— Тебя мой папа теперь убьёт, — серьёзно сообщила она. А видя растерянность на лице парня, поспешила засмеяться.

Матвей рассеянно улыбнулся, и Танька решила «успокоить» его получше.

— Не переживай, я шучу. Ему не за что тебя убивать.

Улыбка Матвея стала увереннее. А Танька, коротко чмокнув его на прощание в губы, вышла на лестничную клетку.

Подъездная прохлада прошлась по спине — оказывается, Танька не слишком хорошо вытерлась. Немного не комфортно. Ну и что.

На улице доброе вечернее солнце сразу приняло её в свои лучистые объятия. Ему было всё равно и светило оно для всех. Танька огляделась по сторонам. Слои приветливой зелени расползались между дворами и бодро освещёнными многоэтажками. Безоблачное голубое небо очень гладко лежало над головой. И неторопливые прохожие проскальзывали мимо, как нарисованные. Танька распрямила спину и пошла домой.

Во дворе она увидела Вовку, активно штурмующего импровизированный скалодром детской площадки. Выгуливала его Лера, не спеша приходящаяся вдоль границ мягкого площадочного настила. Чем-то напоминающая одинокую птицу. Танька подошла к ней.

— О, какие люди без охраны, — обрадовалась ей Лера. — Ты чего-то сегодня рано.

— Мы облазили все подвалы и нам стало скучно, — пространно отозвалась Танька, памятуя, как Лера одно время примерно этими словами ругалась на поздние Танькины возвращения.

Лера хмыкнула. И в этот момент им под ноги кубарем скатился Вовка — видимо, успешно забравшись на вершину скалодрома, он решил закрепить триумф съездом с высокой горки, присобаченной именно к этому скалодрому. Но что-то пошло не так.

Растянувшись у горочного подножия, он глубокомысленно воззрился в небесную красоту. Возможно, в прошлой жизни он был Андреем Болконским и теперь его накрыло вьетнамскими флэшбеками. Впрочем, довольно скорострельными, потому что ни Лера, ни Танька не успели хоть как-то среагировать, а Вовка тут же вскочил на ноги. Серьёзно кивнул сначала матери, потом Таньке и, плотно сжав подбородок, заново отправился на штурм практически покорённой высоты. Некоторых трудности только закаляют.

— Ты ща вывалишься! — крикнула Лера. И эта её фраза относилась совершенно не к сыну. А к сестре, которая мелькнула с тряпкой в открытом окне пятого этажа.

— Даже не надейся на это, — серьёзно ответила ей Света. С очень конкретным выражением лица. Возможно, не будь во дворе Таньки с Вовкой, ещё бы добавила какой-нибудь жест. И принялась с уверенным видом пшикать на стекло из пульверизатора.

— Ладно, пойду домой, — махнула Танька и направилась знакомой тропинкой к подъезду.

Пешком поднялась на пятый этаж — при напряжении всё ещё саднило — и зашла в квартиру. Кроме мамы никого не было — папа ещё не пришёл с работы, а Женя как обычно тусовалась с Максимом.

— Давай помогу, — предложила она, подходя к подоконнику, на котором расположилась родительница. Движения её были угловаты и несмелы. Как у каждого человека, который стоит у открытого окна и не слишком уважает высоту.

Мама протянула ей было бутылку с насыщенно-синей жидкостью. Но, пересекшись с ней взглядом, не стала отдавать, а только внимательно посмотрела Таньке в лицо.

Та почувствовала себя, будто она на допросе и её сканируют на детекторе лжи. Стеснённо отвела глаза. У неё вдруг возникло стойкое ощущение, что мама сейчас узнала обо всём. Вообще обо всём.

— Не надо, — мягко сказала она. — Ты какая-то уставшая. Иди лучше отдохни. Я справлюсь.

От этого заботливого тона Таньке стало очень тепло. И желание помочь только усилилось, хотя к чистоте она и была равнодушна.

— Да всё нормально, — попыталась протестовать она. — Вдвоём быстрее. Да я и высоты не боюсь.

Мама сощурилась на неё. Похоже она обычно щурилась на Леру. И после этого обычно выдавала что-нибудь едкое. Но сейчас ответ её прозвучал так же мягко, как и до этого.

— Ты всё равно до верха не достанешь. Придётся перемывать.

Она улыбнулась очень доброй улыбкой, чтобы Танька не обиделась. Но Танька бы и так не обиделась. Развела руками с видом «я сделал всё, что мог» и с успокоенной душой ушла к себе в комнату.

Там бухнулась животом на кровать и развернулась к окну. Тёплый, ничего плохого не предвещающий летний вечер. Глядя на такой, совсем не хочется размышлять о чём-то. Поэтому Таньростока п перевернулась на спину и уставилась в потолок. Вот он своей бездушной бледностью как нельзя лучше подходил для внезапной рефлексии.

Матвей хороший. Но Таньке он не нравится. Даже после первого секса. От которого другие девчонки были в эйфории. Никакой особой связи от этого не возникло. Танька невольно вздохнула. Потому что надеялась.

Матвея было немного жалко. Танька, получается, им воспользовалась. Для личных целей. И целей этих не достигла. И принялась мысленно убеждать себя, что она Матвею тоже не очень нравится. Совсем не как Женька Максиму. А Максим Женьке.

Ну вот. Опять он. Они.

Таньке стало стыдно. Хорошо, хоть во время секса Максима себе не представляла — это, по мнению Таньки, было вообще подло.

Из глубины квартиры раздался щелчок дверного замка. Вернулись Лера с Вовкой. А судя по голосу, ещё и папа. Света начала им что-то говорить — за закрытой дверью Танька не разобрала, что именно. Да это и не важно.

Неприятной радостью кольнула надежда. В конце концов, их семья тоже не образец классической. Но всё же нормально… Просто есть некоторые издержки — в основном, в общественной презентации.

И тут же надежда погасла. Исключение всё-таки подтверждает правило. Да и они с Женькой совсем не близняшки. Это у близняшек, наверное, слишком много общего. Почти генетическое клонирование. Как там в генетике? Если пара близняшек выйдет замуж за пару близнецов, то их дети генетически будут не двоюродными, а родными братьями и сёстрами. Так что там всё сложно.

А среди обычных людей третий — лишний.

Придя к совсем невесёлым выводам, Танька рывком села на кровати. И печально посидев так с минуту, всё-таки сползла. И вышла к своим. Потому что в тёплом семейном кругу печаль имеет свойство рассеиваться.

***

Женька проснулась одна. Разложенный край дивана пустовал смятой простынёй, подсвеченный утренним лучом. Вообще-то ощущение не слишком приятное. Тем более в чужой квартире. Хоть и не совсем чужой.

Женька не любила сразу вскакивать, едва проснувшись. Но сейчас бодрость настигла её неожиданно быстро, и она, на всякий случай стараясь не шуметь, соскочила на пол. Приоткрыла дверь в коридор. Прислушалась.

С кухни явственно доносился шум. Вроде бы даже от одного человека. Значит, Максим не бросил её на произвол судьбы. И не притащил какого-нибудь приятеля на утреннее пиво. Хотя последнее за ним обычно и не водится.

Женька, поправив короткую ночнушку — голой она спать на могла — потихоньку пошла к кухне. На шум. И не пожалела, что не стала с порога голосить.

Максим стоял к ней спиной. В одних джинсах. Около плиты. Судя по тихому шкворчанию масла и запаху яиц — готовил завтрак.

Мышцы его спины перекатывались под плотной кожей, собирая её в красиво очерченные бугорки. У всех этих мышц есть названия. И Света, как медик, наверняка их знает. Но, ей-богу, не будешь же ей звонить и спрашивать. Поэтому Женька просто смотрела на длинное углубление по самому центру спины — под ним прятался позвоночник. У плеч — крупные крылья, прикрывающие лопатки. Они живо шевелились, когда Максим делал что-то на плите. На предплечье сзади можно было различить надутую вену, стремящуюся к широкому запястью. А выпуклый треугольник стремился к крестцу и прятался под широким джинсовым поясом.

— Привет, — тепло поздоровалась Женька.

Первым порывом её было сделать сюрприз и молча обнять парня со спины. Но получать какой-нибудь лопаточкой не хотелось — а с испугу можно сделать и не такое. Так что Женка сначала подала голос, и только потом обхватила Макса сзади.

Тот обернулся на её голос, но увидеть Женьку не успел — она уже прижалась к нему. Плечо защекотало мягкое дыхание, а где-то в районе широчайшей мышцы спины через тонкую ткань он различил упругое прикосновение грудей. И едва не ошпарился и край сковородки.