Одиночество в учреждениях для сирот. Одиночество в многочисленных домах приёмных родителей, от которых он сбегал. Не потому, что они не были хорошими, благонамеренными людьми, а потому, что в те годы он не мог спать в незнакомой комнате, и всегда лежал без сна, прислушиваясь. В ожидании. Огня. Хозяина дома. И в конце концов не мог больше этого вынести и сбегал. Вскоре его поместят в новое учреждение, где дядя Фредрик будет навещать его время от времени, примерно так же, как он теперь навещает дядю Фредрика. Его дядя, который ясно дал понять, что он, в конечном счёте, был всего лишь дядей, а поскольку он жил один, был не в том положении, чтобы взять к себе мальчика. Лжец. Позаботиться о скромном наследстве, оставленном мальчику его матерью, он был в состоянии. Так что Приму мало что из него досталось. Кроме вот этого, недвижимости. Это была лишь одна из причин, по которой он был против продажи — он знал, что все вырученные средства уйдут в карман его дяди.

Прим покачался вверх и вниз на кровати. Пружины протестующе взвизгнули, и он закрыл глаза. Вернулся к звукам, запахам, боли и стыду. Сейчас они были нужны ему, чтобы быть уверенным. В конце концов, он пересёк все границы, зашёл настолько далеко, так откуда же эти постоянные сомнения? Говорят, отнять чью-то жизнь тяжелее всего в первый раз, но он уже не был в этом так уверен. Он раскачивался взад и вперёд на кровати. Размышляя. Потом, наконец, нахлынули воспоминания, ощущения были такими ясными, как будто всё это происходило здесь и сейчас. Да, он был уверен.

Он открыл глаза и взглянул на часы.

Он собирается пойти домой, принять душ и переодеться. Нанести свой собственный парфюм. А затем он отправится в театр.

Суббота

Последний акт

Единственным источником света были софиты на дне бассейна, от которых в полумраке мерцали блики на стенах и потолке помещения. Разум Харри в конце концов перестал размышлять о деталях в отчётах, когда он увидел её. Цельный купальник Александры, казалось, обнажал её тело больше, чем если бы она была совершенно голой. Он опёрся локтями о край бассейна, когда она вошла в воду, которая, по словам администратора спа-салона отеля The Thief, была нагрета ровно до тридцати пяти градусов. Александра заметила, что он наблюдает за ней, и улыбнулась той загадочной улыбкой, которая появляется у женщин, когда им известно — и лестно, — что мужчинам нравится то, что они видят.

Она подплыла к нему. Если не считать пары, наполовину погружённой в воду в дальнем конце, бассейн был в их полном распоряжении. Харри достал бутылку шампанского из ведёрка со льдом, стоящего у бассейна, налил бокал и протянул ей.

— Спасибо, — сказала она.

— Спасибо, в смысле, мы квиты? — сказал он, наблюдая, как она пьёт.

— Вовсе нет, — сказала она. — После публикаций в «ВГ» было бы очень прискорбно, если бы все узнали, что я втайне делаю для тебя анализы ДНК. Поэтому я хочу, чтобы и ты рассказал мне кое-что по секрету.

— Мм. Например, что?

— Это зависит от тебя, — она придвинулась к нему поближе. — Но это должно быть что-то скрытое от всех в самых тёмных уголках памяти.

Харри посмотрел на неё. У неё был такой же взгляд, как у Герта, когда тот потребовал колыбельную «Блюмен». Александра знала, что Харри был отцом Герта, и теперь его осенила безумная мысль. Он захотел рассказать ей остальное. Он посмотрел на бутылку шампанского. Когда он заказывал его — пусть и с одним бокалом, — то уже понял, что это была плохая идея. Точно так же, как было бы плохой идеей рассказать ей о том, что знали только он и Юхан Крон. Он прочистил горло.

— Я сломал кадык одному парню в Лос-Анджелесе, — сказал Харри. — Я почувствовал это костяшками своих пальцев, почувствовал, как он поддаётся. И мне это понравилось.

Александра уставилась на него широко раскрытыми глазами.

— Ты подрался с ним?

— Да.

— Почему?

Харри пожал плечами.

— Потасовка в баре. Из-за женщины. Я был пьян.

— А как насчёт тебя? Тебя не ранили?

— Со мной всё было в порядке. Я ударил его только один раз, а потом всё было кончено.

— Ты ударил его по горлу?

— Да. Мой кулак как стамеска, — он поднял руку, демонстрируя ладонь. — Меня учил специалист по рукопашному бою, который тренировал норвежских коммандос⁴⁰ в Афганистане. Суть в том, чтобы ударить в определённую точку горла противника, тогда всякое противодействие немедленно прекратится, потому что его мозг будет жаждать только одного — побыстрее набрать воздух в лёгкие.

— Вот так? — спросила она, прижимая друг к другу выпрямленные пальцы.

— И вот так, — сказал Харри, выпрямляя её большой палец и прижимая его к указательному. — А потом целишься сюда, в гортань. — Он стукнул её указательным пальцем по своему горлу.

— Эй! — крикнул он, когда она без предупреждения ткнула его.

— Стой спокойно! — рассмеялась она, снова ударив его.

Харри отскочил в сторону.

— Я не думаю, что ты правильно поняла. Ты рискуешь убить, если попадёшь в ту самую точку. Допустим, это гортань, — он указал на один из своих сосков. — И тогда тебе нужно встать так... — он взял её за бёдра под водой и показал, как развернуться, чтобы усилить удар. — Готова?

— Готова.

После четырёх попыток она нанесла два удара, достаточно сильных, чтобы Харри застонал.

Пара на другом конце бассейна притихла и наблюдала за ними с озабоченным выражением лиц.

— Откуда ты знаешь, что не убил его? — сказала Александра, занимая позицию для нового удара.

— Я не знаю наверняка. Но если бы он умер, я не думаю, что его друзья после этого оставили бы меня в живых.

— Задумывался ли ты, что если бы ты убил его, это поставило бы тебя на один уровень с теми, за кем ты охотился всю свою жизнь?

Харри поморщился.

— Может быть.

— Может быть? И всё это из-за женщины, думаешь, это благородно?

— Давай будем считать это самообороной.

— Есть много вещей, которые можно классифицировать как самооборону, Харри. Убийства чести⁴¹ — это самооборона. Преступления в состоянии аффекта — это самооборона. Люди убивают, чтобы защитить своё самоуважение и достоинство. Разве у тебя не было расследований, когда люди убивали, чтобы спастись от унижения?

Харри кивнул. Посмотрел на неё. Поняла ли она? Поняла ли, что Бьёрн отнял не только свою собственную жизнь? Нет, её взгляд был обращён внутрь себя, речь шла о её собственном опыте. Харри собирался что-то сказать, когда она резко выбросила руку. Он не пошевелился. Она стояла неподвижно, и торжествующая улыбка расплылась по её лицу. Её рука, сжатая в кулак, почти коснулась кожи на его горле.

— В этот раз я могла убить тебя, — сказала она.

— Да.

— У тебя не было времени среагировать?

— Не было.

— Или ты полагал, что я не раздавлю тебе гортань?

Он слегка улыбнулся и ничего не ответил.

— Или... — она нахмурилась, — тебе наплевать?

Улыбка Харри стала шире. Он нащупал бутылку за своей спиной и наполнил её бокал. Посмотрел на бутылку, представил, как подносит её ко рту, запрокидывает голову и слышит низкий булькающий звук, когда алкоголь наполняет его, затем опускает бутылку, теперь уже пустую, вытирает рот тыльной стороной ладони, а Александра смотрит на него широко раскрытыми глазами. Вместо этого он поставил почти полную бутылку обратно в ведёрко для шампанского и откашлялся.

— Пойдём в сауну?

Вместо классических пяти актов постановка шекспировской пьесы «Ромео и Джульетта» в Национальном театре Норвегии состояла из двух актов длиной около часа с пятнадцатиминутным антрактом между ними.

Во время антракта в зале зажёгся свет, и зрители хлынули наружу, заполнив фойе и буфет, где можно было заказать лёгкие закуски и напитки. Хелена присоединилась к очереди в баре, краем уха прислушиваясь к разговорам вокруг неё. Как ни странно, никто не говорил о пьесе, будто это было слишком пафосно или вульгарно. Она что-то почувствовала, аромат, который навёл её на мысль о Маркусе, и обернулась. Позади неё стоял мужчина, и он едва успел улыбнуться ей, прежде чем она снова быстро повернулась вперёд. Его улыбка была... Да, что это было? В любом случае, её сердце забилось быстрее. Ей вдруг стало смешно. Должно быть, это всё из-за пьесы, которая подталкивала её к психологической иллюзии, что она, встретив незнакомого мужчину, нашла своего Ромео. Потому что мужчина, стоявший позади неё, ни в коем случае не был привлекательным. Возможно, он и не был уродлив — по крайней мере, его улыбка показала, что у него красивые зубы, — но был совсем неинтересен. Тем не менее её сердце продолжало биться, и она почувствовала желание — желание, которого не испытывала уже много лет, — снова обернуться. Посмотреть на него. Понять, что именно заставило её захотеть обернуться.