Хоши вдруг вспомнила, как в далеком детстве одним утром ее мать нашла Томоэ, стоящую босой по щиколотку в выпавшем ночью снегу. Томоэ решила, что это поможет ей стать более выносливой. Матушка тогда жутко всполошилась, а отец отчего-то улыбался, особенно когда Томоэ подхватила простуду после прогулки по снегу.

Погладив ручки плотно закрытых дверей, Хоши с нежностью улыбнулась и продолжила свой путь по коридору. Ей будет очень, очень не хватать Томоэ, но она верила, что та обязательно приедет на церемонию. Если ее сестра дала слово, то ни за что от него не отступится.

Тетушка Ханами вместе с парой служанок ждала ее в комнате с очагом. Тут же стояла широкая дубовая бочка, наполненная водой, с поверхности которой в воздух поднимался пар.

— Что-то ты долго шла, девочка, — тетушка Ханами недовольно нахмурила брови. — Опять Сарада заболталась по дороге.

— Нет, тетушка, сестричка Сарада не припозднилась. Я задержалась, потому что захотела показать ей кимоно.

Ханами посмотрела на нее с недоверием, но ничего не сказала, и молча кивнула служанкам, чтобы те приготовили купальные простыни. Хоши выдохнула про себя и принялась раздеваться. Стыдно признаться, но порой она побаивалась свою тетку по матери — такой суровой казалась иногда Ханами.

Хоши понимала, что став женой одного из самураев ее отца и не получив еще в детстве должного воспитания, тетушка Ханами по сути стала одной из слуг клана Минамото. Но ни мать, ни даже отец никогда не считали ее прислугой, и в тот единственный раз, когда Хоши отказалась ее слушаться, крикнув в лицо, что та служанка и не имеет права ей приказывать, ей так досталось от отца, что больше ничего подобного Хоши не говорила и не думала никогда.

В две пары умелых рук служанки и тетушка помогли ей выкупаться и вымыть волосы. Они размяли ее напряженные мышцы на спине и плечах, что еще ныли после вчерашней тренировки, и тщательно натерли голову мыльным корнем, до скрипа ее длинных, густых волос. Ханами руководила девушками, но сама завернула Хоши в широкие простыни, когда та вылезла из бадьи, и сама принялась потом сушить и расчесывать ее волосы, и Хоши, зажмурившись, гнала от себя мысли, что на месте тетки должна быть ее матушка.

— Не подшучивай над женихом при Такеши-саме, — озабоченно хмурясь, наставляла ее Ханами. — Все же завтра он станет твоим мужем.

— А я и никогда не подшучивала, — Хоши наивно захлопала ресницами, но судя по смешку тетушки, та в ее притворство не поверила ни чуть.

В один из нескольких раз, что Хоши виделась со своим женихом, она вызвала его на поединок (потому что услышала от кого-то в Камакуре, что ее мать вызвала так отца, и думала, что это достойная традиция), и побила, чем безумно гордилась и о чем постоянно напоминала несчастному Санэтомо-куну, которому и так пришлось столкнуться с недовольством отца. И вдобавок ко всему свидетелем того поединка стал Такеши, так что мальчишка еще и опозорился перед тем, кого безумно и слепо почитал.

— Идем, — Ханами набросила ей на плечи тяжелый плащ и подтолкнула в сторону дверей. — Я причешу тебя и помогу одеться.

Тетушка действовала споро и аккуратно, вплетая в прическу племянницы ленты и украшения; она завязала оби красивым узлом и разгладила каждую складочку на кимоно.

Хоши вздохнула и уже в который раз крепко закусила изнутри щеку.

— Мне сказали, ты велела приготовить комнату Томоэ? — в интонации Ханами прятался непроизнесенный вслух вопрос.

— Она приедет! — Хоши тряхнула волосами и упрямо поджала губы. — Она обещала.

— Не шевелись, растреплешь же прическу! — недовольно произнесла тетушка. Она покачала головой, но не стала ничего говорить о Томоэ. Если ее племянница так хочет в это верить…

— Матушка! — звонкий голос Сарады раздался еще из коридора, и уже спустя мгновение запыхавшаяся девочка влетела в комнату. — Нобоу-нии-сан сказал, что отец и Такеши-сама достигнут поместья через четверть часа!

— Сарада, совсем необязательно носиться по коридорам и так кричать, — Ханами строго поглядела на дочь. — Ты же знаешь, что в этом крыле дома нельзя громко разговаривать.

Замерев в дверях, девочка недовольно насупилась и шмыгнула носом, и Хоши подмигнула ей, убедившись, что тетушка их не увидит.

— Ну что ж, — Ханами придирчиво оглядела племянницу со всех сторон, в последний раз провела рукой по ее прическе, поправила невидимые складки на кимоно. — Ты красавица, Хоши.

— Все твоими стараниями, тетушка, — Хоши сверкнула озорным взглядом. — Спасибо тебе!

— Но характер все портит, — Ханами покачала головой.

К моменту, когда через главные ворота поместья проехала длинная колона всадников — отряды Минамото и Асакура, — Хоши уже стояла на крыльце и за расслабленной улыбкой пыталась безуспешно скрыть охватившие ее вдруг волнение и трепет.

Она чувствовала за своей спиной присутствие Ханами, и это ее успокаивало. По крайней мере, она была не одна. Как глупо! Ведь очень скоро она в одиночестве отправится в клан Асакура, так отчего она нервничает сейчас?

Когда Хоши увидела отца, то испытала огромное облегчение. Она с жадным вниманием смотрела, как тот спешивался с коня — без былой легкости, но все еще мягко и плавно. Потом она перевела взгляд на младшего брата — тот уже соскочил на землю, пока его жеребца под узды придерживал один из самураев, и подошел к отцу. Они обменялись парой фраз, и Такеши усмехнулся, покачав головой.

Младший брат.

Хоши возненавидела его, как только увидела. Ведь ее мать заболела сразу после его рождения. Но отец быстро все пресек, рассказав ей, кто настоящий виновник случившегося с Наоми. И что именно с ней случилось. После услышанного Хоши взглянула на брата совсем по-иному. Он стал для нее олицетворением силы и стойкости ее матери, ее борьбы и решимости. Она полюбила его так сильно, как не любила, наверное, даже отца. Ведь младший брат — часть ее матушки.

Очнувшись от воспоминаний, Хоши, наконец, посмотрела на своего жениха, который, напрочь, все это время не отводил от нее восхищенного взгляда. Позади него она увидела незнакомого мужчину в сером кимоно с пятью камонами, в лице которого смутно угадывались характерные черты мужчин из клана Асакура. Она напрягла память, вспоминая, были ли у отца ее жениха братья, и решила для себя, что тот должен быть одним из них.

Санэтомо-кун же так и замер на месте, неосознанно сжимая в руке поводья, и все смотрел и смотрел на Хоши. Она знала, что была красива, потому что унаследовала от родителей их лучшие черты. И надела сегодня фурисоде, которое носила еще ее мать — светлый шелк цвета нежно-розового рассвета, роскошная, насыщенная вышивка по подолу, длинные летящие крыльями рукава, струящаяся по ее телу ткань.

Пытаясь спрятать усмешку — потому что ее жених все еще не двигался — Хоши легкой, плавной походкой направилась им навстречу сама.

— Добро пожаловать домой, отец, Санэтомо-сан, Таро*-кун, — она остановилась в шаге от мужчин и поклонилась.

Такеши задержал на дочери дрогнувший взгляд и, приблизившись, поцеловал в лоб. Он почувствовал, как Хоши потянулась к нему, не отдавая себе в том отчета.

— Здравствуй, Хоши-сан, — ее жених, наконец, отмер, подошел к ней и поспешно обернулся к незнакомому мужчине, стоявшему в отдалении от него. — Пожалуйста, познакомься с моим дядей — Асакура-но Ёсицунэ.

— Добро пожаловать, Ёсицунэ-сан, — Хоши приветливо улыбнулась и вновь поклонилась.

Ей не понравился взгляд Асакура — слишком цепкий и пристальный, но она ничем не выдала себя. Она должна быть спокойной, словно гладь воды, она должна быть счастливой, словно по-настоящему влюбленная невеста, и она должна смотреть прямо в глаза Асакура; так, чтобы никто не понял, что она знает. Никто из них не должен догадаться, что она знает, что случилось с ее матерью по вине Дайго-сана.

И что потом сделал ее отец, чтобы отомстить за мать.

— Идемте в дом, — Хоши повела ладонью в сторону, и длинный широкий рукав фурисоде плавно заскользил по воздуху следом. — Должно быть, вы устали с дороги? Для вас подготовлены комнаты и горячая вода, и слуги принесут вам легкий перекус перед вечерней трапезой.