— Кажется, ты испытываешь облегчение, Харри.

— Облегчение?

— Я не буду спрашивать, но предполагаю, что это как-то связано с тем, о чём ты не хотел говорить.

Харри поднял глаза. Улыбнулся. Кивнул.

— Хорошо, — сказал Эуне. — Хорошо, тогда я тоже испытываю некоторое облегчение. Он зашаркал к своей кровати.

В семь часов приехала Ингрид Эуне. Эйстейн и Трульс были в кафетерии, и когда Столе пошёл в туалет, Ингрид и Харри остались сидеть в комнате одни.

— Мы сейчас уходим, чтобы вы двое могли немного отдохнуть, — сказал Харри.

Ингрид, маленькая, коренастая женщина с седыми, как сталь, волосами, пристальным взглядом и остатками нурланнского акцента, выпрямилась в кресле и глубоко вздохнула.

— Я только что из кабинета главного врача. Он получил от старшей медсестры доклад, в котором выражено беспокойство. О трёх мужчинах, которые утомляют Столе Эуне своими многочисленными и продолжительными визитами. Поскольку пациентам, как правило, трудно сказать это самим, он поинтересовался, могу ли я попросить вас сократить визиты с этого момента, поскольку у Столе наступает терминальная стадия болезни.

Харри кивнул.

— Я понимаю. Это то, чего ты хочешь?

— Ни в коем случае. Я сказала консультанту, что он вам нужен. И... — она улыбнулась. — Что ты ему нужен. «Нам всем нужно ради чего-то жить» — сказала я ему. И иногда за что-то умереть. Консультант сказал, что это мудрые слова, а я сказала ему, что они принадлежат не мне, а Столе.

Харри улыбнулся в ответ.

— Старший врач сказал что-нибудь ещё?

Она кивнула. Перевела взгляд на окно.

— Помнишь тот раз, когда ты спас Столе жизнь, Харри?

— Нет.

Она коротко рассмеялась.

— Столе попросил меня спасти ему жизнь. Вот как он это сформулировал, кретин. Он попросил меня раздобыть шприц. Он предложил морфий.

В наступившей тишине единственным звуком в комнате было ровное дыхание спящего Джибрана.

— Ты собираешься это сделать?

— Да, — сказала она. Её глаза наполнились слезами, а голос стал хриплым. — Но я не думаю, что смогу с этим справиться, Харри.

Харри положил руку ей на плечо. Почувствовал, как Ингрид слабо задрожала. Её голос превратился в шёпот.

— И я знаю, что из-за этого я буду чувствовать себя виноватой всю оставшуюся жизнь.

Понедельник

Трансъевропейский экспресс

Прим ещё раз перечитал статью на сайте «ВГ».

В ней прямо не говорилось, что Воге выдумывал истории для своих статей, но это читалось между строк. Тем не менее, даже если они не говорили этого прямо, это не значит, что у них нет доказательств. Только он, Прим, мог подтвердить, рассказать всем, что произошло на самом деле. И снова это вселило в него тёплое, опьяняющее чувство контроля, ощутить которое он не планировал и которое стало прекрасным бонусом.

Он думал об этом снова и снова с самого утра, с тех пор как прочитал заметку в «Дагбладет» о том, что Терри Воге отстранён от работы в отделе криминальной хроники издания. Прим сразу всё понял. Понял не только причину отстранения Воге, но и почему «Дагбладет» само привлекло внимание к этому факту, а не позволило оставить это событие без внимания. В редакции знали, что должны сами активно дистанцироваться от Воге, прежде чем другие газеты обвинят их во лжи, которую «Дагбладет» раньше публиковал о каннибализме и заново пришитых татуировках.

И вот что было интересно: теперь Воге можно было использовать для решения возникшей проблемы. Проблемы сидящего в безопасности в тюрьме Маркуса Рё, находящегося вне пределов досягаемости Прима в течение неопределённого времени. Этого времени у него не было, потому что у биологии свои законы, естественный цикл имеет свой ритм. Но это был серьёзный шаг, значительное отклонение от первоначального плана, а последний раз, когда ему пришлось импровизировать, уже доказал, что за это приходится платить. Так что ему придётся хорошенько подумать. Он ещё раз обдумал все детали.

Он посмотрел на предоплаченный телефон и на записку с номером Терри Воге, который нашёл в телефонном справочнике. Почувствовал нервозность шахматиста, у которого заканчивается время, отведённое на принятие решения о ходе, осознающего, что сейчас он либо выиграет, либо проиграет всю партию, но ему ещё предстоит передвинуть свою фигуру. Прим ещё раз продумал варианты, когда что-то могло пойти не так. И о том, что не должно пойти не так. Напомнил себе, что он может отступить в любой момент, не оставляя каких-либо следов, ведущих к нему. Если он всё сделает правильно.

Затем он набрал номер. Его охватило ощущение свободного падения, чудесная дрожь волнения.

На звонок ответили после третьего гудка.

— Терри.

Прим попытался расслышать, было ли в голосе Воге что-нибудь, выдающее отчаяние, которое он, должно быть, испытывал. Человек на самом дне. Человек, который никому не был нужен. Человек без альтернатив. Человек, который уже однажды сумел вернуться и был готов сделать всё возможное, чтобы повторить это снова и вернуть свой трон. Чтобы утереть всем нос. Прим перевёл дыхание и заговорил более низким голосом.

— Сюсанне Андерсен нравилось получать пощёчины во время секса, полагаю, её бывшие бойфренды могут подтвердить это. От Бертины Бертильсен пахло потом, как от мужчины. У Хелены Рё был шрам на плече.

В последовавшей паузе Прим слышал дыхание Воге.

— Кто ты?

— Единственный человек, который находится на свободе и который мог бы обладать всеми этими знаниями.

Ещё одна пауза.

— Чего ты хочешь?

— Спасти невиновного человека.

— Какого невиновного?

— Маркуса Рё, конечно.

— Потому что?

— Потому что я тот, кто убил девушек.

Терри Воге знал, что ему следовало нажать «Отклонить», когда на дисплее высветилось «Неизвестный абонент», но, как обычно, он ничего не мог с собой поделать, взяло верх его чёртово любопытство. Вера в то, что внезапно может произойти что-то хорошее, что однажды женщина его мечты может просто позвонить ему, например. Почему он не может усвоить урок? Сегодня были звонки от журналистов, которые хотели услышать его комментарий по поводу увольнения из «Дагбладет», и от пары преданных фанатов, давших ему понять, насколько, по их мнению, несправедливо с ним поступили. Среди них была одна девушка, которая по телефонному разговору казалась подходящей, но он нашёл её страницу в Фейсбуке и обнаружил, что она намного старше, чем казалось по её голосу, и уродливее свиньи. А теперь этот звонок, ещё один псих. Почему нормальные люди не могут ему позвонить? Друзья, например? Хотя, возможно, они не звонили, потому что у него их больше не было? Его мать и сестра поддерживали связь с ним, но не брат и не отец. То есть однажды ему позвонил отец — он, вероятно, подумал, что успех в «Дагбладет» в какой-то степени возместил скандал, опозоривший семейное имя. В прошлом году было несколько звонков от девушек. Они всегда появлялись, когда он находился в центре внимания. То же самое было, когда он был музыкальным журналистом. Конечно, к рок-музыкантам шло гораздо больше кисочек, но и ему досталось всё же больше, чем парням за микшерным пультом. Лучшей стратегией было держаться поближе к рок-музыкантам — пара положительных отзывов всегда вознаграждалась пропуском за кулисы, — и можно надеяться на небольшие выгоды. Лучшей стратегией, чем эта, было бы обратное решение: самому собрать рок-группу и пожинать плоды. Как криминальный журналист он больше не использовал концерты в качестве охотничьего угодья, но компенсировал это стилем гонзо, которого придерживался ещё будучи музыкальным журналистом. Он был на острие событий, он был уличным военным корреспондентом. Если твоё имя и фотография публикуется рядом со статьёй, всегда найдётся женщина, которая тебе позвонит. Именно по этой причине он сохранил свой номер в справочной службе — не для того, чтобы люди звонили ему в любое время суток со всевозможными идиотскими советами и историями.