- Господин Альшванг, я просил бы вас о любезности! - сквозь сцепленные зубы процедил Митя. - Могли бы вы после того, как озаботитесь моим гардеробом сшить моей кузине Ниночке платье ... два ... нарядное и повседневное ... за счет моего ежемесячного содержания, - и злобно уставился не на альва - на отца. Дескать, доволен?
Альв не ответил, но голову наклонил благосклонно - вроде как согласился.
- Только Ниночке? - усмехнулся отец. - Тетушку не облагодетельствуешь?
- Разве я похож на святого? - с ледяной яростью поинтересовался в ответ Митя.
- Не ерничай! - поморщился отец.
Из дверей участка вдруг вылетел давешний городовой, уже без папок, и со всех ног ринулся к отцу.
- Ваше высокоблагородие, имею честь доложить, труnорез-то наш ... того ... в мертвяках запутался. Не сходятся они у него: то есть, то нету!
- Пьян? - брезгливо спросил отец.
- С похмелья, - не стал отрицать городовой.
- Мертвые поднимались?
- Да сейчас вроде лежат смирнехонько, но надо, чтоб вы глянули, опытным глазом-то...
- Мы, пожалуй, пойдем, - Митя уцепил альва за локоть и торопливо поволок прочь.
Они отшагали почти квартал, когда Йоэль вдруг задумчиво сказал:
- А рюши... или как ваш батюшка выражается, рюшки ... вам не пойдут.
- Почему это? - возмутился Митя. - У меня была сорочка, с таким пластроном... - он пошевелил пальцами, изображая на груди сорочки нечто вроде оборок. – Из лионского шелка! Изрядно мне шла.
- Тогда, может, и шла, - покачал головой альв. - А к тому времени как я с вашим гардеробом закончу... Нет, не пойдет! - и отрешенным взглядом уставился внутрь себя, перестав отвечать на вопросы.
Оставалось лишь надеяться, что там - внутри себя - они видит Митины новые сорочки, пусть даже без пластрона в оборках:
- Что ж, не буду вас задерживать, маэстро. Касаемо же нашего общего дела: сообщу, как только мы будем готовы.
- Кто такие эти мы, и что все вы собираетесь делать, вы, господин Меркулов, мне сообщать не собираетесь.
- Не собираюсь. Равно как и всем нам вовсе не следует знать, что деле участвуете вы. Хватит, что я знаю, - довольно закончил он.
Как же приятно чувствовать себя великим интриганом, держащим в руках нити сложнейшего предприятия, и использующего всех как марионеток. Когда только ты - знаешь всё, а все остальные - не знают даже о существовании друг друга. А уж тем более не знают, что за сложной интригой с железом прячется еще одна - сложнейшая, направленная против Лаппо-Данилевских. Любая правильная интрига должна обязательно содержать второе и третье дно, а настоящий ловкий интриган - преследовать не одну, а несколько целей. И он, Дмитрий Меркулов, докажет, что он достойный выученик светского общества... если, конечно, для начала придумает, как доставить железо в город так, чтоб никто не заметил и не перехватил. Иначе вся его великая сложная интрига превратиться в дурь зарвавшегося мальчишки!
- Я буду вам признателен, если вы продолжите присматривать за господами заводчиками. - Митя прощально кивнул и быстрым шагом направился в сторону дома Шабельских. Постоял на противоположной стороне улицы, внимательно разглядывая окна с одинаковыми портьерами - там, как он знал, были комнаты сестричек. Подумал немного и направился к черному ходу. Судьба у него нынче такая: ходить через черный ход.
Там ему повезло больше - не прошло и пяти минут, как в конце улицы показалась прислуга Шабельских, Одарка. Наряженная в любимую вышитую сорочку и тесноватую для ее пышных телес жакетку, Одарка гордо плыла впереди плюгавого мужичонки, нагруженного так, что между пучками петрушки из одной корзины и свернутым отрезом ткани из другой, проглядывала лишь его красная от напряжения лысина.
- Ой, тож мой найлюбименький паныч! - радостно возопила Одарка, бросаясь к Мите будто тот был ее давно потерянным и внезапно обретенным сыном. - А шо вы тут робыте? - протянула она, любовно оглядывая Митю, и тут же скуксилась, будто норовя заплакать. - Ой! Це тому, шо пан Шабельский вас до панночки Зиночки пускать не велел?
- Родион Игнатьевич? - пытаясь вывинтиться из объятий Одарки, пропыхтел Митя.
- И правда не велел? - а он считал, Даринка выдумала. - Дарья Родионовна его попросила?
- Ну вы, паныч, скажете! - искренне удивилась Одарка. - Панночка Даринка, звычайно ж, поважная ведьма, так то больше среди простых людей. А у батьки с мамкой, да братца старшего, к ней аж ниякого уважения не имеется, командуют, як хочут. Она, бывает, упирается, бо панночка у нас тоже не без гонору, да только завсегда их верх. Вот старшая панна-ведьма Шабельская, тетушка покойная, шоб ей под адским котлом дров поменьше, да смолу пожиже... От она командирша была, всё семейство у ней по струнке ходило. Так она ж ведьма старая была, досвидченная ... А нынешняя шо - двенадцать годочков! Тоже мне - ведьма! Дитё горькое. То паныч Петр сказал, шо вы панночек того... котро… копро... копрометуете, ось! Так шо благодарить вас велено, але до панночек Зиночки да Лидочки вам не можно.
— Вот как... - протянул Митя.
Это было неожиданно. Наслушавшись легенд про ведьм Шабельских, Митя уже представлял, как Даринка командует своим семейством в меру детского разумения, но у Родиона Игнатьевича в семье все было традиционно. Тогда получается, потратить взятую с варягов добычу на бал и альвийский шелк для сестер придумала вовсе не Даринка?
- А записку передать?
- И не просите, паныч! - отрезала Одарка. - жалко мне вас, але ж так-то оно неправильно будет. Пан велел - не можно, значит, не можно!
- Да не Зиночке! И не Лидочке! - он торопливо вытащил крохотный блокнотик с золотым карандашиком, из подарков бабушки-княгини. Даже сейчас не удержался, чтоб мгновение не полюбоваться прелестной вещицей. Принялся торопливо царапать записку.
- А кому? - удивилась Одарка.
- Даринке, - Митя свернул записку и сунул его в пухлую ладошку прислуги.
- Тю! - Одарка держала записку на вытянутой руке, как дымящуюся бомбу. - вы що, паныч, решили до всех панночек Шабельских залыцятыся17? А чого з конца пишлы? Наступная - панночка Ада!
- Un biglietto, eccolo qua!18 - вдруг громко и совсем не мелодично пропели у Мити над ухом, и тонкая рука в перчатке выхватила записку из пальцев Одарки. - Ну-ка посмотрим, что здесь! - и неслышно подкравшаяся к ним Лидия отбежала в сторону.
- А говорят, мы плохо воспитанные, - задумчиво сказала Капочка (или Липочка), а ее сестра-близнец столь же задумчиво покивала.
- Откуда вы здесь? - только и смог спросить Митя, растеряно поглядывая то на черный ход, то на всех семерых сестричек Шабельских, включая Даринку, с напряженным интересом взирающих на него.
Ответила ему Ада:
- Хотим вернуться домой так, чтобы наш брат Петр не заметил. что мы ходили в лавку, - в руках у каждой из сестриц и впрямь были покупки - у Ады перевязанная шпагатом стопочка книг. у Алевтины огромный - чуть не в ее рост – свернутый конусом кулек из оберточной бумаги, насыпанный конфетами. - Лидия! Немедленно верни Мите записку! - голос третьей по старшинству сестры стал угрожающим, стеклышки пенсне зловеще блеснули.
- Верни! - воинственным писком поддержала ее Алевтина. - Она не твоя!
- Откуда ты знаешь, может, как раз моя? У меня сохранилось немало Митиных писем, - бросила Лидия, отступая еще дальше, чтоб не дотянулись, и принялась разворачивать записку.
- Отдай, кому говорю! - насупившаяся Алевтина сунула свой сверток близняшкам и широко растопырив руки, ринулась к сестре.
Взмахнув пышным подолом, Лидия с хохотом увернулась и подняла записку на вытянутой руке, чтоб сестра не дотянулась.
- «Нужно срочно увидеться по нашему делу», - запрокинув голову, торопливо зачитала Лидия и презрительно поглядев Мите в лицо, скомкала записку в кулаке. - Ни ко мне, ни к Зинаиде у вас, Дмитрий Аркадьевич, никаких дел быть не может! Зинаида! - Лидия напористо повернулась к сестре. - Что папа сказал?