Литмир - Электронная Библиотека
A
A

— Ладно, — процедила она наконец. — Только потому что я такая добрая. С тебя еще кормежка.

Веления покорно кивнула.

Младенец заорал.

— Высуши его одеяло, что он орет то и дело, — раздраженно посоветовала Наёмница и подвесила кинжал на пояс. — Ты вообще кормила его сегодня?

Веления посмотрела на младенца.

— Точно, — сказала она и торопливо зашарила по груди, развязывая спутанные тесемки.

«Дура, — мысленно прокомментировала Наёмница. — Беспросветная дура».

После очередного замечания Наёмницы Веления все же удосужилась достать из мешка чистую пеленку и перепеленать младенца, после чего они продолжили путь. Они позавтракали на ходу из припасов Велении. Три печеных картофелины — вот, собственно, и все припасы. Одну картофелину получила Наёмница. Не успела она насладиться пищей, как та уже закончилась.

Насосавшийся молока и в кои-то веки сухой, младенец сладко спал.

— Куда конкретно идем? — спросила Наёмница.

— В город.

— Это я слышала. Как он называется-то, твой город?

— Пока никак. Он совсем новый.

— А что, новым городам не нужны названия?

— Все зовут его просто «город». Гебер сказал: иди вдоль речки против течения и придешь.

— А тебя туда пустят?

— Пустят.

— У тебя есть печать? Не вздрагивай, мне не нужна, отбирать не собираюсь.

— Ну, есть одна. Гебер был городской. Он продал мне свою.

— А сам как же?

— Сказал, жизнь в городишке паскудная. Он попытал удачи на юге, но и там не срослось. Собирался проводить меня, да податься на север.

— Что ж тебя в этот город тянет, если жизнь там паскудная?

— Я женщина. Мне слоняться по всей стране не пристало. Мне лишь бы жизнь хоть какая-то была, хоть и паскудная. Я шить умею. Может, найду какую-то работу.

— Знаем мы, какая там работа, — буркнула Наёмница. — А ребенок? Без печати его могут с тобой не пропустить.

— Как-нибудь разберусь, — уклончиво ответила Веления. — Две печати я все равно бы не потянула. Слишком дорого. Раньше, говорят, не надо было столько платить. Это из-за войны.

— Расскажи мне, что происходит.

— А ты не знаешь? — недоверчиво осведомилась Веления.

— Нет. Я была… в каком-то другом месте. А затем оказалась здесь. Совершенно неожиданно.

Неизвестно, что подумала по этому поводу Веления и подумала ли вообще, но если подумала, то ничего хорошего. Любая неясность ее тревожила и пугала, впрочем, как и Наёмницу.

— Мы жили в деревушке на отшибе, вокруг сплошные леса, — начала объяснять Веления. — Нормально жили, тихо. До нас доносились слухи, что вокруг все с ума посходили, но в нашей деревне все было в порядке. А потом начало… вползать. За год все так переменилось. Я теперь вообще не понимаю, что происходит. Везде опасно. Разные сволочи слоняются целыми отрядами. На нашу деревню напали, все выжгли, есть стало нечего, — Веления скорбно оскалилась. — Сволочи, сволочи, собственными ногтями разодрала бы на куски. И тут мне очень кстати повстречался Гебер. Я попросила его проводить нас в город.

— А где ты взяла денег заплатить ему? — спросила Наёмница.

Веления не ответила.

— Мой муженек хорош, — с ненавистью процедила она. — Где-то с какими-то ублюдками. Бросил меня. И теперь я одна должна спасать нашего ребенка. И зачем я только польстилась на его черные кудри…

Они шли весь день и смертельно устали, тем более что были голодны. Во время кратких остановок Веления кормила младенца. Вот кому было хорошо, и он радостно таращил глаза на небо, траву и деревья, ветви которых раскачивал ветер. День был приятно прохладный, что позволило Наёмнице оставить плащ на себе, вместо того чтобы тащить его в руках. Кристалл болтался за пазухой, надежно скрытый плащом. В дневном свете камень казался обычной стекляшкой, и все же не стоило испытывать Велению на честность.

Едва услышав голоса, шаги или стук копыт, они сразу отступали в заросли. Велению особенно беспокоило, что младенец заплачет и выдаст их, поэтому, стоило ему чуть шелохнуться в ее руках, как она впивалась в него злобным взглядом. Младенец же улыбался, а вовсе не плакал. За день мимо них прошла пара отрядов, ведущих меж собой неприятные шумные разговоры, и несколько одиноких путников, тоже, впрочем, довольно подозрительного вида.

Всего в заросли они прятались раз тридцать, потому что нервы у Велении были настолько расшатаны, что она слышала шаги даже когда никто не шагал. Наёмнице это осточертело, и она заявила:

— Хватит. Теперь я решаю, когда затаиться.

***

Наёмница помнила, что это было неприятно, но не помнила, до какой степени. И до чего же холодно! «Я хочу умереть», — подумала она, и сразу почувствовала, что на самом деле ей вовсе этого не хочется. Хотя тогда действительно хотелось. То есть сейчас. Вот как раз в этот момент она должна задуматься, какая смерть ей предпочтительнее — здесь, свернувшейся на полу и промерзшей до костей, как собака в промозглый осенний день, или позже быть убитой, без сомнения, жесточайшим образом.

Ей стало все безразлично.

«Нет, — подумала Наёмница. — Мне вовсе не безразлично! Почему я снова оказалась в пещере? Я должна быть в замке колдуна! То есть уже не в замке… а неизвестно где, в компании скверной тупоголовой девицы… В любом случае из пещеры я выбралась!»

Яркий свет ударил ей в глаза. Она тяжело дышала. Ее босые ступни были изранены, лицо залито подсыхающей кровью. «Хорошо, отлично! — мысленно закричала Наёмница. — Если я вернулась в самое начало, то где же Вогт? Разве он не должен спасти меня?» Ее подтолкнули в спину, и, оказавшись на самом краю угольной ямы, она тоскливо посмотрела вниз.

— Пожалуйста! — жалобно воскликнула Наёмница. — Вы уже пытались меня убить! Делать это еще раз — просто нечестно! Я не понимаю, куда запропастился Вогт и где эти проклятые кочевники!

Ее ударили, и она полетела в яму. Там были ветки, люди, все перемешалось — Наёмница забарахталась, не понимая, где руки, где ноги, где чужие, а где ее собственные. Сверху падали ветки и от этого становилось темно. Она больше не могла видеть небо, и из нее сразу ушли все силы.

— Не надо, не надо! — закричала Наёмница (никто кроме нее не кричал). Она потянула руки к небу сквозь царапающие ветки, и вдруг ладоням стало так горячо…

…что она проснулась от боли.

Гадкий сон.

Наёмница выпуталась из плаща и села. Невероятно ярко светила луна, все заливая белым холодным светом. Несмотря на избыточное освещение, Веления и младенец крепко дрыхли неподалеку. Глаза Наёмницы были мокры от слез, несколько слезинок катилось по щекам. Наёмница вытерла их ладонями. Значит, вот как бы оно все было без Вогта…

Ей стало невероятно тоскливо. Они провели с Вогтом не так много времени, и его мягкий, как кроличий пух, голос и белозубые улыбки вызывали у нее лишь раздражение. Однако сейчас Наёмнице отчаянно хотелось вернуть все обратно. Снова побыть с кем-то, кто не считает ее мусором или угрозой — во всяком случае, какое-то время ей казалось, что он не считал. Тому, что произошло в замке Шванн, обязательно должно быть объяснение… обязательно. Он все расскажет и снова станет хорошим.

Но что, если она навсегда застряла в этом мире? Время истекает, она не успеет выполнить поручение Шванн. Тогда мстительная рыжеволосая дрянь прикончит Вогта, а это даже хуже, чем если Наёмница просто никогда его не увидит. «Будь моя воля, — подумала она, — ревела бы сейчас как ребенок». Хотя что, вообще говоря, ей мешает? Эх, все проблемы из-за ее собственной глупости… ну зачем ей так понадобился тот листочек?

— Что это такое? — сонно пробормотала Веления. — Откуда свет?

— Это луна светит как бешеная.

— Нет никакой луны, дура.

Наёмница убедилась в этом сама, просто подняв взгляд к небу. Тогда что же это? Кристалл! Выкатившись из-под ее плаща, пока она спала, он теперь лежал на траве, испуская интенсивный белый свет, серебрящийся и холодный, как лунный. Наёмница поспешила накрыть кристалл плащом и подгребла к себе.

38
{"b":"865109","o":1}