Наёмница проследила за ее взглядом. Из-под набросанных ветвей торчали чьи-то босые волосатые ноги.

— Вот же гад! — завопила девица, подскакивая к ногам. — Я заплатила ему пятьдесят ксантрий, чтобы он защищал нас, а он, мерзавец, позволил себя убить!

Младенец решил составить ей компанию и тоже заорал.

«Пятьдесят ксантрий», — хмыкнула Наёмница. Определенно не стоит того, чтобы умереть. Просил бы триста, не меньше.

Девица небрежно зашвырнула ребенка в мокрую траву и принялась ощупывать покойника, хотя шанса разыскать деньги уже не было никакого. До нее нашли. Наёмнице стало противно смотреть на мертвую рожу, залитую кровью, и еще противнее на живую, кривящуюся в лихорадочной жадности, поэтому она перевела свой унылый взор на младенца. Младенец был довольно-таки крупный и безобразный, как все младенцы, но (вынуждена была признать Наёмница во избежание лжи самой себе) не настолько уродливый, каким мог бы быть с такой мамашей. На его круглой бестолковой голове пушились светлые волосы. Похоже, ему совсем не нравится лежать в мокрой траве в мокром же одеяле. До чего же гадко орет, аж побагровел от натуги. Уж лопнул бы, наконец.

— Ну ты, пузырь, — пробормотала Наёмница, и если перед мостом колдовские слова ей не удались, то сейчас определенно сработало: младенец неожиданно закрыл рот и слегка повернув голову, выпучив на нее круглые, неопределенного цвета глаза. «Голубые, — подумала она. — Нет, серые. Серо-блекло-голубые», — решила она в итоге.

Младенец продолжал пялиться на нее пристальным изучающим взглядом. Наёмница предпочла отойти. Младенец отследил ее глазами и снова орать не стал.

«Вот же ты дура, — сказала себе Наёмница и осуждающе скривилась. — Сейчас бы проснулась на уютном каменном полу в замке Колдуна в окружении не напрягающих беспамятных людей. А теперь тебя куда занесло! И все потому, что хватаешь что ни попадя!» Кристалл оттягивал рубашку. Наёмница потрогала его сквозь ткань. Нет, эта штука стоила риска, а вот тот листик ей трогать действительно не стоило… И вдруг ее осенило. Колдовские травы! Стоит их заглотить, как она сразу перенесется в замок Шванн!

Она похлопала себя по груди, пытаясь отыскать подвешенный на шею мешочек, и похолодела. Мешочек с травами, серым камушком и золотым шариком отсутствовал. Где она могла его потерять?! Наёмница сломя голову бросилась на поиски. Она металась по берегу, высматривая орлиным взором, но мешочка нигде не было — а ведь она издалека заприметила бы его яркие тесемки. Впрочем, ее не оставляло чувство, что его не было с ней уже какое-то время… кажется, с тех самых пор, как она попала сюда. Могла ли она каким-то образом потерять мешочек где-то в замке Колдуна? Как это неприятно. Нет, куда хуже — омерзительно, ужасно.

Ей отчаянно хотелось выругаться, но она сдержалась, помня о присутствии мышастой девицы, неприкрыто вылупившейся на нее. Впадать в отчаянье в любом случае непозволительно. Думай, думай, думай. Стоит поразмышлять хотя бы о том, зачем ее вообще забросило в это поганое местечко, и какое отношение к этому имеет Вогт — ведь это его имя она прочла на том злополучном листе. И сразу же ей повстречались девица и пучеглазый младенец… если, конечно, не считать первой встречной ту конягу, что чуть не раздробила ей череп. Должен быть во всем этом какой-то смысл?

У Наёмницы уже успело сложиться впечатление, что в Игре все не просто так. Следовательно, и сюда она загремела не просто так, и девица эта не просто так. Поэтому на данный момент лучшее, что она может сделать, — следовать за мышастой и надеяться, что что-то прояснится. Надо расспросить убогую. Может, удастся сориентироваться на местности. «А Вогт, как же Вогт?» — мелькнуло у нее в голове. Сколько времени у нее осталось? Три дня, считая этот. Можно ли за три дня успеть разобраться со всем? Неизвестно. Лучше пока не думать об этом, просто стараться изо всех сил.

Несмотря на весьма сомнительные перспективы успеха, Наёмнице удалось немного успокоиться. К тому же она сочла собственные рассуждения довольно умными, и это ей польстило.

Девица подхватила младенца и ковыляла прочь. Наёмница поспешила нагнать ее. Лицо девицы было мрачно. Деньги она, конечно, не нашла.

— Торикин далеко? — спросила Наёмница.

— Торикин? — не поняла девица.

— Город, большой город, — терпеливо объяснила Наёмница дурочке. — Он называется Торикин.

Девица пусто посмотрела на нее.

— Здесь есть город. Три дня пути. Я как раз туда иду. Но Торикин… первый раз слышу.

Что ж… возможны два варианта. Либо девица совсем темная, носу из своей деревни не высовывала, знать ничего не знает, либо…

У Наёмницы возникло точно такое же давящее ощущение, как тогда, когда ее заперли в клетке. На что она надеялась? Разве не поняла сразу, что, хоть это место и очень похоже на обычную Нарвулу, ничего обычного в нем нет? Она чувствовала это. Не могла объяснить, просто… все как-то не так. Даже воздух другой, она не может ощутить его, вдыхая. Словно во сне. Вот только тут она может потеряться по-настоящему, спасительного пробуждения не дождаться. И огромного, каменного, привычно-омерзительного Торикина здесь может просто не быть.

— Как тебя зовут? — спросила она девицу.

Девица сразу насторожилась.

— Тебе зачем?

— Просто так.

Девица посомневалась еще с минуту и выдавила:

— Веления.

«Врет», — догадалась Наёмница. Объяснить такую осторожность она ничем не могла и не особо пыталась.

— А я — Наёмница.

Небольшие глаза Велении чуть приоткрылись. Казалось бы, вот сейчас Веления начнет задавать всякие неприятные вопросы, но та не стала, погрузившись в тревожные раздумья.

Что-то тускло блеснуло впереди, обратив на себя внимание Наёмницы. Веления не заметила, все еще плескаясь в своих угрюмых мыслях. Заинтересовавшись, Наёмница подошла посмотреть и вздрогнула, осознав, что смотрит на изогнутый клинок своего кинжала. Погруженный рукояткой в землю, он нацелился острием прямо в небо. Почва вокруг лезвия была совершенно не повреждена. Как будто кинжал не воткнули в землю… а он сам поднимался изнутри, аккуратно разрезая поверхность. Подцепив лезвие кончиками пальцев, Наёмница вытащила кинжал из земли.

— Это твое? — раздался прямо над ухом голос этой сучки, Велении.

— Да. Я потеряла его. И вот нашла.

— А. Так ты поэтому носилась как в задницу ужаленная… И что же… ты умеешь с этим обращаться?

Наёмница подбросила кинжал, заставив его перевернуться в воздухе, а затем ловко поймала его за рукоятку и заявила:

— Уж не сомневайся. Любого козла зарежу, как курицу, даже хрюкнуть не успеет.

Теперь в маленьких глазках Велении вспыхнул отчетливый интерес.

— Хочешь предложить мне работенку? — подбодрила ее Наёмница.

— Ты сильна, я вижу… Гебер защищал нас… не займешь ли ты его место?

— Где? — спросила Наёмница. — С босыми ногами под ветками?

Веления растянула тонкие губы в нервной дрожащей улыбке.

— Нет. Охранять нас, пока не доберемся до города. Я заплачу.

— Сто ксантрий в день.

Лицо у Велении вытянулось.

— У меня нет таких денег. Я почти все отдала Геберу. Но я могу давать тебе пять ксантрий ежедневно. Получится пятнадцать ксантрий, — голос Велении стал просительным, почти умоляющим.

Наёмнице вспомнилось, как вчера Веления столкнула ее с насыпи и кричала: «Пошла ты на…»

— Тоже мне, — скривилась она в качестве мелкой мести. — Что мне с твоих пятнадцати ксантрий?

— Пятнадцать ксантрий на дороге не валяются, — робко заметила Веления.

— Я не собираюсь в город.

— Однако же, кажется, и другой цели у тебя нет.

Это был аргумент, и Наёмница сделала вид, что обдумывает жалкое предложение Велении. В обычной ситуации она бы ни за что не согласилась — это ж какой кретинкой надо быть, чтобы работать за пятнадцать ксантрий? Сам тот факт, что Веления осмелилась предложить ей столь смехотворную плату, вызывает недоумение. Но ей в любом случае предстояло следовать за Веленией, даже если совсем бесплатно. У Велении дрожали губы. Наёмница понимала, что девице страшно оказаться без защиты, но нисколько ни жалела ее.