкой гадливости.

Но гадко было не от Лютова, а от себя.

С самого детства в моем сознании отпечаталась мысль, что страсти — удел низких, слабых. А хладнокровие и самообладание — признак врожденного достоинства.