Максим почувствовал, как расслабляется плечо, уползающее в её сторону. И готовые, очень тёплые объятия, которыми его окутывало с её стороны.

Руки, такие знакомые, легли на плечи. Но вместо того, чтобы спокойно улечься там, начали будто заново их исследовать, ощупывать. Будто бы там что-то могло измениться… Пальцы через футболку очертили трапеции, прошлись вверх, задевая самыми кончиками каждую вершинку позвонка. Будто пересчитывая и коротко изучая их прочность. Между лопатками сильнее потекла кровь.

С другой стороны его тоже обняли, делясь своим теплом. Правда, Максиму пришлось сделать усилие, чтобы не дёрнуться — синяк уже рассосался, а вот нервы почему-то остались повышенно чувствительными. Но это совершенно не повод дёргаться от Жени.

Её длинные распущенные волосы мягко задели щёку и защекотали в районе ключицы, посылая мурашки на спину. Как раз под Танины, становящиеся всё смелее, ладони.

Одежда вдруг стала очень мешать. По крайней мере, футболка. Безжалостно отделяющая его от Жени с Таней. Несколько осторожных движений — главное, не задеть их обеих руками — и торс, наконец, соприкоснулся с пьянящей свободой. Воспользовавшись этим, Максим залез обеими руками и под чужую одежду. И втянул воздух прямо сквозь сомкнутые зубы.

Непередаваемой ощущение волнующих тел. Здесь, совсем близко. Даже если через ткань одежды. Мягкие, подминающиеся под руками живые объёмы. Которые совсем скоро станут его, Максима.

Чувство предвкушения как в первый раз ударилось о кадык. И потянуло вниз, к паху, по пути захлёстывая счастьем. Настолько, что Максим не удержался в вертикальном положении и бухнулся спиной на пушистое покрывало. Правда, с этим ему с обеих сторон помогли девчонки.

Света в комнате стало меньше. По крайней мере для Максима — Женькины волосы надёжно прикрыли его лицо от окружающего мира. Чтобы никому не показывать. Только Таньке, которая, посмеиваясь, чмокает Максима в нос. И сразу же отстраняется. Чтобы тот не успел поймать.

Женька тоже выворачивается из прикосновения. И даже, совершенно неожиданно отползает в сторонку, усаживаясь, поджав под себя коленки, у самого кроватного края. Почти как примерная, хорошая девочка. А Танька на свой лад зеркалит её позу с другого края. Разве что ноги перекрещивает по-турецки.

Максима зажигает азартом. И он изо всех сил притворяется ленивым и разморенным. Интересно, которая дёрнется первой? Танька — та проворнее. Но Женька ближе к свободному краю и убегать ей сподручнее. Максим внутренне представил себя котом, настраивающимся на прыжок.

— А-а! Пусти! Хам!

Всё-таки, если Танька разойдётся, то ловить её будет сложнее. Так что схватив её в охапку за талию, Максим изо всех сил дёрнулся на другой кроватный конец. И даже почти успел — собственная футболка так и осталась в кулаке. Правда, дальше раздался треск, и вот уже у Максима в руке не футболка, а только её часть. Большая часть.

Ладно, не вся, конечно. Но ниже пояса через дырку открывается весьма интересный и необычный вид. А ещё становится понятно, что спереди на трусах у Женьки нарисована радуга.

Танька, уже не сопротивляясь, а выглядывая из-под Максимовского плеча, начинает веселиться.

— Вот это кино! Вот это любовь!* — напевает она на известный мотив. И Женькино растерянное лицо заражается улыбкой.

Но на всякий случай, чтобы Таньке вдруг не стало обидно — женская натура ведь сложна и противоречива — Максим дёргает и её. За воротник футболки. Тут улов поменьше — всего лишь отлетевшие по пупа пуговицы. Но отрывающийся вид не хуже, чем у сестры. Особенно если учесть, что бирюзовая чашка бюстгалтера почти ничего не скрывает.

Возможно, Максим сделал всё это зря. Потому что сразу же подвергся женскому нападению с обеих сторон. И так как футболки на нём самом уже не было, то предметом атаки стали джинсы.

Хорошо, что девичьих сил, даже в двойном объёме, маловато для плотной синей ткани. Так что обошлось простым стягиванием их с ног. Правда, вместе с трусами.

На этом двойная девичья атака не прекратилась. Но перешла в более хитрую и исступлённую фазу.

Влажные губы, мягкие руки, обволакивающее дыхание не оставляли Максу ни малейшего шанса на сопротивление. И тело само собой стало поддаваться и расслабляться.

Наверное, они победили. Но стоил ли расстраиваться, если любовь — это игра, и проигрывает тот, кто относится к ней слишком серьёзно?

А меж тем двойной девичий вес туго прижал его снова к кровати. И лишил всякого желания и сопротивляться, и продолжать о чём-то думать. Потому что кровь от головы начала приливать к нижней, гораздо более важной сейчас части. Которую Танька с Женькой тоже не обделили вниманием.

Вот где умение разделять их прикосновения Максима подвело. Он больше не знал, где Женькина рука, а где Танькина. Только чувствовал скользкое, очень аккуратное движение по стволу вверх — к пульсирующей головке. Дойдя почти до конца, пальцы кольцом обхватили пространство под ней, но так и не соединились — не хватило длины. Зато плотное касание отголоском прошлось по нервам, отдаваясь где-то в крестце.

Атака губ стала ощущаться гораздо острее. Внутри начало жечь. И всё тело начало превращаться в одно стучащее сердце. А настоящее будто переселилось вниз, к паху. По крайней мере, стучало сильнее всего именно там. И оттуда же по телу струились живительные волны силы. А уж когда чужие ладони скользнули к мошонке…

Осторожные, но такие чувствительные прикосновения. Будто бы и успокаивающие, но на деле только распаляющие, бередящие всё тело.

Мир рассеялся. Перестал существовать. По крайней мере, за пределами этой комнаты. Хотя скорее даже — этой кровати.

Таня… Женя… И он. Вот всё, что сейчас нужно для счастья. А может быть и не только сейчас.

А девушки уже отстранились, оставляя после себя только фантомные касания и возбуждение в теле. Которое ещё больше усилилось, когда они начали раздеваться.

Может, они делали это и с обычно скоростью. Но Максиму всё равно казалось — нарочито медленно. Настолько, что он не вытерпел просто смотреть, как одежда покидает их тела, делая видными все выпуклости и впуклости.

Женькин лифчик расстегнулся легко, ослабев и демонстрируя на голом теле тонкие розоватые полоски. Груди с торчащими уже сосками свесились чуть ниже. И было в этом что-то доверчивое и беззащитное. Как и трусики, жгутиком соскальзывающие с бёдер.

Танька же пошла другим путём. Не расстёгивая, спустила лямки с плеч, позволяя пояску и чашкам самостоятельно поддерживать бюст. Сложноватая задача, учитывая его увесистость. Но кто будет винить бюстгалтер, что его чашки всё-таки опали и безжалостно показали тёмные вишнёвые соски? Ладно, с этим всё-таки Макс постарался.

Полное обнажение. Полное доверие. Поддавшись ему, Максим в очередной раз позволил уложить себя на лопатки. Кто бы ещё смог это сделать, кроме двух лёгких девчонок?

Танька, не спрашивая, оседлала его сверху. К сожалению, не совсем так, как Максиму бы хотелось — просто перекидывая ногу через живот и усаживаясь просто на него. В опасной близости от ствола члена — кажется, Максим даже чувствовал её влажное тепло на лобке.

А Танька, будто и не замечая чужого разочарования, наклонилась к парню, отчего её груди аппетитно мелькнули перед взглядом Максима. Руками она упёрлась ему в плечи и загадочно заглянула в лицо.

— Ну… покатай меня… — с блестящим взглядом попросила она. И, не дожидаясь ответа, сама начала «кататься». Подпрыгивая вверх и вниз на бедном Максимовском животе.

Нет, виды открывались прекрасные и подвижные, и физического дискомфорта не ощущалось. Кроме того, что всюду звенело ощущение — кататься Таньке лучше чуть ниже. Хорошо хоть Женька тоже была рядом. Улегшись сбоку от Максима, она нежно обвила его за шею, поглаживая плечи и, не торопясь, целуя его лицо. И её коленка ощутимо поглаживала сверху Максиму бедро.

Танька откинулась назад, упираясь руками и выступы таза. От прогиба на её животе очертилась продольная линия, а головку члена Максима задела быстра, разгорячённая плоть. И Максим теперь мог смотреть только на чужую припухшую промежность, раздваивающуюся в самом низу. И волнующе предвкушать. Не будет ведь, в самом деле, Танька всё время просто «кататься».