Вопрос в том, что… что именно я только что передала своим взглядом, оглянувшись на него? Неужели я, по сути, только что пригласила его пройти посмотреть на меня? Принять душ со мной? Трахнуть меня?

Я не могу перестать думать об этом, пока собираюсь в душ, ощущая легкую дрожь в костях.

Добравшись до ванной наверху, я начинаю закрывать за собой дверь, но по какой-то причине в последнюю минуту решаю оставить ее приоткрытой. Почему? С точки зрения логистики, потому что наших родителей нет дома, а у Гаррета нет причин находиться здесь.

Почему я на самом деле оставила ее открытой? Потому что я хочу верить, что он окажется по другую сторону этого.

Это безумие, потому что Гаррет ни за что не стал бы наблюдать за мной в душе. Так с чего бы мне вообще так думать? Может быть, потому, что я этого хочу?

Когда я снимаю с себя одежду, я думаю о Дрейке и о том, что он сказал мне во время нашего звонка, о том, что он вуайерист. От одной этой мысли у меня в животе порхают бабочки. Как может что-то столь, казалось бы, безличное казаться таким интимным?

Мысль о том, что эти таинственные глаза смотрят на меня… как будто они существуют только для одного его взгляда, заставляет меня чувствовать себя сексуальной и желанной, чем когда либо.

Так что, возможно, именно поэтому я оставляю дверь открытой, вставляя Гаррета вместо Дрейка в свою фантазию. Я представляю, как он заглядывает в щель, наблюдая, как я раздеваюсь. И когда я забираюсь в душ со стеклянными дверями и прекрасным обзором, я почти чувствую на себе его пристальный взгляд. Поскольку стекло запотевает от горячей воды, я не знаю, там ли он, но, честно говоря, меня бы это не беспокоило, если бы он был; на самом деле, я бы хотела, чтобы он был там.

Возможно, это единственная причина, по которой я снимаю съемную насадку для душа со стены, убавляю нагрев воды и направляю интенсивную струю между ног. Я прислоняюсь к стене, закрываю глаза и представляя Гаррета — или это Дрейка — стоящего по другую сторону приоткрытой двери, наблюдающего за тем, как я кончаю с такой силой, что мой позвоночник выгибается дугой, и я издаю приглушенный крик.

После душа, я выключаю воду и тянусь за полотенцем, висящим на крючке. Обернув его вокруг своего тела, я выхожу на коврик.

Стук в дверь заставляет меня подпрыгнуть, и мое сердце коверкается в груди. Она медленно открывается, когда Гаррет говорит: — Тук-тук.

Что он здесь делает? Это… из-за того зрительного контакта ранее? Он здесь для того, чтобы…заняться со мной сексом?

Нет-Нет-Нет-Нет.

Я стою там, капая на коврик для ванной, с открытым ртом, когда Гаррет входит в комнату, в голове у меня полный туман. Он крадется ко мне, пока не оказывается всего в дюйме от меня. Я едва достаю до его плеч, поэтому мне приходится смотреть ему в глаза снизу вверх.

— Что… — Идиотски бормочу я.

Он наклоняется так близко, что у меня перехватывает дыхание, и я не могу поверить, что это происходит на самом деле. Я имею в виду, я действительно оставила дверь открытой, подсознательно приглашая его войти, не так ли? Выходя из кухни, я, по сути, послала ему взгляд “иди и трахни меня”, и в сочетании с открытой дверью это были все знаки, в которых он нуждался. На самом деле я не придала этому особого значения. Поэтому я не должна удивляться, что мой сводный брат прижимается ко мне всем телом, в то время как на мне нет ничего, кроме полотенца, наклоняясь все ближе и ближе, пока наши губы вот-вот не соприкоснутся.

Мои дрожащие пальцы выпускают полотенце, и оно падает к моим ногам, оставляя меня обнаженной перед Гарретом. От возбуждения и прохладного ветерка мои соски напрягаются и нежно задевают его рубашку. Кривая улыбка приподнимает уголок его рта, но его глаза остаются сосредоточенными на моих.

Затем, как раз в тот момент, когда я думаю, что он собирается поцеловать меня, он начинает отстраняться. Замешательство сотрясает мой мозг, и я хмурю лоб. Он не прекращает двигаться, пока не отступает назад, и я смотрю вниз замечая бутылку Геля для душа в его руках.

— Извини, — говорит он с озорной ухмылкой. — У нас закончилось мыло в ванной внизу.

Мой рот снова приоткрывается, но прежде чем он поворачивается и выходит из ванной, он окидывает взглядом мое все еще обнаженное тело. Затем победоносное выражение появляется на его лице, когда он поворачивается, чтобы уйти.

Тем временем я стою здесь, ошеломленная тем, что позволила ему добраться до меня.

Снова.

—

Таверна Майклу находится чуть ниже по склону от дома. К тому времени, когда мы с Гарретом начинаем пробираться туда, уже темнеет. Каждый раз, когда мимо нас проезжает машина, он встает между мной и дорогой, прижимая меня к обочине, как будто я ребенок, который рискует броситься под движущую машину. Я немного смеюсь каждый раз, когда это происходит, но внутри мне это нравится.

Наши родители сидят за столиком в глубине зала и сразу же замечают нас. Они машут нам, и, как обычно, они не одни. Когда мой взгляд натыкается на новое лицо за столом, я останавливаюсь. Не потому, что я не знаю, кто он, а потому, что он молод, хорош собой, и моя мачеха держит руку на спинке его стула. Еще до того, как я подходе к группе, я могу сказать, что она пытается свести меня с красивым мальчиком моего возраста.

— Моя мачеха — общительная бабочка, что отлично подходит моему отцу, который склонен быть немного одиноким. Приятно видеть их с друзьями и наслаждаться полноценной жизнью. Даже если он всегда выглядит более усталым, чем был раньше, — признак того, что рак все еще берет свое.

— Мия, подойди и сядь сюда! — Зовет Лора. — Я хочу тебя кое с кем познакомить.

Парень улыбается и неловко машет мне рукой. Пристальное внимание Гаррета приковано ко мне и к этому новому незнакомцу, к которому меня ведут.

— Привет, — заикаюсь я.

Лора пододвигается к креслу, оставляя одно между ними для меня.

За столом рядом с моим отцом есть еще одно свободное место, так что мы с Гарретом находимся как можно дальше друг от друга. Наверное, это хорошо, но я все равно испытываю странное разочарование.

Как только я сажусь, я смотрю на него, и его глаза словно лазер сфокусированы на мне, его челюсти сжаты, а плечи напряжены. Если бы я не знала его лучше, я бы сказала, что он выглядит немного ревнивым.

— Мия, это Риз. Он сын Марсии и Тодда. Он только что окончил Йельский университет!

— Ого… поздравляю, — говорю я, заставляя себя улыбнуться в его сторону.

Риз красив, у него пышные черные волосы и яркие золотисто-карие глаза.

— Риз, это моя прекрасная дочь Мия, — говорит Лора, дотрагиваясь до пряди моих серебристо-светлых волос.

Но затем над столом раздается громкий голос: — Она не твоя дочь.

Все замолкают, и все взгляды устремляются на Гаррета. И, как и все остальные за столом, я смотрю на него широко раскрытыми глазами, а он съеживается от стыда, как будто только что осознал, что сорвалось с его губ.

— Конечно, да, — отвечает Лора, обнимая меня за плечи.

За столом возобновляется непринужденная беседа, и пока Риз и Лора болтают о школе и бизнесе его родителей на курорте на озере неподалеку, я продолжаю поглядывать на мужчину, который дуется на другом конце стола. Что, черт возьми, все это значит? Внезапно у него возникают проблемы с мамой, и он ревнует к тому, что его мать считает меня своей дочерью. Раньше это никогда не было проблемой.

На самом деле, мне нравится, когда Лора называет меня своей дочерью. Я не помню свою собственную мать, но, судя по тому, что я слышала, она была прелестна. Однако это не меняет того факта, что ее не существует в моей памяти. Вместо этого Лора сопровождала меня на экскурсии, покупала мои первые макси-юбки и водила по магазинам за платьем для выпускного вечера. У нее никогда не было дочери, а у меня никогда не было матери… так что какая разница, если она называет меня своим.

Единственная причина, по которой я могу думать, что он так взбесился, — это то, что его мать, называющая меня своей дочерью, делает это слишком странным для него, учитывая то, что произошло между нами за последние двадцать четыре часа. Где была сексуальная энергия, которой раньше не было, и нам обоим было бы намного легче справиться с этим, если бы наши родители не относились к нам как к кровным братьям и сестрам.