Кожу жгло наружной прохладой. Она собиралась точечками мурашек, отдалённо колющими сознание. О том, что вроде как нельзя и неправильно. О том, что дальше всё может поломаться… Но пульсация внутри и какое-то животное ожидание близости откидывали тени этих мыслей куда-то на край сознания. Откуда они никак не могли повлиять на происходящее.

Женя с раннего детства казалась Таньке куклой. Просто ожившей куклой из сказок. И была для неё образцом и мерилом всего. Поэтому взрослеющей Таньке все остальные потом казались неправильными. Выглядящими и ведущими себя не так, как Женя. И она сама себе казалась неправильной. Потом психика совершила кульбит, и был период, когда Женька казалась ей сплошь кривой и бестолковой. Хорошо, что это со взрослением тоже прошло. И теперь Танька может просто любоваться небольшой, бодро торчащей вперёд грудью с маленькими, очень розовыми сосками. Если их коснуться, то по Жениному телу пойдёт дрожь. И Таня хочет то ли отстраниться, то ли стать ближе.

Впалый живот, позволяющий видеть симметричное расхождение рёбер, едва-едва очерчен тонкими полосами мышц. Зато кости таза выделяются очень хорошо. Женя, видимо от напряжения, начинает дышать животом, когда ладонь Тани скользит по нему вниз. К пухловатому бугорку, покрытому редкими светлыми волосами. Таня чувствует ладонью её торопливое, сбитое дыхание. И останавливается, буквально пару миллиметров и не дойдя до линии волос.

Женины длинные пальцы, не спеша, проходятся по её бёдрам. От коленок и выше. Ноги сами собой подрагивают, почти как от щекотки. Но Таня не желает прекращения контакта. А, наоборот, сама льнёт вперёд. Ласкает губами чужую шею и останавливается пальцами на ярёмной впадинке.

Всё внутри уже горит и чуть ли не бьётся током. Всё кричит о том, что одними прикосновениями дело уже явно не окончится.

Женя с неожиданной силой и чуть ли не властностью притискивает её к себе. Оглаживать линию позвоночника, не стесняясь отходить в стороны, ища чувствительные точки. И находит самую «яркую» в самом низу крестца — там, где только-только начинаются ягодицы. Таня поджимается. И чувствует между ногами влажную пульсацию. И подаётся ещё ближе, чтобы упереться чувствительным местом в Женино колено. Отчего по телу пробегает волнительная дрожь.

У Жени замерло всё внутри живота и вверх, когда она, влекомая инстинктами и Таниными настойчивыми ладонями, откинулась назад. Кроватное покрывало приняло её спину очень мягко.

Всякое движение остановилось после того, как Таня опустилась на бок рядом с ней. Их лица снова стали очень близко. Но уже так, что друг друга можно было разглядеть.

Танино лицо — спокойное. Только дыхание сбитое. Поалевшие губы разомкнуты, по ним проскальзывает воздух. Щёки ярче, чем обычно. Женя машинально прикрывает глаза. И вздрагивает всем телом, когда ощущает прикосновение между бёдер. Такое вроде бы лёгкое и незначительное, но от него тело прокалывает остротой и почти сбивает дыхание. Женя, не открывая глаз, тянется вперёд. Нащупывает Танино тело. Изгиб бока. Если двинуться ниже, то непременно попадёшь на расширение таза. А потом снова на спад бедра. Как американские горки.

Танины движения явно отточенные и умелые. Где только отточилась? Хотя догадаться, конечно, не сложно. Женины бёдра машинально стискивают узкую ладонь, будто затягивая её ближе в себя.

А собственная рука уже во всю оглаживает Танино бедро, то опускаясь к колену, то поднимаясь выше. И норовя нырнуть туда, где ноги соприкасаются между собой. И чувствуя, какое оттуда идёт тепло.

Пальцы проникают внутрь легко — помогает вязкая влага. И те самые губы наощупь кажутся куда больше, чем на взгляд. Хочется двинуться глубже. Но Женя не спешит.

Сердце начинает подскакивать. Мелкие волны, разбросанные по всему телу, постепенно сливаются в одну. И собираются как раз там, куда сейчас направлено основное воздействие.

Таня резко выдохнула и отстранилась — видимо, Женя задела что-то не так, как надо. Извиняясь, Женя потянулась к ней и захватила губами мягкую щёку. И Таня в ответ накрыла рукой её плечи. И перехватила поцелуй, жадно проникая языком глубже.

Движения её становились всё настойчивее и быстрее. И всё сильнее давило в паху. Вроде и казалось, что слишком резко… Но замирание внутри и нарастающий пульс давили всё желание снизить темп.

Таня двинулась ещё ближе. Так сильно, что их напряжённые груди упёрлись друг в друга. Перемежаясь своей податливой мягкостью.

Реагируя на особенно сильный внутренний толчок, Таня приподнялась. И почти оказалась сверху. Над Женей.

Тело той больше не казалось привычно бледным и чуть ли не прозрачным. В нём розовела кожей жизнь. Напрягшиеся тонусом тонкие мышцы демонстрировали наполненность и какую-то особую внутреннюю подвижность. А то, как Женины ноги сжимались на каждое её движение, подтверждало скрытую внутри силу. Силу, которая позволяет вести неприятные разговоры и избавляться ото всяких паучьих монстров безо всякой посторонней помощи.

Таня опустилась ниже и прижалась к сестре плотнее. Между пальцев свободной руки попались длинные белокурые волосы. Цвета небесных звёзд. Наверное, они должны оставлять на пальцах следы звёздной пыли. Но на них не осталось ничего. Поэтому Таня бездумно стиснула прядку в кулак. Видимо, слишком сильно, потому что Женя шикнула, коротко обнажив крупные белые зубы. И Таня поспешила, извиняясь, накрыть её рот очередным поцелуем.

Какое же у Тани мелкое тело. Вроде по виду и не скажешь, а как только начнёшь трогать — компактное и лёгкое. И такое юркое одновременно. Таня дышит с ней в унисон. Или это она подстроилась под чужое дыхание? Да какая разница, если между ними двумя вытесняет все остальные ощущения?

Пальцы уже движутся самостоятельно, поймав какой-то свой внутренний ритм. Тело будто становится мало под нарастающую волну, вот-вот грозящую перелиться через грани сознания.

Таня будто стала тяжелее, придавливая Женю к кровати. И ладонь её твёрже, ощутимее. Будто норовившая подчинить себе. Женины пальцы тоже инстинктивно сжались, утопая в ощущение горячей, влажной мягкости. Такой приятной и много обещающей.

Танина ладонь стала почти ребром — это Женя, теряясь в накрывших ощущениях, стиснула её так, что в ином случае могла и переломать. По крайней мере, ей самой так казалось, когда что-то внутри будто треснуло, и по телу стал разбредаться поток расслабления, перемешанного с удовольствием.

А Таня протяжно всхлипнула и замерла, дыша Жене прямо в губы. И сильно-сильно двигая бёдрами. Пока не сжала их в последний раз и не успокоилась. Вяло соскальзывая на бок и на кровать.

Взбудораженная кровь успокаивалась крайне медленно, крупными толчками молотя будто бы во всё тело сразу. Немного подгоняло её только то, что вообще-то белый день, и в любой момент могут нагрянуть родители с мелким. Вот уж была бы сцена: а вы чего тут голые валяетесь? Всю одежду постирали? А уж если бы кто-то зашёл прямо в процессе…

Женька судорожно хмыкнула и без желания стала втискиваться в лифчик. Разгорячённое и всё ещё влажное тело активно сопротивлялось, цепляя ткань. Но что делать — быть совсем голой Женьке как-то не комфортно. В отличие от Таньки, которая только-только приоткрыла глаза и с ленивым кошачьим интересом наблюдала за судорожно мечущейся в своих тряпках сестрой. Ещё и закинула ногу коленом поперёк кровати, явно демонстрируя, что обратно Женьку она уже не ждёт. Раз уж той приспичило быстрее поскорее одеваться. Ей-богу, невинная девственница.

Но Женьку подгоняла даже не скромность, а всё-таки некоторая тревожность. Она же и накинула на Таньку свободный край одеяла, чтобы хоть не светила на всю комнату оголённой попой. И всем остальным.

Наверное, как раз наступило время для осознания произошедшего. Нарушение табу, запрета и что там ещё подразумевает подобный контакт? Хотя после «тройственного союза», наверное, интенсивность подобных переживаний смазывается. Это само по себе как-то сильно раскрепощает.

Женины опасения не были напрасными. Потому что стоило ей нормально облачиться и почти успокоиться, как раздался звонок в дверь. Который взвинтил страх и ужас в Женькиной голове до предела.