Чтобы хоть как-то развеять одолевший его сонм темных мыслей, Глеб велел вознице ехать к дому Квинкадзе, и, к его великому удивлению, тот не возразил, молча поворачивая свою карету в ближайший переулок.

— Ты что, знаешь, где он живет?!

— Кто же этого не знает! В этом доме каждый сочельник устраивают благотворительные обеды для всех желающих.

Оказалось, что узнать адрес Леоны проще простого.

Весь остаток дня Танаев провел, вышагивая вокруг высокой, неприступной для простых смертных ограды. Ему ничего не стоило преодолеть эту преграду, но врываться в дом Леоны силой — только этого ему сейчас и не хватало.

В конце концов, совершенно отчаявшись дождаться случайного выезда из ворот дома, больше похожего на замок, какого-нибудь транспорта, он дернул за тяжелое бронзовое кольцо и услышал протяжное «бом-бом» сигнального колокола.

Маленькая дверца сбоку ворот почти сразу же приоткрылась, и на улицу выглянул привратник в красной ливрее.

— Чем я могу быть вам полезен, сударь?

— Мне нужно увидеть вашу хозяйку. Леону Квин-кадзе, не могли бы вы попросить ее принять меня?

— Что вы, сударь! — Привратник всплеснул руками. — У нас такое горе, вот уже вторые сутки Леона не возвращается домой! Детективы сбились с ног, разыскивая ее! Мне приказано немедленно заявить в полицию, если кто-то будет ею интересоваться!

— Не делайте этого. Забудьте все, о чем я вас просил! — Глеб торопливо сунул в руки привратника крупную купюру и торопливо пошел прочь.

Мир вокруг Танаева окончательно потемнел, словно все небо над городом покрылось грозовыми тучами. И теперь у него не оставалось иного выхода, как только идти напролом до конца.

— Турнира вам захотелось? Ну, я вам покажу турнир!

Утром третьего дня Танаев наконец узнал, с кем ему придется сражаться на турнире. Увы, его врагами оказались вовсе не претенденты на тепленькое местечко в охране императора, как он легкомысленно рассчитывал. Схватка предстояла с теми, кто убид Храменко, похитил Леону и теперь охотился за ним.

Он узнал об этом, навестив тайную резиденцию монашеской общины, адрес которой оставили ему на самый крайний случай. Теперь такой случай наступил.

Едва успел Танаев произнести имя Крауса, желая выяснить наконец, кто внес деньги за его участие в имперском турнире, как монах, одетый в гражданский костюм, который сидел на нем не лучше рясы, вскочил и замахал на него руками:

— Не произносите этого имени в стенах нашей обители!

— Где же еще я должен его произнести, если желаю узнать наконец, что собой представляет мой враг или друг? Ведь он заплатил за мой патент!

— Это проклятый чернокнижник, давно замеченный в связи с темными силами нижнего мира. Раньше он вел себя тихо и долго ждал того дня, когда на всех нас обрушится несчастье нашествия. Теперь же осмелел, власти не трогают его. Он открыл проклятый храм в Северной слободе. Храм, официально посвященный Черному Арху. И теперь с попустительства имперских властей проводит в нем свои кровавые службы.

— Спасибо за информацию, — сказал Танаев, не слишком огорченный этой новостью. — С Черным Архом мне уже приходилось встречаться. Не думаю, что его служитель окажется хитрее своего господина.

— Ты слишком самонадеян, сын мой. В этом мире властвуют совершенно иные силы, чем в нижнем. Там тебе помогал сам светлый Прометей, здесь ты один, и если твой враг окажется сильнее, чем ты предполагаешь, ты можешь погибнуть. Не помогут устоять все твои особые способности. Ты, наверно уже заметил, что уйти в ментал отсюда, из мира Земли невозможно. И в сотни раз хуже поддается твоему воздействию человеческая психика. Кое-что у тебя получалось, конечно, с простыми людьми, но на турнире тебе придется столкнуться с настоящими мастерами черной магии. Что же у тебя останется против них? Сила и необычная скорость? В этом они не уступят тебе.

— Ты слишком хорошо осведомлен о моих способностях, монах. Кто ты на самом деле?

— Вот видишь! Тебе уже всюду мерещатся враги!

Они добились своего, ты потерял равновесие духа, а для воина в день решительной схватки оно важней любого оружия! — произнеся эти слова, монах провел рукой перед своим лицом, и сквозь маску незнакомого Танаеву валамца проглянуло светлое лицо Александера.

— Я слежу за тобой с того момента, как ты вновь появился на Земле, и должен заметить, что твои поступки после возвращения далеки от идеала! Ты поддался на провокацию Талы и зачем-то вступил с нею в схватку, растратив на это слишком много отпущенных тебе сил, которые так понадобятся в день предстоящей битвы. Тебе удалось изгнать ее и заодно озлобить. Демоны не прощают тех, кто оказался сильнее их в открытом поединке, они могут ждать годами своего часа, чтобы отомстить обидчику.

— Я знаю! Имел возможность убедиться… — пробормотал Танаев, чувствуя, что упреки Александера справедливы.

— Но этой ошибки оказалось недостаточно! — продолжал старец. — Ты увлекся освобожденной женщиной. Нет ничего дурного в том, чтобы полюбить женщину Но накануне решающей схватки дух воина Должен быть абсолютно свободен. Он обязан думать лишь о врагах и о своем с таким трудом добытом оружии, до которого ты теперь не сможешь дотянуться… Меч ревнует тебя к этой женщине, он знает, что твои чувства принадлежат не ему!

— Ну, это мы еще посмотрим! В нижнем мире он признал во мне хозяина.

— Это хорошо, а ты попробуй позвать его сейчас!

И Танаев попробовал, обнаружив в маленьком клочке замкнутого пространства, в котором хранился образ волшебного меча, лишь глухую бетонную стену. Это оказалось настолько неожиданно, что Глеб окончательно растерялся и, не выдержав испытующего взгляда Александера, отвел глаза в сторону.

— Вот видишь… У тебя остается всего один день. Ни отсрочить этот поединок, ни уклониться от него ты не сможешь. Даже если ты не придешь на турнир и покинешь столицу, враги настигнут тебя в любом месте. Тогда все будет еще хуже, потому что беглец всегда становится легкой добычей. Только воин, идущий навстречу опасности, может надеяться добыть победу в схватке.

На какое-то мгновение в голове Танаева действительно мелькнула мысль о побеге, но он отбросил ее раньше, чем Александер успел это почувствовать.

— Я приму поединок, обладая теми силами, которые у меня остались, раз уж ты не собираешься мне помогать!

— Если бы я мог! Но в этом мире от меня сохранилась лишь оболочка, сотканная из легкого эфира, ее и увидеть-то может далеко не каждый! Я могу лишь давать советы, которые ты не слушаешь!

После этого, как показалось Танаеву, незаслуженного упрека он почувствовал, что теряет терпение. Последнее время он стал замечать, что терпения у него остается все меньше, а гнев загорается все легче, лишая его остатков хладнокровия, так необходимого во время серьезного поединка. Но, даже вспомнив об этом, он не сумел сдержаться и возразил:

— Советы давать нетрудно. Однажды я послушался твоего совета и на несколько лет застрял в нижнем мире, теперь ты говоришь, что все тяготы, которые мне пришлось там претерпеть, оказались лишними, а усилия бесплодными!

— Я этого не говорил!

— Тогда скажи, как мне вернуть меч Зевса?

— Этот меч обладает собственной волей. Никто не сможет его вернуть, если он сам этого не захочет.

Вопреки желанию Танаева турнир состоялся точно в назначенный день. Он прибыл во дворец императора заранее и всю дорогу до дворца проделал с максимальной осторожностью, ожидая нападения из-за каждого угла, но никто не собирался на него покушаться.

Турнирная арена оказалась неожиданно большой. Казалось непонятным, как может такая огромная площадь, окруженная вспомогательными строениями, скрываться в дворцовом парке. Но она располагалась в нем настолько скрытно, что с улицы заметить крыши ее невысоких строений было совершенно невозможно. И человек, впервые оказавшийся перед ее воротами, не мог сдержать внутреннюю дрожь.