Митя метнул быстрый взгляд в темноту за окно. Остается надеяться, что альв-портной достаточно хочет утереть такие же могучие, как у него самого, носы родне, и не станет тянуть с организацией встречи.

- Паныч! Да паныч же!

Митя перевернулся на бок, утыкаясь носом в подушку. Тетушка ответственно готовилась к холодам, велев вставить в окна двойные рамы. Но здешняя погода оказалась коварной - холодать и не думало. Октябрь радовал двойным золотом: золотистыми лучами пока еще теплого солнца, и золотом листвы на деревьях.

Но в комнатах было, увы, душновато. В полусне Митя взбрыкнул ногами, сбивая к коленям перину, волей тетушки сменившую тонкие шерстяные одеяла, вздохнул полной грудью...

- Вы встаете чи нет? - ввинтился в уши требовательный голос.

Митя захлопал глазами, разлепляя закисшие со сна ресницы. И в щелочки призажмуренных глаз явилась Леськина недовольная физиономия. Несколько мгновений Митя моргал, разглядывая веснушки на курносом носу горничной, потом издал совершенно неприличный, попросту девчачий писк и принялся торопливо натягивать на себя перину.

- Пхе! - Леська посмотрела на судорожно кутающегося в перину Митю сверху вниз и уперла руки в бока, выпятив ладно обтянутую платьем горничной грудь. Вот как специально! Хотя почему - как? Она специально!

- Там до вас пришли! - обронила Леська, не сводя с Мити бесстыдных глазищ.

- Кто? - очень хотелось потереть лицо, сгоняя со щек предательскую краску, но чем тогда держать край перины?

- Паныч, - коротко, и в сущности, совершенно бессмысленно, уведомила Леська.

Ее взгляд прошелся по Митиным всклокоченным волосам, по красным щекам, скользнул на плечи и особенно выразительно уставился на вцепившиеся в край перины пальцы. Кажется, она хихикнула. Усмешка в уголках губ точно пряталась!

Митя разозлился. Кто тут, по правилам если, стесняться-то должен? Краснеть, глаза опускать? Митя собрался: это, все же, нелегко было сделать. Пальцы точно окаменели, держась за край перины с такой силой, что чувствовались слежавшиеся комки пуха. Но у светского человека должна быть сильная воля! Отчаянным усилием сохраняя маску невозмутимости, Митя отбросил перину!

И встал, да, встал, прошествовав к гардеробу мимо пялящейся на него Леськи, как... как мимо табуретки! Да-да! Безгласной, бессмысленной деревяшки, которая вот никак не может буравить ему спину пристальным - и вот даже голыми лопатками чувствуется - ехидным взглядом! И взгляд этот сползает вниз по позвоночнику - будто гусеница ползет, щекочась лапками! Ниже ползет, ниже, так что мышцы поджимаются, как от холода.

- А паныч-то гарнесенькиииий! - у него за спиной мечтательно протянула Леська.

Митя замер, невольно передергивая лопатками.

- От николы такого красовитого паныча не видала! Прям як лялечка! Хиба шо носатенький…

Митя потянул из комода сорочку:

- Кто... носатенький?

- Так паныч же! - хмыкнула Леська, встряхивая головой, как гарцующая кобылка, и перекидывая косу на грудь. - Волосы - як листва осенняя, сам личиком нежный, як дивчина, хиба що нос ...

- Йоэль? Йоэль Альшванг? Где он?

- Навить имя - як песня. Йоэээль ... - Леська пропустила сквозь пальцы пушистый кончик косы, и нагло-дразняще покосилась на Митю из-под ресниц. - В гостиной, где ж ему быть. Ожидают...

Йоэль здесь! Митя рванул к шкафу. Починенную старым Альшвангом сорочку на встречу с его племянником надевать нельзя. Значит, снова вот эту, единственную, уцелевшую от петербургского гардероба - пусть задумается альв, сможет ли сравняться со столичными портными. Кальсоны, брюки... ладно, сойдут вот эти... Роняя с ног домашние туфли, Митя ринулся в ванную. Счастье, что там хоть не было никого, иначе в нетерпении и ажитации дверь бы вынес, а окажись внутри тетушка, оба пали бы на месте от потрясения.

Митя торопливо плеснул в лицо пригоршню воды, и уставился в зеркало на стене: щеки пылают, глаза сверкают. Надо взять себя в руки, иначе этот Йоэль решит, что может ставить свои условия. Подрагивающими руками принялся укладывать влажные волосы. Взмах расческой. Вот так, тщательно, волосок к волоску, чтоб и мысли ни у кого не явилось, что он спешил! На ходу застегивая манжеты сорочки, Митя ринулся обратно в комнату и...

- Ай! Ты все еще тут? - чуть с размаху не врезался в застывшую посреди комнаты Леську. Предки, он про нее вовсе забыл! - Чаю господину Альшвангу предложи!

Губы у Леськи дрогнули, в глазах, кажется, заблестели слезы и глухим от обиды голосом она пробубнила:

- Да уж не первый день в вашем доме-то служим, кой какое обхождение выучили! - ринулась к дверям и пропала.

Митя раздраженно дернул плечом - не до нее! - и принялся торопливо застегивать жилет. Сюртук, конечно, ужасный, но вещи хотя бы гармонируют между собой. Оскорбить вкус альва было бы... неприятно. Уж он-то знает, как Лорды Холмов умеют смотреть словно бы сквозь человека.

Митя шумно выдохнул, поправил воротник и пристально, и даже угрожающе уставился на себя в зеркало. Спокойствие, сдержанность, отстраненность. Даже если поджидающий внизу альв и впрямь происходит от Высших Лордов, он всего-навсего еврейский портной! И он сошьет Мите новый гардероб! И может даже, через него удастся продать драккар трофейного железа. Митя заторопился к лестнице, изо всех сил стараясь не бежать по ступенькам сломя голову.

- Маэстро Йоэль! Рад видеть вас, - медленно, спокойно, размеренно, не бежать, не мчаться, не... Не спотыкаться!

Изогнувшись самым что ни на есть соблазнительным образом, Леська наливала чай в тончайшую, будто из бумаги сделанную чашку хинского фарфора. Этот чайный набор тетушка губернаторше подавать велела! Чай был терпким и пах травами и медом, мед в розетке - золотистым, масло - ярко-желтым, а булочки от Георгии - наверняка еще теплыми. Митя судорожно поджал живот, в страхе, что тот разразиться голодной руладой.

- Благодарю, милая, - голосом томным, как стекающий с ложечки мед, протянул альв, когда Леська, отставив для красоты мизинец, подала ему чай. Тонкие пальцы альва, от изящества которых даже прекрасные внучки Лели-Любви захлебнулись черной завистью, приняли чашку, выдающийся шнобель зашевелился, вбирая запахи, но неприятное это шевеление мгновенно забылось, стоило альву сверкнуть на Леську благодарной улыбкой. Горничная покраснела, побледнела, выпятила грудь и принялась теребить пушистый кончик косы.

Митя неожиданно почувствовал острый укол ревности - еще бы понять к кому! К своей горничной ... или к своему портному? Почти своему...

- Здравствуйте, господин Меркулов-младший. Простите великодушно, вы, наверное, еще не завтракали, - альв весь был юность, невинность, лучезарность.

- Быть может - составите мне компанию? - жестом плавным, как приглашение к танцу, он повел над подносом.

Компанию? Завтракать ... с портным? Логичное продолжение светского знакомства с сапожником и лавочником. Но если этот портной и впрямь из Лордов Холмов... Йоэль непринужденно откинулся на спинку кресла и наблюдал: как исследователь особенно любопытного жука. Идеально очерченные губы кривились чуть презрительно, неидеальный нос едва заметно морщился, было ясно, что все Митины сомнения для альва - открытая книга.

- А впрочем ... Не будем затягивать! - он поднялся, подхватывая саквояж. – Здесь изволите примерку делать или в вашу комнату проследуем?

- Проследуем, - приторможенно, как битый автоматон, согласился Митя. – В комнату...

- Та вы ж, паныч-евреич, навить чаю не попили! - возмутилась Леська и подхватила поднос. - Я виднесу!

Они покинули гостиную и торжественной процессией и проследовали через весь дом: сперва Митя, следом - мягкой, крадущейся походкой лесного хищника – Йоэль с саквояжем, и последней преисполненная важности Леська с подносом. Поднос она водрузила на стол в Митиной комнате и застыла, скромнейше сложив руки на переднике и косясь на альва бедовым взглядом.